Стёпка сердито смотрел на ухмыляющегося вампира, который был, чего уж там, во многом прав. И враги из ниоткуда появлялись (вспомнить хотя бы Бучилов хутор, колдунов в Проторе, Хвалогора с гриднями в Лосьве); и Миряну он от заклятья избавил, пусть она и не принцесса, зато его теперь всё женское население Таёжного улуса знает; и Смаклу из плена выручил; и на турнире, да, хотел быть самым крутым — и был почти самым крутым; про желание увидеть настоящего дракона вообще говорить не стоит. Неужели прав вампир?
— Да правда это, правда, не сомневайся, — словно бы прочитал его мысли Ниглок. — Я ведь как только увидел, что все оркимаги ни с того ни с сего вдруг в чёрное с серебром переоделись, сразу понял, что кто-то вроде вас в этом мире появился. Вражеские колдуны — они же всегда в чёрном, правильно? Чтобы пострашнее были, чтобы сразу было понятно — злодеи.
— А до этого они какими были? — не поверил Стёпка.
— Другими... Обычными... Не помню уже... — вампир оскалился, но получилось не злобно, а жалко. — Я и заметил-то только потому, что сам нездешний. Силы у вас много, вот оркимаги с колдунами за вами и охотятся. С одной стороны вроде как боятся, а с другой попользоваться вашей силой хотят... Для себя.
— Перетопчутся, — довольно сказал Ванька. — Силы им нашей захотелось... Как бы не так! Щас вот как придумаю, что они все сквозь землю провалятся, будут тогда знать!
— Если бы это было так просто, — вампир устало прикрыл глаза, облизал сухие губы, попробовал шевельнуть рукой, она уже не поднималась. — Одного желания мало. И склодомаса вашего мало. Нужно ещё кое-что. Вы не знаете, а я знаю. Только вам не скажу. Не стоите вы того. Будете теперь мучиться... всю оставшуюся жизнь. Мучиться и меня вспоминать.
Он уставился на Ваньку:
— Ну что, конопатый? Открыть тебе страшную тайну? Или навсегда с собой в могилу унести главный демонский секрет? Мне почти семь лет потребовалось для того, чтобы его заполучить. А?
Ванька пожал плечами, покосился на друга, мол, как думаешь?
— С чего это вы так расщедрились? — Стёпка вампиру верить не спешил.
— Вас, дураков, жалко, — признался Ниглок. — Чародеи вас за нос водят, а вам и невдомёк. А правда в том, что вернуться отсюда туда почти невозможно.
— Почти? — уточнил Стёпка.
— Да-да, ты правильно услышал. Вещица одна у меня имеется... — вампир говорил всё тише, видно было, что он тратит на разговор последние силы. — Чародей один амулетиком со мной поделился... Ну как поделился — мёртвому амулеты ни к чему. А я его рядом с сердцем носил, всё надеялся, всё верил, что получится... Не получилось. Мне-то теперь дорога домой заказана, сам виноват, туда таких не принимают. А вот вы... Вам... Когда умру, можете забрать, я разрешаю... Только не тяните, амулету этому живой хозяин нужен, на мёртвом он быстро умирает... Я тогда успел... И вы поторо... питесь...
Ниглок тяжело выдохнул и как-то весь опал, будто сдулся. Руки бессильно разжались. Остекленевшие глаза смотрели а одну точку и ничего уже не видели.
— Он что, вправду умер? — шёпотом спросил Ванька.
— Нет, понарошку, — тоже прошептал в ответ Стёпка. — Видал, как его переломало. От таких ран кто хочешь умрёт. Даже почти бессмертный вампир.
— Интересно, про какой амулет он говорил? Думаешь, не врал?
— Может, и не врал. Амулеты, они же разные бывают.
— Заберём его?
— Ну, попробуй.
— А чё сразу я-то?
— Ты же у нас хозяин склодомаса, вот ты и забирай.
— А ты хозяин эклитаны.
— А ты — демон-экзепутор.
— Вот щас заберу амулет и вернусь домой без тебя. Понял? А ты тут останешься и будешь потом локти себе кусать.
— Я сейчас тебя покусаю!
— Стёпыч, кончай придуриваться! — Ванька, привстав на цыпочки, всматривался из-за сундука в мёртвое лицо вампира. — Ты же слышал, он сказал, что амулет надо быстрее снять, пока не выдохся. А то он сейчас вместе с вампиром в пыль превратиться. Как та рука отрубленная.
— Ну так снимай.
— Ага, снимай. Легко сказать.
— Боисся? — поддразнил Стёпка.
— Знамо, боюся. Он же мёртвый.
— А ты аккуратно. Я тебя подстрахую.
— Ну, ладно, уговорил. Только ты будь наготове, хорошо.
— Договорились.
Ванька подошёл к распростёртому на полу телу, постоял, не решаясь, затем легонько пнул вампирью ногу.
— Ты чего?
— Проверяю, — прошипел Ванька. — Вроде, в самом деле умер.
— А ты сомневался?
— Да кто этих высосов знает. Может, они бессмертные. Ладно, вон этот амулет, на груди у него, под одеждой. Сейчас сниму. Только голову придётся приподнимать. Чёрт, так неохота! Противный он какой-то.
Но едва Ванька склонился над вампиром и протянул руку к его шее, тот вдруг и в самом деле ожил. Встрепенулся, глаза распахнул и крепко вцепился в Ванькино плечо всеми своими вновь, как оказалось, выпущенными когтями.
— Попался!
Уж на что Стёпка был готов, как ему казалось, к любым неожиданностям, всё равно чуть ли не подпрыгнул от неожиданности. На то, чтобы описать Ванькин испуг, просто не хватит подходящих слов. Позорно взвизгнув, он дёрнулся, пытаясь вырваться, и повалился на пол, едва не уткнувшись носом в вампирий живот.
— Попался! — торжествовал Ниглок, подтягивая его к себе. — Ты с кем, салага, тягаться вздумал? С Ниглоком? Оттар хишшэс ттан! О-ос?
— Стёпыч, на помощь! — вопил Ванька, барахтаясь на полу. — Я же говорил, что он притворяется! Да отцепись же ты, гад! Что тебе надо? Только попробуй меня укусить, сразу подохнешь! У меня кровь ядовитая!.. Стёпыч, ты где?
А Стёпка, уже опомнившийся от испуга, стоял над ними и не знал, на что решиться. Эклитаной рубануть? А толку? Не рубит эклитана вампиров, проверено уже на Згуке. Да и зачем? Видно же, что ничего смертельно опасного Ниглок Ваньке сделать не может. Держит его одной рукой с обломанными когтями, а всё остальное тело как лежало бревно бревном, так и лежит. Это хитрый вампир, видимо, от отчаяния на такое решился, чтобы хоть как-то отплатить за свою близкую погибель. Даже бить его не хочется, сейчас устанет и сам Ваньку отпустит, вон у него уже и пот на лбу выступил и дыхание прерывистое.
— Стёпыч, спасай! — вопил Ванька.
А Стёпка, честно говоря, уже едва удерживался от смеха. Потому что всё это копошение на полу и впрямь выглядело забавнее некуда. Полупарализованный вампир тянет брыкающуюся жертву в одну сторону, перепуганный, встрёпанный Ванька — пытается уползти в другую; из сундука на них сыпятся золотые монеты, под руками бренчат золотые подносы и чаши... Звон, шум, ругань — несерьёзно всё как-то, по-дурацки.
— Глупый усварх! — между тем яростно хрипел вампир, дёргаясь вместе с вырывающимся Ванькой. — Не нужна мне твоя гнилая кровь! Жезл давай!
— Что?
— Склодомас, говорю, давай! А то в самом деле укушу!
— Да на! — сказал вдруг Ванька. — Подавись!
И сунул жезл прямо в вампирью морду. Ниглок тут же отпустил добычу и схватил склодомас. Торжествующая усмешка исказила его и без того не самую приятную физиономию. Ванька поскорее на карачках отполз подальше, поднялся и, с ненавистью глядя на довольного вампира, пообещал:
— Рано радуешься, ур-род. Он тебе всё равно не поможет. Он на нашу кровь зачарован, а другим не подчиняется. Помучаешься да и подохнешь. А он всё равно у нас останется.
— Был на вашу, а стал на нашу, — объявил Ниглок. — И за урода ты мне ещё ответишь. Смотри, пацан, и учись.
И он почти воткнул жезл в рану на боку, прямо в побуревшие от крови лохмотья. Там, внутри сразу ярко засиял налившийся синевой камень. Стёпка остро пожалел, что помедлил и не решился выбить склодомас из вампирьей руки. И что стоило дураку хотя бы пнуть посильнее, а теперь уже поздно...
Заорал бывший лейтенант похлеще Строка, раза в два громче, так, что у мальчишек даже уши заложило, а с полок посыпались всевозможные изделия из золота. Не принял склодомас вампирью кровь, отверг с презрением, да ещё и наказал наглеца нестерпимой болью. Ниглок выгнулся дугой, рана на боку буквально дымилась, отброшенный в сторону жезл тоже дымился. Ванька подхватил его, осмотрел, потом брезгливо оттёр от высохших остатков вражьей крови.
— Вот так-то! А то — учись, учись.
С вампиром творилось что-то непонятное. Его перекошенная от боли морда на краткое время принимала вдруг вполне человеческий вид, затем, словно передумав, опять возвращалась в прежнее, кошмарное состояние. И так несколько раз. Вампир уже не кричал — хрипел, зажимая рану рукой. Всхлипнув в последний раз, успокоился, утих, лежал с закрытыми глазами; а лицо его так и осталось снизу наполовину человечьим, сверху — наполовину вампирьим. Жуткое зрелище — и смотреть неприятно, и взгляда не отвести.
— Вот теперь я точно знаю, почему он в вампира превратился, — сказал Ванька. — Потому что он внутри — настоящий гад. И не за наших он там воевал, а за ихних. За врагов, в общем. Среди наших такие гады только предателями могут быть. Смотри, как он нас обманул с этим амулетом... Ведь обманул же, да?
Ниглок открыл наполненные болью глаза.
— Ну, обманул и что? Надо же было попробовать. А вдруг бы ваш склодомас мне помог.
— А попросить нельзя было? По-хорошему?
— А вы бы мне поверили по-хорошему? А? Ну то-то же... Чёрт, больно-то как! Словно вся кровь во мне горит! Видать, в самом деле конец мне пришёл. Врал я вам, врал, да ненароком правду и сказал. Сам себя, выходит, склодомасом этим погубил... Обидно.
— Так вы что, не умирали?
— Вампиры от таких ран не умирают, — скривился в невесёлой усмешке Ниглок.. — Даже вдали от родовых гнёзд... которых у них нет и никогда не было. Я их тоже придумал. И Строк, я думаю, месяца через два себе новую руку отрастит... Сволочь. Лучше бы не меня, а его сюда закинуло.
Стёпка только головой покачал. Выходит, этим вампирам ни в чём верить нельзя. Он и сейчас, может статься, тоже притворяется и вовсе не помирает, а лежит себе и незаметно раны залечивает.
— Смешно, — вампир поскрёб когтями по каменному полу. — Говорил же он мне, а я не верил. А он прав оказался.. Сволочь! Во всём прав.
— Это ты о ком сейчас? — спросил Стёпка. — Кто он? В чём прав?
— Был тут один. Тоже, по-моему, из наших. Учил всё меня... Мол, у демона-исполнителя только тогда всё получается, когда не для себя, понимаете? Только если ничего не захотел для себя лично. Забавно, да? Я ему не верил, да и как тут поверишь? Это же как в детской сказочке. Мол, исполняются только бескорыстные желания, только если не захотел ничего для себя лично. Вот как вы сейчас. Золото они отдадут... Таёжный улус они спасти хотят... Жила бы, как говорится, страна родная, и нету других забот... Пионеры-комсомольцы, чтоб вам пусто было... Идеалисты хреновы! Ничего для себя не хотите, да? А на других вам наплевать? Только если ничего для себя лично...
Он уже начал заговариваться... Или опять притворялся, что заговаривается.
— А вы?.. — начал и не договорил Стёпка.
— А что я? Да, да я хотел! Что уж теперь... Для себя хотел! Много. Всего и много. И чтобы сразу. Здесь же такие возможности... как мне казалось. Такие! Хреновые, честно говоря, возможности! Если бы я сразу знал!
— А как нам этого найти? Который вас учил? Где он сейчас?
— Умер он, понятно. Взял и однажды умер. Когда тебя мечом насквозь протыкают, почему-то очень хочется умереть... Вы вот что, парни... С золотом что хотите делайте, мне на него, честно, уже плевать... Да на всё плевать! Только ведь не получится у вас ничего! У вас тоже не получится, я точно знаю! Вы вот себе напридумывали геройства всякого, силу там небывалую, умения воинские... Я видел, как ты со Згуком бился, видел. Ты же мог его победить, но поиграться решил, обманул вампирскую сволочь... Вы ещё не знаете, какая он сволочь, что он со своими в деревнях творил... И я... И меня заставляли... Жить захочешь — не такое сделаешь... У вас ещё всё впереди, ещё узнаете, каково это — себя ломать, совесть свою давить, узнаете... Ничего у вас не получится, я вам говорю! Вы теперь сомневаться будете в себе, мол, а вдруг это не взаправду? А вдруг это мы всё придумали, и оно ненастоящее? Так вот я вам скажу: всё это и вправду ненастоящее. И склодомас ненастоящий. И меч твой — никакой не волшебный, а просто железяка. И силы в тебе, Степан Батькович, геройской нет и не было, и потому любой здешний воин уделает тебя на раз... Вот такую вот я вам подлянку напоследок подкинул... Это вам месть за смерть мою. За то, что вместо меня... месть вам... Обокрали за то что... Мне это всё должно было, мне, а не сосункам восторженным... Почему так всё... неправильно? За что?.. Я ведь не хотел...
Речь вампира становилась всё более неразборчивой. Нет, похоже, не притворяется, похоже, сделал с ним что-то такое склодомас, после чего вампиры уже не выживают. Бледная кожа постепенно приобретала всё более серый оттенок, глаза ввалились, рот едва открывался. Иссохшие руки жалкими плетями лежали вдоль опадающего тела. Голос стих почти до неразличимости, но вампир упорно бормотал, почти шептал, всё тише и тише:
— И не вернётесь вы... не вернётесь... Я не смог и вы не сумеете... Будьте вы прокляты, зачем вас таких только призвали... Так хорошо было, когда не знал... Мне бы домой сейчас... Домой бы... До... мо-о-ой... О-о-ох...
С последним выдохом его рот отвалился, как на шарнире, показав острые желтоватые клыки, щёки запали, глаза остекленели на секунду и вдруг наполнились белой мутью. И как-то сразу стало ясно, что вот это, лежащее перед ними, уже не живое, уже умерло навсегда. И начиная с бессильно раскинутых рук и вытянутых ног, его тело постепенно начало рассыпаться, как рассыпается на ветру высохшая песочная фигура.
Несколько бесконечно длинных минут мальчишки молчали, оглушённые свершившимся на их глазах страшным финалом чужой непростой жизни. Вот теперь вампир был окончательно и безнадёжно мёртв. Не старший лейтенант Николай Нигашин, а кровавый вампир Ниглок из Оркланда, враг со лживой сумеречной душой. Смотреть на его осыпающееся в серую пыль тело, было до жути неприятно, но мальчишки не отводили глаз, словно что-то удерживало их от того, чтобы отвернуться. Почти невидимый дымок всплыл к потолку и растворился. На полу осталась лежать вампирская хламида и пояс с ножами. И исщерблённый вампирский меч.
— Первый раз вижу, как умирают, — тихо прошептал Ванька. — Хорошо, что он испарился, правда? А то лежал бы тут мёртвый — вытаскивай его потом.
Стёпка промолчал. Услышанное от Ниглока как-то его слегка оглушило. Конечно, может быть, вампир всё придумал, может быть, он вообще не знал правды... А если знал? А вдруг не придумал?
Стёпка достал рукоять ножа и щёлчком заставил выдвинуться эклитану. Чудесный меч послушно просиял сверкающим лезвием, эфес мягко обнял кисть руки. Приятная стальная тяжесть грела душу. Работает. Врал вампир. Или уже свершившееся чудо назад не размагичивается? Это хорошо. Значит, и золото не исчезнет, когда они отсюда выйдут. И Дрэга не исчезнет. Это очень хорошо.
— Надо как-то наверх выбираться, — сказал он Ваньке. — Что будем делать?
