Нечего бояться

Неоднозначно дернула щекой. Что рабочий с завода предложит из не опробованного сотню раз мною или кем-то до меня?

— Всего одно слово: еда. Заинтересовалась?

Марк сладко потянулся, а затем выжидающе поднял бровь. Я локтем прислонилась к дверце шкафчика. Игры в угадайку не приносили удовольствия, но хотя бы заставляли отодвинуть мертвого мужчину подальше из мыслей.

— Допустим.

— Тогда слушай сюда, Лара, — он хлопнул в ладоши. — Буду краток. Каков шанс, что наше обожаемое правительство травит еду?

— Заболел бы весь город, — перебила я. Ошибку в имени пропустила мимо ушей — судя по блеску глаз, такие мелочи никого не волновали.

Марк тоже встал, легко для его веса, и прошелся взад-вперед, точно маршируя под гул станков. Он пнул одиноко стоящий башмак, и тот, отлетев, ударился о стену.

— Ты узко мыслишь, красавица. Отравить можно часть провизии. Ну а что, методом тыка вложить в партию яд или как он называется умными медицинскими словечками? Плохой окажется одна банка из десятков. Кому не повезло — вылетают из увлекательного развлечения под названием "жизнь". Логично?

Пришлось признать, что некое здравое зерно есть. Пока малюсенькое, но я, прикусив указательный палец, прислушалась.

— Ладушки, вот ответь: почему нас не лишили поставок? — напирал Марк, подойдя ко мне на расстояние полуметра. — Лекарства когда в последний раз приходили?

— Давно, — отстранилась. — Ещё до восстания.

— Ага! — он быстро-быстро закивал, будто боясь, что я засомневаюсь. — Но еду присылают еженедельно. Зачем вообще помогать тем, кто провинился по полной? Пусть померли бы уже, и проблем никаких.

И вновь прав. Количество пищи ограничили, но не убрали. Она до сих пор приходила по четвергам, правда, солдаты были вооружены так, что лишнего движения не сделаешь — застрелят. Но действительно. Хотели бы нас наказать — лишили бы пищи, оставили Косс пожирать самого себя. Ни медикаментов, ни консервов — чтобы знали, как перечить правительству. А так кормят, но какой прок от еды, когда люди умирают из-за простуды?

Пускай идея с изъяном, но она объясняла волновое заражение. Заслали отраву — результат. Чаще заражались рабочие, те, кто получал повышенную норму. Ник — не сразу, он делился половиной. А дети заболевали реже не потому ли, что практически не питались, наедались меньшей порцией или обходились булочками из пекарни?

— Что-то в этом есть, — я выдавила робкую улыбку. — Ты с кем-нибудь ещё делился мыслями?

Марк закатил глаза.

— Ну. А в ответ получал: "Не городи ерунды, ты повсюду видишь предательство". У них всех фантазия на уровне плинтуса. Ты как-нибудь проверишь правоту моих слов?

— Теоретически реально осмотреть образцы. — Я потрогала замочек на шкафчике. — Но для начала надо найти зараженную порцию. Как ты выберешь нужное в грузовике консервов? Сомневаюсь, что на них есть пометка "Моровая еда".

— Дождемся очередного заражения и заберем остатки у заболевших.

— Остатки чего? Супа? По-твоему, кто-то хранит его на память?

Марк в задумчивости сковырнул с губы кусочек потрескавшейся кожи и засунул его в рот, старательно пожевал. А я на волне победы напирала:

— Тем более нам неизвестен инкубационный период, — и, завидев непонимание, объяснила проще: — Сколько проходит времени до появления симптомов. День-два или недели?

Вроде бы после месяца в Коссе заразилась я сама. Да, определенно месяц. Значит, если принять версию Марка за правильную, это произошло за четыре четверга; на пятый я обнаружила пятно.

— Сократим до месяца, — сказала, потерев через куртку почерневший локоть. Тот отдался жжением.

— Почему? — он наморщил нос.

— Неважно, но гарантирую: проходит не больше.

Марк продолжил допрос, но я не сдавалась, перевела разговор на возможные способы получения образцов. С вариантами было туго — все до последнего невыполнимые или сказочные. Марк хорошо строил цепочки размышления, но порою заходил в такие дебри — диву даешься. И приглядывать за людьми предложил, и еду у них отобрать, и открыть все консервы участка. А потом, к моему счастью, вернулся Ник.

— Общаетесь? — спросил радостно и протянул мне кулек, который держал под мышкой: — Рубашка и брюки, чтобы не замерзла.

— Что там?.. — я почувствовала, как начинаю задыхаться.

— Он выжил, — Ник заправил прядь волос мне за ухо. — Мы пришли, а твой гость как раз очухался и не соображал, где находится. По голове, конечно, отменно получил, рана нешуточная, но не умер. Ребята перемотали черепушку и лично довели его до дома. А заодно объяснили, что не стоит угрожать доктору. Ты нафантазировала лишнего.

— Но... я слышала хруст...

Ник тяжело вздохнул.

— Угу, и сразу решила, что мужик мертвый. Показалось, бывает.

Но сомнения прочно вгрызлись в затылок. Чего стоит обмануть, чтобы успокоилась и перестала себя винить? На месте Ника я поступила бы так же. Пасмурно осмотрела его в поисках хоть малейшей зацепки, и везение снизошло до меня. На левом манжете куртки отыскался бурый след.

— А это?!

— Кровь, по-твоему, кто с пола отмывал? — Ник потер пальцем пятно и съехидничал: — Не "мертвеца" ж заставлять прибираться за собой. Вы-то чем занимались?

— Обсуждали...

— Да ничем, — затараторил Марк, ущипнув меня за бок. — Я её разговорить пытался. Хмурая такая, слов нет. Как ты с ней общаешься?

— Так и общаюсь, — Ник подмигнул. — Ларка, нам пора возвращаться. И так час смены потеряли. Представляю, как вымотались парни, которые нас замещали... Тебя проводить?

Марк добавил:

— Это, я к тебе заскочу как-нибудь, не против? Поболтаем о жизни.

Фраза прозвучала так многозначительно, что ничего удивительно в последующем взгляде Ника не было: он глянул на нас с явным подозрением. А я не понимала, почему нельзя признаться ему; чем Ник плох? К нему одному доверия больше, чем ко всему Коссу. Но Марк округлял глаза и всем видом показывал, что лучше соглашаться.

— Договорились, — кивнула, натягивая брюки. — А дойду сама, не переживайте.

Ник пытался спорить, но я убедила его, что раз добежала сюда, то сумею и обратно. Ночь не настолько страшна и опасна, как кажется; в ней мало желающих вреда. Зло ведь тоже когда-то спит.

Теория Марка смущала. Но я так и не сумела ухватиться за ниточку сомнения и понять, что именно в ней было необоснованным. Я обсасывала идею, крутила её под разными углами. Получается, нас травил Единство? Он уверял, что соболезнует городам, искал добровольцев, а после засылал болезнь? Бил в живот и тут же гладил по голове. Зачем?!

Я спешила домой под танец снежинок, не до конца веря сказанному. Как узнать, не обманывает ли друг? Как связать его историю со стеклянными глазами того чужака? Или мне показалось от страха? А натекает ли лужа крови после обычного падения? Слишком много случайностей. Но верить хотелось до одури. Смыть алое из памяти и не считать себя убийцей...

Снег бил в лицо, застилал обзор. Дорога покрылась белым покрывалом, пушистым и толстым. К стене здания, освещаемого блеклым светом одинокого фонаря, привалился мужчина. Может, заснул? Подбежала к нему, но поздно — в распахнутых глазах застыла безмятежность. Губы сложились в полуулыбке, и лишь кислый запах гнили, который сливался со свежестью мороза, кричал, что мор давным-давно забрал очередную жизнь. Я опустила мертвецу веки и спокойно пошла дальше — привыкла.

Квартира встретила тишиной. Первым делом я уселась на коленки и обшарила пол, осмотрела угол стола. Ник постарался: от падения ночного гостя не осталось и следа. Комната была прибрана, стул поставлен обратно к столу, дверь в ванную прикрыта, консервный нож вымыт и убран. Словно мне почудилось, и все случившееся — нехороший сон.

Сон... Он стал бы спасением. Я, не раздеваясь, легла в постель и погрузилась в такую черную тьму, что ночь позавидовала бы её окрасу.

Глава 9.

Следующим утром я проснулась в дурном состоянии. Беготня по зимним улицам полуголой дала результат — от головокружения я не смогла встать с постели. Предприняла три попытки, ухватывалась за изголовье кушетки, но падала мешком обратно. Выступили злые слезы, я скрипнула зубами от досады.

Боль скребла горло, в голове гудели монорельсы. После двадцати минут недвижного лежания я все-таки добрела по стеночке до ванной и даже успела сполоснуть лицо, но потом по макушке точно огрели палкой — в глазах помутилось, и я упала на пол, ударившись затылком о раковину.

На собственной шкуре поняла, каков грипп при моровом заражении. Он выжигал дотла, с каждым кашлем, казалось, отрывались куски легких и застревали у самого горла. Лоб и щеки пылали, точно я засунула голову в костер.

Меня нашел Ник. Вначале он заковыристо выругался. Следом донес до кровати и, укутав по нос в одеяло, спросил с испугом:

— Что с тобой?

— Приболела, — просипела сквозь кашель. — А так всё в порядке.

— Вижу я твой порядок. Второй день уже всё в порядке.

Ник суетился, бегал от кухни до комнаты: то с мокрой тряпкой, то с горячим чаем. Извел последнюю заварку, но когда я начала сопротивляться и напоминать о нехватке припасов, лишь шикнул. Наверное, создавал видимость лечения из детства, когда в лазарете поили обжигающим нёбо чаем, непременно с ломтиком лимона. Пользы тот не приносил, но давал ощущение защищенности и спокойствия.

Когда я, разморенная заботой и теплом, почти задремала, Ник укрыл меня до подбородка одеялом и куда-то убежал, пообещав скоро вернуться. Я успела промычать только невнятное согласие.

Сон был туманный и густой, что не протиснуться, зато легко разрезать на части; шаги через тьму давались с трудом. Десятки знакомых и чужих голосов, детских, взрослых, сливались в нестройный хор. Смех Катерины, убеждения Ника, чьи-то мольбы, слова Дины о безумии. Я задыхалась...

Громкий стук вернул в реальность. Ник, прикрывая входную дверь, смутился:

— Разбудил? — Он достал из кармана ампулу и продемонстрировал мне как драгоценность. — Против гриппа, ещё со старых запасов. Как ей воспользоваться?

— Где ты взял?

Как он добыл вещь на вес золота в городе, который уже давно обходится без лекарств? Тем более такую, не малюсенькую дозу в одноразовом шприц-устройстве, а пузатую ампулу. Да за качественную инъекцию горожане готовы пожертвовать многим или, что вероятнее, разодрать горло любому.

Я приподнялась, чтобы рассмотреть "добычу". Полегчало, по крайней мере, вдавливающая в матрас слабость улетучилась, оставив после удушливую усталость.

— Выменял на парочку дежурств, — небрежно ответил Ник, крутя шприц-устройство.

Затопил страх. Представляю, сколько придется работать из-за одной ампулы!

— Верни её, — потребовала я. — Не вздумай использовать! Мне известна цена за лекарство, и оно явно дороже пары дежурств.

— Раз я пообещал, значит в силах исполнить. Скажи, куда её вставлять! — Ник закипал.

— Грипп проходит и без лечения! Просто понадобится чуть больше времени, чем обычно.

— Ты понимаешь, чем чревата любая болезнь в твоем случае? — вкрадчиво полюбопытствовал Ник, присаживаясь рядом.

— О, мой какой-то оригинальный? — отшутилась я.

Он резко отдернул одеяло и закатал рукав моей рубашки до локтя, обнажив черноту на белой коже. Я не успела прикрыться, лишь сдавленно пискнула.

— А разве нет?

— Откуда ты... — я смотрела на пятно с таким ужасом, словно видела его впервые в жизни.

— Ларка, мы знакомы семь лет. — Ник, положив ампулу на прикроватный столик, прикрыл веки. — Ты отвратительно обманываешь. Как заговорим о море — то рукав одернешь, то глаза опустишь, то до локтя дотронешься. Сначала я подумывал расспросить тебя, но раз не призналась сама, к чему лезть мне? Когда захочешь использовать лекарство — возьми его.

Так просто... Он готов был молчать и улыбаться, пока я игралась в здорового человека. Обменял драгоценное свободное время на вакцину. Ник всегда и всё делал ради меня, с нашей первой встречи. Бескорыстно и не прося отдачи. А я бегала за ним хвостиком не потому, что мне некуда было деваться, а потому что чувствовала — он за меня. Впервые за долгое время вспомнила Грина, но с легкостью и без прежних обид; его неправота посмешила. Больше полугода даже думать о нем не хотела и Нику не говорила, а тут шепнула:

— Представляешь, кого я встретила, когда приехала в Косс?

Ник передернул плечами.

— Грина.

Я ожидала удивления, но друг отреагировал скупым хмыканьем.

— Как он?

— Вполне, — прикусила губу. — Никогда бы не подумала, что так бывает. Вы столько лет прожили рядом, за какой-то стеной, но ни разу не виделись...

— Не совсем. — Ник разгладил складки на одеяле. — Мы встречались.

— Что?! — В горле сдавило, и я захрипела. — Он тебя не узнал? Или ты поздно понял, что это он?

Ник презрительно фыркнул.

— Он даже поздоровался. А потом пробубнил что-то похожее на "Прости, дружище", опустил глазки в пол и попросил не мешаться под ногами. Тогда обстановка была полегче, солдаты снимали маски в душные дни. А меня недавно распределили, и я уже понял, что Косс заражен, — Ник всё водил и водил ладонью по ткани, — но верил в возможность сбежать. Грин ясно дал понять, что знать меня не желает и мои планы его не волнуют.

Я обхватила запястье друга, не в силах больше выдерживать монотонные поглаживания. Сосредоточенный взгляд его прояснился, Ник мотнул головой и накрыл своей рукой мою.

— Не переживай, Ларка. Зато встретились мы, что важнее сотен Гринов.

— Он так рьяно убеждал, что никогда бы не предал тебя. Но он уже предал! Вот бы увидеть его и...

— От души накостылять? — безошибочно предположил Ник. — Я тоже поначалу мечтал врезать ему в челюсть. Но передумал: незачем марать руки. А через месяц кто-то напал на грузовик с провизией, и военные попрятались за защитными масками; ищи среди них Грина. Теперь и вовсе неизвестно, кому хуже. Мы есть друг у друга, а он там совсем один, вынужден трястись за каждый вздох, чтоб не прогневить правительство.

Кстати, насчет правительства. Я перевела разговор на теорию Марка о зараженном питании. Обычно хмурый и внимательный к деталям Ник слушал, растянув губы в улыбке.

— Нелогично, — скептически отметил он после. — А как заразились в первый раз, когда консервов не поставляли? Слушай Марка поменьше, он тот ещё выдумщик. Любая его идея — настоящая фантастика. Когда-то он всерьез намеревался соорудить воздушное судно и улететь из Косса.

— Но его версия объяснила бы многое, — я озадаченно почесала кончик носа.

— Далеко не всё. Допустим, нас травят едой. С какой целью? Я не одобряю правительство, но там сидят умные люди, которые понимают: здоровый и работящий народ полезнее умирающего. Даже больное животное из милосердия пристреливают, а не заставляют работать в утроенных объемах.

— Но вы даете Единству желаемое, — с его интонаций влезла я. — Нормы повышают, но вы исполняете их — за возможность выжить и дождаться лекарства. Магазины закрыты, из продуктов — дешевые супы да каши, но боретесь же.