— Ага, поймаешь ты меня... Лови подачу, козлина! Ты меня сначала найди на этом фестивале... И тебе тоже н-на-а! Куда ж ты лезешь-то, такой хлипкий?! — Застоявшийся адреналин прорывался горячечными разрозненными фразами, но махать руками и ногами мне это не мешало. Я безостановочно работал кулаками, локтями, коленями, пинаясь, вертясь, как юла, бил, уворачивался, скакал и ставил блоки. И только на второй минуте мясорубки до меня дошло, что все это делается не в удобных берцах, а в ненавистных шпильках, и они мне совсем не мешают. Мне попросту некогда на них отвлекаться. От осознания я чуть было не затормозил, но, получив смачный поджопник, снова ускорился. — Вот сволочь чухонская! Ну куда ты граблю суешь, на тебе набойкой в колено... А майор талантище, однозначно! И тебе тоже на, прямо в лобешник! Ух, сколько кровищи! И каблук не сломался, удивительно... Хорошие туфельки, оказывается, крепкие... Что, не попал? Хе-хе. А я попаду, вот тебе коронный с локтя прямо в рыло!
В какой-то момент меня вынесло к волчком крутящейся Шеньхуа, крайне эффектно и, что еще более завораживающе, эффективно, раскидывающей наскакивающих на нее оппонентов. Заблокировав в колене направленный мне в голову удар, не удержался и, вместо того чтобы вмазать в ответ, лишь провел ладонью по ее бедру. Она та-а-ак удивилась...
А я, увернувшись от какого-то механического, корявого прямого в челюсть, в свою очередь сократил дистанцию и левой рукой стиснул грудь китаянки. О! Троечка, не меньше! Поднырнув под совсем уж заторможенный удар локтем с разворота, напоследок помацал красавицу за правое полупопие, послал ей воздушный поцелуй и отскочил к барной стойке. Тут было поспокойней, можно перевести дух и оглядеться по сторонам. Хух, хорошо-то как!
— Ага, Такаяма, не зря ты меня так раздражала! И кто теперь за все это заплатит? Ты?! — как черт из табакерки выпрыгнул из-под столешницы прятавшийся там от низколетящих предметов хозяин 'Желтого Флага'. — Точно, это ты виновата, тебе и выставлю счет за ремонт!
— Да ты охренел, дядя. С какого перепуга я-то виновата? Я вообще не при делах, сидела, отдыхала, а тут как понеслось! И вообще, ты что, не в курсе, что в таких раскладах за весь урон башляет тот, кто не смог вовремя свалить? — Кстати да, о свалить. Правильная мысль, очень вовремя она мне в голову залетела. Пора нам убираться отсюда, пока ветер без сучков. Вроде бы сей кабак 'Отель' крышует, и когда нагрянут сердитые русские парни, то они долго разбираться не станут. Кого накроют, тот и отлистает жадному вьетнамцу на восстановление порушенного хозяйства, да еще и им приплатит за беспокойство. Так не пора ли применять сто первый прием карате? Жестом останавливаю пытающегося что-то возразить Бао, офонаревшего от моей наглости, откашливаюсь и во все горло ору сакраментальное, святое, извечное. — Атас, фараоны едут! Кто последний — тот и платит!
Надо ли говорить, что началось после моего вопля? Толпень взрослых, серьезных дядек и тетек, способных дать бой всей городской полиции вместе взятой, словно нашкодившие дети, увидевшие сторожа, ломанулась к выходу. Там возникла пробка, часть народа кинулась к окнам, вынося уцелевшие стекла вместе с рамами. А я что, я ничего. Я тоже кинулся, по пути выцепив вытирающую капающую из разбитого носа кровь довольную Юбари. Около нашего стола пересчитал сгуртовавшихся на знакомом месте подруг, рявкнул: 'Хватай бухло, пора валить!' и по прямой поскакал к ближайшему оконному проему.
У намеченного выхода нос к носу столкнулись с взъерошенной, слегка помятой, но не потерявшей ни грамма своего нахальства и задиристости Рэви. Пару секунд постояли, поломали друг друга взглядами, однако время поджимало, и я уступил, махнув ей рукой в сторону окна. Ребекка победно ухмыльнулась, стрельнула глазами в пустеющий зал, на прощанье показала фак горестно стенающему из-за стойки Бао и выпрыгнула на улицу. Тут как раз подбежали девчонки, и мы продолжили спешную эвакуацию.
От 'Желтого Флага' сначала разбегались кучками, постепенно народ расползался по переулкам и у машины мы оказались почти своей компанией. Почти — потому что долбанная Рэви нифига никуда не делась. Она вместе с мрачно поглядывающей на меня Шеньхуа, прислонившись к стене ждала нас как раз возле нашей Тойоты.
Но, как ни странно, на этот раз обошлось без дурных наездов. Китаянки не стали кидать тупые предъявы, мы не стали выяснять, чего им от нас понадобилось. Постояли, помолчали, потом просто откупорили реквизированный у вьетнамского куркуля вискарь, так же молча выпили мировую по кругу, устроились в минивэне, кто как сумел, и помчались искать приключений на свою задницу.
* * *
— В целом понятно, как ты дошла до жизни такой. И, что-то мне подсказывает, после разгрома 'Желтого Флага' вы продолжили пить, а зная Рэви и Шеньхуа — хорошо, если все ограничилось только спиртным. Столько в себя влить, да еще намешать — здорового колхозника с ног свалит, что уж о несовершеннолетней японке говорить. — Я что, вслух, что ли, рассуждал и вспоминал? Щеки опять потемнели от стыда, а Балалайка сосредоточенно раскурила длинную тонкую сигару и изобразила ей замысловатую фигуру. — Но давай все же ближе к теме. Сейф, крокодил, водка, дебош у моих дверей, гнусные намеки, от которых мой штаб делал каменные морды и едва сдерживался, чтобы не ржать в голос. Продолжай каяться, Такаяма, у тебя, оказывается, очень весело вечера проходят, мне даже завидно. Надеюсь, конец истории уже близок?
— Ага, типа того, — вздохнул я, в свою очередь закуривая и вытягивая гудящие от усталости ноги, — мы уже приближаемся к появлению крокодила. А там вообще недолго до того момента, когда нас, пьяных дур, понесло к вашей двери.
Владилена поощряюще хмыкнула, Ольга за ее спиной неодобрительно фыркнула, а я, в очередной раз вздохнув, прислушался к внутренним ощущениям. Ступни горели огнем, непривычная обувь натерла мозоли, икры от долгой ходьбы на носочках закаменели и того и гляди их сведет судорога. Эх, вот бы сейчас сполоснуть ножки в прохладной водичке... Кайф...
Переутомленный, отравленный алкоголем разум не смог обуздать буйную фантазию. Замельтешил, закружился калейдоскоп мыслей. Мол, еще и пивка бы холодненького, с которого начался вечер, было бы не лишним употребить. Немного, бутылочку, или две, не больше... Для поправки здоровья, не ради пьянства, нет! Да с креветочками, можно с лангустами... А потом распарить натруженные мышцы, разогреть в горячей ванне... И в бассейне поваляться... У меня аж скулы свело от представленной картины и мозги начисто переклинило. Только этим я могу объяснить свою следующую фразу. Ну и тем, что переоценил степень своей трезвости.
— Госпожа Балалайка, я сейчас, может быть, неожиданно выскажусь, вы только не подумайте лишнего и не бейте меня сразу, ладно? А давайте поедем в онсэн? — Ну что сказать... Шок — это по нашему. Немногие люди в Роанапуре могут похвастаться, что видели на лице грозной советской гангстерши настолько ошарашенное выражение. Надо бы сгладить впечатление, а то она сейчас придет в себя и точно меня пришибет. — Как там у вас, у русских, говорят... Невзирая на чины, в нашей бане все равны, так? У вас же все серьезные вопросы именно там и решаются. Заодно убедитесь, уж кто-кто, но точно не я могу делать какие-то нелицеприятные намеки относительно вашей внешности. М-да-а... У самой... впрочем, сами увидите.
Обе гостьи сохраняли полнейшее молчание и каменную неподвижность. Да что там неподвижность, они даже не дышали и не моргали, разглядывая меня, как какую-то говорящую диковинку. А я, пользуясь моментом, спешил развить свою мысль, раскидывая разнообразные заманухи с объяснениями до того, как оцепенение спадет и они начнут действовать.
— Ингрид пригласим, она привезет нужный пакет с правильным содержимым, сами увидите, что я не леплю отмазки, мы реально у вашей двери не тот подарок оставили. Да и вам будет легче поверить в нашу историю, если мы будем вдвоем, вы же помните, насколько мне моя мелкая дорога. Если бы я хотела вас наколоть, неужели бы я ее взяла с собой под молотки? — Ириновская, наконец, выдохнула клуб дыма и закашлялась, а ее референт, наоборот, глубоко вдохнула и гневно напыжилась, готовясь разразиться обличительной тирадой. Потому заканчивал я свой спич торопливо, но получилось почему-то жалобно. — Нет, если не хотите, не надо, можем здесь договорить. Но в онсэне было бы удобней... Понимаете, я сегодня впервые ходила на каблуках. Впервые дралась на каблуках. Впервые лазила через забор на каблуках. Впервые била крокодилов лопатой, стоя на каблуках. Много чего я сегодня впервые на каблуках сделала. И у меня очень болят ноги. Буквально отваливаются, честно. До безумия хочется опустить их в прохладную воду. Поехали, а?
— Такаяма, ты просто нечто. Сначала довела меня до белого каления, чуть не сдохла, пока бегала от моих людей, затем рассмешила до упада, а потом пригласила в сауну, как какую-то подружку... Такого номера еще никто не откалывал. — Балалайка недоверчиво помотала головой, словно не веря сама себе. — Знаешь, если бы мы не просветили всю твою биографию чуть ли не по дням, я была бы уверена, что ты русская. Коллега, так сказать, из соседнего отдела. Жаль, что это не так. М-м-м... Что же мне с тобой сделать... А, ладно. Черт с тобой, пошли. Вернее, поехали. Надеюсь, сегодня ты прольешь свет на свои тайны и секретики. Знаю я тут одну хорошую баньку неподалеку...
Глава 61. Повесть о том, как мы дошли до жизни такой
Прямо день открытий. И ночь тоже. Я ведь ляпнул про баню просто так, не сумев вовремя поймать себя за язык, а ледяная змея Владилена возьми, да и согласись. Мой мир никогда не станет прежним, никогда. Интересно, что у нее в голове перемкнуло в этот момент? Не знаю, вообще никаких идей нет.
И у нее, походу, собственное спонтанное согласие вызвало оторопь. Вряд ли Балалайка ездит в онсены со всеми, кто ее туда осмеливается пригласить. Вон, секретаршу, кажется, от удивления паралич разбил, даже не гугукает, стоит молча, рот приоткрыла и медленно моргает. Уникальное достижение, однако.
Но, как бы то ни было, слово сказано, а значит — мы едем. Со страдальческим вздохом вздымаюсь на подрагивающие от напряжения и усталости ноги, делаю два шага к выставке пьяного дебилизма, устроенного нами перед дверьми 'Отеля 'Москва''. Подхватываю пакет с водкой. Без раскуроченного сейфа и крокодила я уж как нибудь проживу, пусть теперь ими кто-то другой заморачивается. Потом хлопаю себя ладонью по лбу, про себя выстраиваю трехэтажную матерную конструкцию и снова подхожу к накрытому газетой старому ящику.
— Вот. Пусть тут после нас приберут немножко, — застенчиво шаркаю туфелькой по асфальту под задумчивым взглядом Владилены, — там ничего сложного, просто детонатор выкрутить, и все.
— Ва-ва-ва... В смысле детонатор?! — панически взвизгнула Ольга, мечась по сторонам взглядом. — Ка-ка-ка-какой детонатор?! О-о-откуда выкрутить?!
Мы с Ириновской синхронно поморщились. Сейчас-то чего орать? Уже все, никто никого не прессует, никто ничего не взрывает, никто не помирает. Пуля, фигурально выражаясь, мимо просвистела. Теперь-то чего истерить?
— Ты опять, да? Повторяешься, Такаяма. — Балалайка с олимпийским спокойствием подхватила матово-черную коробочку, заинтересованно повертела ее между пальцами. С любопытством осмотрелась, но, понятно, ничего подозрительного не обнаружила. — Хотя... В прошлый раз ты на гранатах, помнится, сидела. А сейчас что? И где? Что там на этот раз?
— Клеймор. — Я снова скромно переступил с ноги на ногу. Помялся немного и добавил. — Две. В машине завалялись случайно, вот и... Одна — под ящиком, на котором вы сидели, вторая — под картонкой у во-о-он той стены.
Под возмущенным взглядом Ольги захотелось провалиться сквозь землю, столько в нем плескалось негодования и искренней обиды. Ну как маленькая, честное слово. Что такого-то? Ну мины, ну радиодетонатор. Чего она так странно реагирует? Вон, ее шеф вообще только вздохнула, махнула рукой — мол, горбатого могила исправит, и все. Аккуратно положила радиовзрыватель обратно на газетку и, молча развернувшись, поцокала каблучками к скрывающемуся в темноте транспорту.
— Да ладно, че ты. Дело-то житейское. — почти насильно развернув Ольгу в сторону невидимых машин, цепляю прислоненную к стене гитару, а свободной рукой полуобнимаю-полуповисаю на все еще негодующей русской. — Пошли уже, а то без нас уедут. Ты пойми, у нас с Софьей Павловной просто традиция такая, можно сказать, мы так шутим. Да и вообще, случись чего, ты бы и почувствовать ничего не успела. Как говорится, momento mori, в смысле, моментально померли бы. Тысяча четыреста шариков, да на скорости в триста сорок метров в секунду... Зона тотального поражения — пятьдесят метров по инструкции, сотка — если попадает. Янки, конечно, привирают про двести пятьдесят, но это так, фантазии и благие пожелания. Короче, пятьдесят метров — без вариантов, а на сотке — ну, как повезет. А тут — считай, в упор. Пух — и кирдык. И мы на небесах, амброзию пьем. А то, что от нас осталось бы, сгребли бы лопатой, поделили бы на три примерно равные кучки и... эй, ты чего позеленела?! Если собралась блевать, то блюй в другую от меня сторону! Подумаешь, какие мы нежные...
— Такаяма, хватит изгаляться над моей сотрудницей. — донеслось из темноты высказанное недовольным тоном пожелание Балалайки. — Тебе уже говорили, что у тебя крайне отвратительное чувство юмора? Нет? Странно. Значит, я первая скажу. Оля, не собиралась она никого взрывать, успокойся. Во всяком случае, всерьез точно не хотела. Когда мы приехали, взрыватель лежал у хафу в кармане, а руки были заняты гитарой, значит, она не опасалась захвата. Видимо, смогла просчитать начало разговора, а потом уже смысл в резких поступках пропал. Хорошая школа психоанализа, Такаяма, восхищаюсь твоими преподавателями, кто бы они ни были. Но все предусмотреть невозможно, всегда есть возможность чего-то упустить или не учесть. Потому тебя сейчас немного потряхивает от небольшого отката после серьезного разговора, так, японка? Во-о-от, правильно я угадала, раз киваешь, ну ведь не только ты в спецшколе училась, молодая. Так что, Олечка, сейчас эта нахальная малолетка просто выделывается и мотает тебе нервы. Ладно, хватит терять время, поехали, пока я не передумала. Мне уже не восемнадцать, чтобы ночами шляться где ни попадя. Как раз по дороге дослушаем увлекательное повествование о похождениях стихийно созданной японско-китайской сборной по дебошу и беспределу.
Машина мягко тронулась, унося меня в неизвестность. Поднятое стекло отсекало нас от водителя, внутри салона ненавязчиво пахло дорогими духами, автомобильной кожей и, самую чуточку, пороховой гарью. Интересно, а эти двое тоже по нашей Тойоте стреляли, или просто запах въелся? Хотя, какая разница... Я вздохнул, поежился под заинтересованно разглядывающими меня ледяными глазами, и продолжил свой рассказ о том, как дошел до жизни такой.
* * *
...поначалу в салоне Тойоты царило не то чтобы напряженное, скорее, временно крайне необходимое молчание. Служанки таращились в никуда, переваривая полученные в 'Желтом Флаге' впечатления. Йокояма осторожно трогала наливающийся красками фингал под глазом, морщилась, но не переставала самодовольно ухмыляться, уйдя глубоко в свои мысли. Гого помассировала пальцами пострадавшую переносицу, достала из аптечки пластырь, привычно заклеила ссадину и теперь неторопливо рулила по узким грязным улочкам куда глаза глядят.
