Достав кинжал, я быстрым точным взмахом перерезал запястье поперёк вены — завершать жизнь самоубийством не самое подходяще время, а вот для задуманного крови вполне должно хватить — если, это вообще имеет теперь хоть какой-то смысл...
Капли, быстро становясь струйкой, текли вниз — повернув запястье, я поднёс руку к самым губам ночного. Тёмно-красная жидкость, наполненная моей силой и жизнью, исчезала за бледными губами — но при том он не сделал ни глотка. Только когда из уголка рта у него заструилась тёмная ниточка, я отнял руку.
Платков у меня больше не нашлось — оторвав кусок рукава, я наспех перетянул не желающую уняться рану. Вся одежда ночного на груди покрылась каплями и пятнами крови. Я и не заметил, как уже пробившийся сквозь листву ливень залил всё вокруг. Чёрные мокрые волосы змеились по траве, сливаясь с темнотой — сейчас, без привычного морока, он казался едва ли не младше меня. Только горькая складка в уголке губ, да моя память о прочитанных легендах не позволяли наваждению скользнуть дальше.
Данни, опустив голову и нюхая холодный, полный водяной взвеси воздух, шумно вздохнул. Дождь, глухо гудящий вокруг, выхолодил одежду насквозь. Я и сам не заметил, как закоченел до такой степени, что меня начала колотить дрожь — разве что зубы не клацали. Хотя, возможно, это и из-за кровопотери — немало пришлось её отдать... Только поможет ли? Приподняв голову Даниила, я с замиранием сердца ждал, что кровь выплеснется из тёмной полоски меж приоткрытых губ обратно — но она словно исчезла — хотя ни пульса, ни дыхания по-прежнему не было.
Тело ночного, которое я прижимал к себе, стало таким же холодным как дождь. Ни плаща, ни хотя бы накидки у меня не было — но почему-то хотелось укрыть его. Словно ночной был просто тяжело ранен, и непогода могла лишить его последних крох тепла. Кэльпи по моему знаку перекинулся — стянув тонкий, ещё новый вальтрап, я замотал Даниила в него. Седло, с изрядной долей усталой раздражительности подопнутое кэльпи, улетело в кусты. Ехать в седле без потника и вальтрапа приемлемо для меня — но кожа на хребте коня этого бы не вынесла. С трудом, скользя руками по предательски гладкой мокрой конской шкуре, да ещё и с перекинутым через плечо всё-таки ощутимым весом ночного, я со второй попытки уселся верхом. Меня трясло уже так, что Данни даже оглянулся, проверяя — не падаю ли ненароком.
Возвращаясь обратно к речке, я прижимал к себе Даниила, вцепившись в длинную белую гриву кэльпи. Затянутое обрывком рукава запястье продолжало кровоточить — я вскинул руку вверх, отпустив конские волосы.
— Данник мой! Лети сюда! — я не был уверен, слышно ли меня всегда находящимся где-то неподалёку воронам, но вот запах крови и её призыв они ощутили бы откуда угодно. Бросаемый ветром из стороны в сторону влажно переливающийся силуэт птицы метнулся вниз — на плечо опустилась тяжесть когтистых лап и сильного тела. Снова вцепившись в волосы Данни, я спросил у птицы, кивнув на Даниила.
— Где он живёт? Мне нужно туда.
— Знаю... — с сипом втянув воздух, ворон ударил крылом по спине, взлетая. Здесь уже не видно было сполохов пожара, и только сплетённая для слежки нить позволяла различить в клубящейся сине-серой дождевой мгле чёрный силуэт и направить туда же коня.
Озеро, когда мы пересекали его, оказалось полно тихого звона и ярких брызг — Данни призраком нёсся по нему, иногда чуть скашивая глаз, когда я слегка соскальзывал вбок — вылавливать меня из воды и тащить до берега не на спине ему вовсе не хотелось. Ворон, нарезая неровные круги, вёл к моему временному дому — я даже непонимающе посверлил его взглядом. Но почти в самом конце он ушёл в сторону. Вломившись в кусты на крутом склоне сразу за неплотным рядом деревьев и оставив там обрывки одежды и клочья волос, мы выбрались к высокому кованому забору. Ворон, почти стелясь по земле, взял влево. Копыта чавкали по жиже, пробивающейся меж травы после дождя — лезть через ограду в запущенный сад с крапивой, бурьяном, и ежевично-малиновыми кустами я не рискнул. Птица чёрной тенью вывела к калитке — замок препятствием не стал — кэльпи, сделав поворот на месте, одним взмахом задних ног вынес её, искорёженную, во влажную тишину сада.
Первый страх перегорел, и теперь, прижимая ночного к себе, я словно через мутное стекло усталости воспринимал окружающее. Между не очень высоких, неухоженных и неподрезанных деревьев без какой-либо системы стояли матово-белые, призрачные в дождевом сумраке статуи. В первые мгновения, полуослепший от ручейков воды, стекающих со лба, я принял их за призраков, или стражей сада. Но никто не препятствовал мне, когда я осадил кэльпи перед ступеньками, ведущими ко входной двери.
— Всё, прибыли... — соскользнув с Данни, я перекинул уже отдавившего руки Даниила через плечо, и, презрев правила этикета, с размаху заехал ногой по двери. Она подалась под сапогом так, словно уже была открыта и я чуть не упал на четвереньки, едва удержав равновесие.
Из темноты на меня удивлённо смотрел ребёнок — в молочно-туманном платьице, со взлохмаченной шевелюрой, словно состоящей из тоненьких ивовых и тополёвых веточек.
— Что?!
Я прошёл внутрь, перехватывая замотанного в вальтрап Даниила покрепче. Девчонка попятилась, с ужасом глядя на окровавленные руки и тёмные влажные лужицы, натекающие с моей ноши на деревянный пол.
— Ты сама-то что за птица? — наугад открывая двери, я шёл по молчаливому, в дождь полному сумрачных теней дому.
Девчонка, по-моему, это была Огонёк в одной из своих бесчисленных ипостасей, только поспевала следом. Она одной рукой зажимала рот — то ли от страха и волнения, то ли непроизвольно пыталась не шуметь — голова Даниила моталась в такт шагам, и даже непрофессионал заметил бы, что это неестественно.
С самого верха неширокой лестницы, уводящей в темноту второго этажа, мерцающими в полумраке глазами, молча и испуганно, наблюдал за происходящим волчонок.
Я, наконец, выбрел на комнату с кроватью, и свалил ночного кулём на покрывало. Одна рука свесилась вниз, и с кончиков пальцев тягучими тонкими струйками потекло что-то тёмное, словно табачный дым закручиваясь в завитки.
— Что... Что произошло?! — дрогнувшим голосом прошептала за спиной фэйри. — Он... умер?..
— Я его подстрелил. Но не уверен, что он мёртв, — я размотал вальтрап, укладывая Даниила так, словно он ещё мог проснуться. Надеясь, что он проснётся... Тело оставалось по-прежнему неправдоподобно расслабленным, а все конечности вихлялись в суставах как на шарнирах. Уложив его ноги поровнее, я отер воду со лба.
Огонёк вытаращилась на меня так, словно я был, по меньшей мере, демоном. Проследив за её взглядом, я заметил, что вытер лоб левой, окровавленной рукой. Ну да, ну да — кровавое чудовище... Я присел на кровать — Даниил по-прежнему не дышал, платки стали влажными и от дождя, и от крови, просачивающейся сквозь ткань до сих пор — но не покидало его что-то... Почти призрак тепла. Хотя мы и ехали под проливным дождём порядочное время.
— Наверно, он через какое-то время очнётся — очнулся ведь уже один раз... Да и вряд ли бы он столько протянул, при своём вопиющем идиотизме, если б не был удивительно живуч! — меня всё ещё трясло.
Девчонка, стоявшая в дверном проходе, вышла из оцепенения, и, подскочив, с размаху залепила мне пощёчину.
— Да как ты смеешь!!! Ты его застрелил, а теперь ещё и глумишься?!! — вцепившись в плечи, фэйри начала меня трясти — это была уже девушка, и силы ей было не занимать.
— Отстань!!! Он вообще ни черта не соображает, а лезет куда не просят!! Твой разлюбезный Наэийтссша сам встал под пулю — идиот!!! — я перехватил её за запястья, отрывая от себя и закидывая в угол кровати. Она тут же сжалась, вновь становясь ребёнком — уткнулась в мокрые холодные штанины, облепившие ноги Даниила, и заплакала навзрыд.
— Тише ты... — я осторожно провёл рукой по виску Навь. Чёрные влажные прядки, мягкие, как проточная вода, проскользнули между пальцев. Тёмные ресницы не подрагивали, узкой полоской приоткрывая черноту зрачка, заполнившего радужку и белок. На лице застыло зыбкой тенью выражение запредельной усталости, а черты заострились, словно вся сила его ушла вместе с кровью в землю и камни, в темноту влажных ночных листьев...
— Он должен очнуться. Я читал. Я напоил его своей кровью — это должно помочь — но не знаю, когда это произойдёт. Просто не надо его сейчас тормошить и трогать — он... не остывает больше.
— Куда уж больше!!! — Огонёк размазывала слёзы ладошкой по щекам, глядя с ненавистью на меня. — Он весь холооодный...
— Ладно... — я ещё раз взглянул на Даниила. И в самом деле — мертвец мертвецом. — Я ещё приду. Пусть пока... отдыхает. Если даже он решит уйти, думаю, ему есть что искать и там...
Я вышел, прикрыв за собой дверь. В пустой комнате, сидя в ногах мокрого тела, плакала маленькая фэйри...
Дом молчал, когда я спускался по ступеням крыльца. Мокрый Данни с облепившей шею гривой смотрел в беснующееся небо, прикрыв глаза от падающих капель — спина его уже очистилась — вся кровь ушла в землю — кровь всегда уходит в землю... Земля...
Я с трудом поднял голову — безумная ночь вместе с этим ночным почти лишила меня сил. Медленно, словно старик, я вновь сел верхом, скользя влажными руками по гладкой мокрой шерсти, и направил Данни к озеру.
Свинцовая вода колыхалась, пестрила крошечными кратерами от падающих водяных стрел. Ветви ив пытались преградить путь — но, найдя свой старый пролом, мы выехали на зыбкую поверхность. Содрав сапоги и безрукавку, я швырнул их на берег, и, прямо в рубашке и штанах упал в воду — ещё пара таких истощающих силы ночей, и просто свалюсь... Показавшаяся ледяной вода обожгла, заставив сперва захлебнуться. Гибкое призрачно-белое тело вытолкнуло меня к поверхности — кэльпи тоже плыл рядом. Я судорожно, рывками, продвигался вперёд — к камням. Над ними, страшная в ливне, висела радуга — не семицветная, а матово-голубая, с плавными переходами одного оттенка в другой — и звон, льющийся по всему озеру, здесь слагался в песню — Терновка пела. Или колдовала — что было для неё одним и тем же. Она улыбалась — а её жёлтое платье казалось почти прозрачным, и волосы зеленовато-русым веером вздымались за спиной, сплетаясь с хрустальными нитями раскинутых вокруг камней крыльев — крыльев, которые были только у Древних. После Исхода уже никто не рождался с таким — всё исчезло...
Вода обняла ладонями силы — поднимая или опуская — я не мог разглядеть ничего, а меня качало, облекая в призрачные латы, и гладили по спутанным волосам проворные пальчики... Казалось, что я тону — но внезапно её глаза, похожие на кварц, оказались близко-близко — она серебряно рассмеялась, и закрыла мне лицо ладонью...
10. лат. индексу запрещённых книг вернуться
11. лат. книги упомянутые ниже вернуться
12. лат. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь.вернуться
13. лат. в полном объёме вернуться
14. лат. жизненная биография вернуться
15. лат. обвинения вернуться
16. лат. пытка по чужому делу вернуться
17. лат. обет воздержания вернуться
18. лат. пытка по собственному делу вернуться
19. лат. испытание плоти — сожжение вернуться
20. Молот Ведьм вернуться
21. лат. и да сияет им свет вечный вернуться
ПЯТНИЦА 11 АВГУСТА
к оглавлению
— Ээ.. Хозяяяин..
Меня кто-то ощутимо тряс — в который раз уже за этот вечер... ночь, или уже утро? Я прижмурился, глядя на чистое, тихое небо с редкими облаками за окном. Судя по холодноватым косым лучам, начиналось раннее-раннее утро. Данни, сидящий рядом на кровати, подозрительно на меня поглядывал. Я вспомнил, что вчера, набравшись всё же силы из источника Хозяйки озера, кое-как выполз на берег и доплёлся до дома. От меня, как ни странно, не пахло ни тиной, ни илом, которого вчера в воде, взбаламученной дождём, было полно.
— Чего тебе? — я сел, продирая пятернёй волосы. Н-да... что будет у Навь на голове, когда он очнётся — подумать страшно. Я упорно гнал мысль, что он может и не очнутся, и что мой выстрел оказался абсурдной точкой в этой легенде длиной в несколько тысяч лет. Ночного, который шутя раскидывал целые отряды, и внушал ужас своей кровожадностью, застрелил случайно один не самый сильный и выдающийся сид. Из пистолета автоматической системы Браунинга, придуманного людьми. На заводе. Перед двумя скоро опочившими свидетелями этого, вне сомнения, исторического события. Тоже людьми. Нет, бред, словоблудие — он бы в самом деле умер ещё в незапамятные времена, если б обычным выстрелом его можно было упокоить на бесконечно долгий срок. Это же абсурд! Но, хотя... в сердце же всё-таки. Может, из пистолета в него так ещё не стреляли? Есть же пределы у их регенерации...
Кэльпи, чуть кашлянул, прерывая моё задумчивое распутывание волос.
— Ты это...
— Чего? — я вылез из постели, разматывая вчерашнюю повязку из рукава. Ну вот — ещё и рубашку для работы испортил. А, это ж не на выход — пусть домовой обратно пришьёт!
— Так это... готовить будешь? А то мы вчера всё съели...
— Буду-буду... сгинь пока... — махнув на него рукой, я стянул одежду — всё ещё влажную и слегка прилипающую к телу. Вот уж за что должно быть уважение в нашей земле обетованной к тем, кто у Корней — так это за многолетнее пребывание в постоянных бытовых неурядицах. Ни тебе выспаться, хоть бы и по человечески, ни поесть-вымыться толком... Дверь за кэльпи захлопнулась — он побрёл на кухню — не иначе, чтобы не пропустить момент приготовления пищи. Что он, что домовой любили сидеть где-нибудь в уголке, и нюхать, что же я готовлю — возможно, домовому это напоминало о нормальном доме, а кэльпи нравилось наблюдать за процессом.
В этот раз завтрак был сух и короток. Запивая кофе на скорую руку сделанные бутерброды, я размышлял.
Мало этого недоразумения с Навь! Прядильщик, если подумать, должен вскорости появиться — Беллингтон и суккуб вряд ли пробудут вместе долго, а контроль над таким демоном требует не только управления им издалека.
Хоть бы Навь очнулся — о стольком надо поговорить! Ну как, как здравомыслящее существо может вести себя так глупо?
Надо всё же показать ему реестр. Вдруг ему известно ещё что-то важное? Жаль, не удалось побеседовать с Даниилом в "Забытой книге"...
Только бы он ожил. Как же всё-таки некстати он полез под дуло пистолета! И для чего вообще направился на завод? На самом деле читать мне нотации о том, что так делать нехорошо? Чушь собачья.
Чашка со звяканьем коснулась донышком стола. В тёмном, как мои мысли кофе плавало искажённое отражение лица — мрачного и сонного. Судьба ночного тревожила — хотя я всё ещё не мог полностью принять того, что наше полубезумное братание было правдой. И возникало омерзительное ощущение, что роль старшего брата выпала не ему... Потому как старшие себя так идиотски не ведут! Хотя — это только подтверждает легенды о его безумии...
* * *
— Эн"шэн! Дыши! Ну пожалуйста!!! — голос кружил где-то надо мной, никак не указывая направления, а лишь сбивая с него беспокойством и испугом.
