Там мой брат!

— Нее, Бо, целители правы! — согласился я и сокрушенно заметил: — Сейчас — только шепот! А как же командный голос?! Забыл? Ты ведь командир у нас теперь.

— Да какой из меня командир, ты что! — взвился полугном. — У меня на позициях больше половины ребят полегло! Какой я командир после этого?!

— А ну цыц! — неожиданно рявкнул лекарь. — О командирстве твоем Комол решать станет, не ты! О глупости твоей последняя блоха в курсе! Псих ненормальный! А сейчас ты вообще в лазарете лежишь — будь добр исполнять наказы лекарские... Ишь, голос он тут повышает... Раны сначала перевязывать научись, гном криворукий! Или без ноги остаться захотел?

Борька заткнулся. А кто бы не заткнулся после такой взбучки?

— Федя, давай я спину обработаю тебе, а потом этим паршивцем займусь.

— А может, не надо? — малодушно осведомился я. — У меня... в порядке всё.

Так не хотелось выть и стонать в присутствии Борьки!

Лекарь задумчиво поглядел на меня и сказал:

— Ладно, поменяем очередность. Сначала Бо, потом ты... Хотя я б на твоем месте решил бы отстреляться от неприятного первым. Или болеутоляющее еще не подействовало?

Ой, а ведь мне же его и вправду давали... Стыд какой.

— Да. Конечно. Я был неправ, — сказал я и решил: надо молчать. Вон Борьке, наверное, куда больнее. Он же не стонет! И я тоже... вот буду терпеть, как у орков — значит, он быстрей поправится. Жаль, тут дерева нет... Грызть нечего.

— Ладно.... Сейчас мы тебя повернем... — бормотал наш Лухт, самый ворчливый, возможно, и один из самых отзывчивых обитателей Ахсны. — Позвать кого... нет, не надо, сам справлюсь, тебя, Федька, и моя младшая дочка перевернуть могла бы...

Он осторожно и очень бережно начал меня поворачивать, но тут же сдавленно выругался.

— Черт бы меня побрал! Забыл совсем, что у тебя ребра еще... Так... Тогда, пожалуй, лучше сидя. Удержишься ты сидя, а, Федь?

— Не знаю, — честно ответил я. — Постараюсь. Только вот... я сам... не знаю... боюсь, сесть не получится.

И когда это мне ребра намяли?! Не помню... Орки только по спине били... Или это в самом конце? Когда я... Там ещё хан был, и этот... подозрительный маг.

— Я могу сидеть и даже встать, — вдруг подал голос Бо. — Лухт, давай я его придержу просто, а ты все сделаешь. Ну или позови вон Тавена того же, если мне не доверяешь...

— Иди в задницу, Борька, — сердито буркнул лекарь.

— Борька, перестань! — одновременно с лекарем возмутился я. — Ты забыл, что я видел тебя... там... Ты хочешь, чтоб мне стыдно стало?! Сейчас я...

— Тавен! — позвал Лухт. — Тавен, поди сюда, поможешь мне...

Тавен оказался рядом раньше, чем смолк голос лекаря.

— Чего надо, придержать? Али отнести куда?

— Я его сейчас посажу, а твоей задачей будет, чтоб он не грохнулся. А то у меня тут уже вон доброволец нарисовался один, помощничек хренов...

— Да ладно тебе ворчать, — добродушно хмыкнул Тавен, аккуратно принимая меня у лекаря. Он спокойно ухватился за мои предплечья и сказал: — Прости, Федя, тут тебе тоже больно, наверно... Но фиг знает, за что тебя еще держать... не за плечи же...

Он был прав. По рукам, конечно, тоже попало, но намного меньше.

— Нормально, — сказал я. — Ты держи крепче... пожалуйста.

И я, вздернутый вверх, подмигнул Борьке, зато, надеюсь, он не заметил, как меня перекосило!

Он ободряюще улыбнулся мне в ответ. А Лухт тем временем, похмыкав сосредоточенно, спросил вдруг:

— Тебе ремешок в зубы дать, Федь?

— Давай... А то я как раз пытаюсь вспомнить, когда же я ел в последний раз, — решил я пошутить.

Соврал. Помнил я еду.

Лекарь свернул вдвое какой-то ремень и сунул мне в рот. В следующий момент я уже смог его оценить по достоинству. Куда лучше дерева, надо признать! И грызть можно, дерево жаль было...

Лухт совершенно буднично и уже безо всяких предупреждений стал снимать с моей покоцанной спины повязки. Тавен тихо сказал:

— Упрись в меня лбом, легче будет...

А Борька... Борька шумно вдохнул воздух и, кажется, забыл, как его выдыхать обратно. Я и не видел его. Слышал только. Перед глазами замаячили какие-то багровые пятна и линии, и я закрыл глаза — правда, пятна остались.

Кажется, у орков было чуть легче. Хотя, я ошибаюсь, наверное... У меня всё-таки потекли слезы. Лекарь, конечно же, старался работать быстро и осторожно — я прекрасно это понимал! — но как же это было долго... А потом, когда он занялся распоротым боком, я не выдержал... Нет, не заорал — спасибо Тавену и чьему-то ремню. Но, как в ту ночь, у меня опять началось что-то вроде судороги — и эту дрожь мне никак не удавалось унять.

— Федька, а мы, пока ты с орками в прятки играл, двух оркустов положили! — внезапно заговорил Борька. Я знал его достаточно хорошо, чтобы услышать в голосе тщательно скрываемое напряжение, но вот с чего оно там взялось, было непонятно. — А еще я свою койку в казарме сломал, представляешь? Во придурок, правильно меня Лухт обозвал все-таки... Зато потом на твою пошел спать. И пояс там нашел, кстати. Красивый! Я так подумал-подумал, а потом решил, что это ты мне, наверное, делал. Ну не бабе точно! Раз там тигр начат и все такое... Короче, ты извини, если не мне — я его все равно уже поносил и присвоил.

— У-мм, — промычал я одобрительно в ремень, стараясь выразить свое восхищение защитниками крепости и заодно то, что пояс я действительно делал для Борьки, и жаль, что не доделал, и хорошо, что Бо его нашел... — У-гу...

Милый мой гном, брат ты мой дорогой! Ты стараешься меня отвлечь, чтобы не так было больно. Я знаю.

— Ты, Борька, лучше вон расскажи, как ты себе ногу перевязывал, — ядовито пробурчал Лухт. — Вот уж и впрямь повествование жуткое и престрашное.

— Отвяжись, а? Если я ему буду про это рассказывать, он на меня шипеть опять станет. А я не люблю, когда на меня шипят. А кстати, с Комолом что? Живой он?

— Живой, живой... Миррус-полукровка на него половину своих сил извел, так что наш комендант не просто живой, а даже и похож на такового...

Миррус... Какой же он всё-таки, оказывается... настоящий!

Вот это племянник у нашего Комола! "Не смей называть меня Мусей!" — вспомнил я, и даже боль немножко отступила.

Было странно: как будто боль на поверхности, а я спрятался от нее где-то в глубине маленькой точкой... Только судорога время от времени проходила по телу.

— Вот ты мне, Федька, скажи — какого черта ты полез в бой с такой спиной? — со вздохом произнес лекарь. — У тебя ж тут все швы разошлись! Я знаю Леммеля, слышал про него много... только каким бы хорошим ни был лекарь, если пациент так себя ведет, ничего путного не выйдет... Терпи вот теперь... Так... а вот тут мы, пожалуй, просто сделаем примочечки... Как ты относишься к примочечкам, Федя? А, все равно, как бы ни относился... Ну-кась, шлеп вот сюда...

Плюха показалась мне жидким огнем. Как не заорал — непонятно. Зато каким-то чудом услышал судорожный прерывистый вздох со стороны борькиной койки.

— Шшш... все хорошо, Федь, все путем... Еще парочку, и все. Потерпи...

Еще две плюхи, одна за другой. Короткий борькин стон... видит он, что ли, что там со мной делают? Или... Он так меня жалеет, или ему тоже больно? Наверное, он разволновался, стал ворочаться, а у него рана в груди! Эх...

Кажется, лекарь закончил. По крайней мере, хуже не становится, просто ровно так горит и горит... Терпи, неженка! Ты ещё... давай, стони тут перед другом, которому гораздо хуже, чем тебе!

Тавен мягко отстранился, тревожно всматриваясь в мою физиономию. И виновато как-то потащил у меня изо рта обслюнявленный ремень. Хороший ремень, полезный.

— Сспасибо... — прохрипел я, неловко и быстро вытирая лицо — оно было предательски мокрым от слез и от пота.

— Не за что, — фыркнул лекарь. — Так... ребра пусть Леммель поглядит, у него хоть магия осталась, а я только перетянуть и могу пока... Нога твоя... не очень хорошо с ней, но заживет. Во всяком случае, ее состояние куда лучше, чем у твоего гнома. Ложись, осторожно только. Приподнять тебя? Могу тюфячок скрутить под спину...

— Не знаю... — кажется, я ничего не соображал уже. Кроме того, что, кажется, я могу просто тихо полежать и меня не будут трогать. А потом я вспомнил слова Лухта. Не сразу.

— Можно, — тихо проскрипел я, — Леммель Борьку посмотрит? Раз у него магия есть...Пожалуйста...

— Я ему не указ. Тебя вот глянет, а там, если останется у него что, сам и попросишь... Это ты у нас герой, тебе в первую очередь все... А остальные — как придется. Не говоря уже о том, что Комол на Боонра зол по сю пору и в сердцах там даже пару раз трибунал помянул. Не думаю, что до этого дойдет, но...

— Я же говорил ему — не годен я для командования, — проворчал Бо. Известие про трибунал его не особенно впечатлило. — Эдан, ты как там? Не нравится мне, как ты дышишь...

— Ты ещё хуже дышишь! — воскликнул я. — И не надо мне ничего в первую очередь! Хватит!

— Не кричи ты так, Федька! — возмутился Лухт. — Что за раненые пошли! Чуть что — сразу орать... Бо, займемся тобой? А то ты больно разговорчивый что-то...

— Валяй, — буркнул мой друг. — Ремешок только дай тоже... А то ж тебе не нравится, когда орут...

— Да держи, держи! Вот уж не думал, что гномы такие неженки... или это в тебе орк так проявляется?

— Не, это я сам по себе такой...

— Неженки оркустов не убивают, — обиделся я за Борьку. — Бо... ведь ты из-за меня... так? И рана... и всё...

Борька помолчал, потом тихо и устало ответил:

— Я, когда... решил, что тебя убили и сожгли... в общем, слегка тронулся, что ли. И койку свою сломал, и с ногой вот... тоже... А доспех я поначалу просто надеть не успел. И потом — ну просто времени не было пойти и надеть... А еще потом...

— ... ты окончательно свихнулся, — закончил за него Тавен. — Мне Тугам, кстати, рассказывал, как он тебя с ногой из казармы вытаскивал. Так что... может, и тогда уже свихнулся.

— Ну... да... Вот поэтому все так... Ты, Эдан, не переживай за меня. Я ведь полуорк, я быстро на ноги встану.

— Ну нет уж! — прошипел я уже немного окрепшим голосом. — Только попробуй мне встать раньше, чем тебе разрешит мастер Лухт! Я тебя к койке привяжу! Встанет он! А перед каждым боем — нет, перед каждым дежурством! — лично буду проверять доспех! И чтоб начищенный был... — немного сник я. А потом добавил: — Я вспомнил... Барабаны. Вот отчего ты решил, что это я. Почетная казнь? Нет, Борь... Шаман помер у них. А я... как раз после этого ночью от них и утек.

Борька хотел что-то сказать, но вдруг охнул тихонько и поспешно стиснул зубы на многострадальном ремне.

— Вот так лучше... — буркнул лекарь, доразматывая его ногу. — А то трещишь, как сорока... Лежи тихо, сейчас будем рану чистить...

Тавен посмотрел на происходящее и спросил:

— Мне и его держать, что ли?

— Да не надо... его сажать я не намерен. Незачем, да и грохнется сразу... Крови-то потерял...

"Вот твоего друга даже посадить боятся, а ты тут себя жалеешь, больно ему, видите ли", — укорила совесть.

— А ещё я буду лично тебя кормить и следить за тем, чтобы ты всю порцию съедал, — продолжал я мечтательно — чтобы что-то говорить... — Первым делом пошлем в ближайшие деревни и купим у них гуся! У меня денежек оставалось немного, как раз хватит... Орки гусей вкусно жарят, однако! Запах такой... А ещё я узнаю у Натки рецепт отвара и буду тебя поить. Надоем тебе хуже осенней мухи.

— Гы-гым гыгыгым гыгыгым гхым! — возмущенно прохмыкал мне сквозь ремень Борька и тут же, не заморачиваясь непонятностью своих "речей", "спросил":

— Эм гхогага агха?

Я еще пытался совладать с нервным смехом (уж очень забавно эта тирада его прозвучала), когда Кошка Доори предусмотрительно перевела мне все это:

"Он говорит, что деньги у него у самого есть. И спрашивает, кто такая Натка..."

— О, Натка — это такая девушка! — увлеченно начал я повествовать. — Она в Темных полках служит. Когда я от орков выбирался, как раз на нее и наскочил... с товарищами. Она стрелок... и разведчик. А ещё она очень добрая и обо мне беспокоилась... А если ты мне не позволишь тебя угостить — не гусем, так ещё чем-то вкусным, то я обижусь! Я может похвастаться хочу... эльфийской кухней... которая на самом деле, Бо, никакая не эльфийская... но тебе будет вкусно, я обещаю.

Борька гыгыкнул в ответ, и перевода это не требовало. Правда, в следующее мгновение его выгнуло от боли, и Тавен, добрая душа, по-простому прижал его к койке. Лухт чертыхнулся и сквозь зубы проговорил:

— Держись, гном, держись... тогда же ты не вопил... Сейчас уберу все лишнее...

О боги, и что там может быть лишнее?!

Борька... что ты сотворил с собой, дурилка ты этакая?!

Ох, ты же сказал, что чувствовал мою боль, потому и решил, что это меня сжигают! Не знаю, что было бы со мной, если бы я такое подумал...

Может быть — то же самое.

Вот только оркуста завалить у меня кишка тонка. Прав был Керуг — мало на мне мяса. Фигурой я в мать пошел. Жалко...

"Если бы с тобой было бы то же самое, то ты бы тоже оркуста завалил", — неожиданно заявила Кошка.

— Борька, как только начнешь вставать — тут же с тобой камень навестим! Вдруг он и вправду заветный?! — заторопился я. Главное, говорить... хотя бы ерунду... — Надо поскорей там место забить, а то потом не попадешь...

— Что, думаешь, раз он — полуорк, ему что-то с того камушка обломится? — заинтересовался лекарь, попутно что-то выковыривая из борькиной ноги. Или это мне показалось?

— Конечно! А может, и мне обломится. И тебе, — сказал я с вызовом. — Камень — вещь природная, это мы, люди... и эльфы с орками... ненавидим друг друга, — сказал я и вдруг вспомнил — логика никогда не была моей сильной стороной!

"Воды, что ли, дать..." "Пакостная работа!" "Ты хорошо держишься..."

Теперь, когда меня перевязали и боль, совсем чуть-чуть, но уже стала стихать, я понял, что нет во мне ненависти к той четверке разведчиков. Разве что Наран... но мы с Кошкой его убили.

— Да мы на этом камне сколько раз пиво пили, и ничего такого уж... не обломилось, — скептически хмыкнул Тавен.

Борька шумно выдохнул и согласно хрюкнул, поддерживая человека.

— А может, и обломилось, только ты не знаешь, — заупрямился я. — Может, ты поэтому жив. А?! И не ранен... Может, он беду отводит, этот... камушек.

— Ты на нем сидел довольно долго, но что-то я не заметил, чтоб ты был целым, — заметил Лухт, отряхивая руки и переходя к перевязке.

— Я живой! — веско возразил я. — Я живой — и это главное!

Лекарь потихоньку рассмеялся, потом пробурчал:

— Бо, давай я сустав гляну. Вроде ж вправили как должно быть, а опухоль не хочет спадать... Может, там еще что-то?

Бо угукнул, соглашаясь, и лекарь взялся за его руку. Видимо, что-то еще там действительно было, потому что мой друг застонал сквозь ремень и... обмяк.

— Сознание потерял, — зачем-то пояснил Тавен, осторожно отпуская Борьку.

— Что у него с рукой? — воскликнул я. Получилось очень жалобно, потому что я дернулся, а спина моя сказала "а ну лежи, идиот!" Вернее, ударила. Как будто... камчой.