— Да, именно так они и говорят, — подтвердил мужчина. — И не только они. К счастью.
— Вот именно, к счастью. Скоро этого счастья будет совсем мало вокруг, — женщина закуталась в шаль, не сводя взгляда с темноты заоконного пейзажа. — Света становится мало... Огоньки в домах гаснут.
— Оно останется внутри каждого из нас, — ответил мужчина. — И это — главное. То, что поможет всем нам выжить, выстоять и... победить.
— Страшно сознавать, что дочь... ей же только одиннадцать лет, совсем ребёнок... девочка. Тоже будет воевать... Уже сейчас, — сказала женщина. — Трудно смириться с тем, что она приняла такое решение. И в то же время... я понимаю, знаю, осознаю, что это — её собственное, личное решение. Не знаю, смогла бы я в её возрасте вот так чётко и полно решить для себя что-то подобное. Такой войны...
— В галактике не было пятьдесят тысяч лет. По любой хронологии, — тихо добавил мужчина. — А Джесси... Ты же знаешь, она всегда была немного... старше своих ровесников и ровесниц. А сейчас я уверен, что она была не только старше их, но и...
— Мудрее, — сказала женщина. — Если она и её друзья займутся защитой протеанского наследия... Это даст им перспективу... Такую перспективу для взрослой жизни... Хочется верить, что послевоенной жизни... Может быть, это и правильно, что дети нашли для себя дело ещё до войны... Кто знает, как начнётся эта война. Как бы ни был совершенен этот выживший протеанин, война со Жнецами будет во многом... неизбежно будет другой. Совсем другой.
— Я тут на одном из 'зеркал' прочёл высказывание матриарха Этиты. Помнишь, о ней ещё Бенезия Т'Сони упоминала.
— Да, помню, — вздохнула женщина. — Муж Бенезии. И — отец Лиары. Той самой, что много изучала протеан.
— Много и долго, — согласился мужчина. — Точнее — не протеан, а протеанское наследие.
— Вот и соединились дорожки, — женщина задёрнула на окне занавеску. — Дочь Бенезии изучала протеанское наследие, а наша Джесси будет защищать это наследие на Идене.
— Уверен, что не только защищать. Она будет учиться. Мы сделаем всё, чтобы дети продолжали учиться. И придёт время, когда наша Джесси будет не только защищать, но и изучать это протеанское наследие. Представь только, имя нашей Джесси рядом с именем Лиары в одном из самых уважаемых и авторитетных сетевых научных журналов Галактики.
— Хотела бы, чтобы так оно и случилось. Ты имел в виду 'у каждого поколения — своя война'?
— Да, — подтвердил мужчина. — Ты тоже...
— Читала, как же. После разговора с Бенезией трудно было... остаться прежней. Я видела, как Джесси смотрела на матриарха азари... Нет, не пожирала взглядом, но... Она... она взрослела на глазах. Я тогда думала, что мне это снится наяву, в лучшем случае — кажется, а теперь понимаю и чувствую — нет, Джес тогда действительно взрослела.
— Как считаешь, если Явик... придёт к нам, то, может быть... следует пригласить сюда всех остальных? И родителей, и детей? — мужчина не стал снимать руки с плеч подруг, и ей это очень нравилось.
— Хорошо. Я позвоню мамам всех троих. Приглашу. Захотят — придут. А то действительно... Незачем протеанину бегать по четырём домам. Параллельно — не получится, а последовательно — слишком долго.
— Насчёт того, что параллельно не получится... — задумался мужчина. — Я сомневаюсь. Это — Старшая Раса, а у неё, как мы уже убедились, просто фантастические для нас, нынешних, возможности по общению. Впрочем, ты права. Лучше — не усложнять. И так нашу дочку знают все в районе и её спутников тоже знают.
— Угум. Четыре мушкетёра. Это ведь и о них тоже... — улыбнулась женщина. — Ты прав. Я позвоню и приглашу. И Джессике будет легче и удобнее. И, уверена, спокойнее — тоже будет.
— Давай спать. А то... будем невыспавшиеся говорить с Явиком, — мужчина повлёк подругу к постели. Она усмехнулась и не стала возражать.
— Спать — так спать. Ты прав. Надо спать, — она подошла к кровати. — Ложись, я позже... Шаль надо сложить.
— Ложись ты. А шаль... Я сложу, — мужчина потянулся, снимая с плеч подруги тёплое покрывало. — Ложись, ложись. И не забудь одеяло. Ночи... прохладные.
— Спасибо... — женщина легла, натянула одеяло, наблюдая, как супруг аккуратно и бережно складывает шаль — подарок матери на свадьбу... — Одиннадцать лет пролетело... как несколько минут... И не заметила...
— Наша дочь — всегда с нами, — сказал мужчина, ложась рядом с женой. — Давай спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — женщина повернулась на правый бок, её взгляд коснулся занавешенного окна. Глаза закрылись. Спокойно и медленно пришёл сон.
Ванесса
Ванесса стояла у калитки. Спать совершенно не хотелось. Разговор с родителями закончился несколько минут назад. Она свернула экран инструментрона, вернула прибор на руку, вышла в прихожую, едва освещённую неярким софитом. Не глядя сняла с вешалки шаль... Не хотелось выходить простоволосой. Что-то в ней очень серьёзно изменилось за время этого разговора.
Укутавшись, она выскользнула за дверь, зная, что остановится у калитки. Ей никуда больше не хотелось идти... Вечер давно передал свои права ночи, редкие огни совершенно не беспокоили, они были слишком слабы. Звёздное небо огромной 'чашей' накрыло Иден. Почти Земля, но... не Земля. Землеподобная планета, может быть даже — планета-сад. Всё равно. Это — Иден, её родина. Она прожила здесь одиннадцать лет... Раньше никогда особо не задумывалась о возрасте, просто жила, просто росла, просто взрослела. А сейчас, придерживая рукой шаль у подбородка, Ванесса понимала, что... детство остаётся за спиной, а впереди — взрослая, серьёзная, реальная жизнь. Жизнь, где основное место, пусть и в самом начале, займёт противостояние со страшными полумашинами — Жнецами.
Родители слушали её очень внимательно. Не задавали никаких вопросов. Не прерывали. Не стремились уточнить, как-то направить её рассказ. Предоставили дочери полную свободу. Как на неё, свою старшую сестру смотрели младшая сестра и младший брат! Такой они её видели впервые. А чувствовали — тем более впервые. И она сама удивлялась самой себе. Понимала ведь, что это всё — результат влияния Явика. Получается, что она не только слушала протеанина, не только слышала то, что он ей говорит, но и... Оказывается, он всё же передавал ей мыслеобразы. Много разных мыслеобразов. Ёмких. Красочных и точных. Эти мыслеобразы... Один из способов, столь обычных для протеан, умевших влиять на столь разные расы...
Старший брат... Билли. Ему шестнадцать. Он вступил в ополчение и сейчас служит в райцентре, в одной из частей ополчения, защищающей городскую границу. У ополченцев сейчас, особенно в городах — напряжённо. Увольнения отменены, зато тренировок и учений — ежедневно и по многу часов.
Родители поняли, что и старшая дочь тоже будет воевать. По-другому, но — реально воевать. Уже сейчас, до войны со Жнецами. Потому что всегда будут те, кто вредит, всегда будут те, кого надо постоянно удерживать — силой — в рамках. Явик прав... Если часть протеанского наследия оказалась на Идене, то... кому, как не иденцам защищать и оберегать это наследие. Да, формально Явик — единственный владелец и распорядитель всего протеанского наследия. Тем не менее, он не стремится остаться единственным властителем. Он не отрицает важность изучения этого наследия. Он категорически против того, чтобы протеанские артефакты были средством обогащения очень немногих разумных. Прежде всего — материального, денежного обогащения.
Послышались лёгкие шаги. Младшая сестрёнка, Дарла, подошла, обняла сестру за талию, прижалась к спине Ванессы, легонько дунула ей куда-то за ухо. Молодец. Понимает, что сейчас лучше помолчать и только поприветствовала сестру одной ей ведомым способом. Хорошо, тепло поприветствовала. Дарла немногословна, а за столом она вообще была невероятно молчалива. Ванесса её и не узнавала временами. Хохотушка — да, но болтушкой Дарла никогда и не была, а тут — полное молчание. Совершенно Дарле не свойственное. Явик прав, он предупредил, что очень скоро многие люди будут меняться. Не уточнил, как и насколько меняться, но оказался... прав. Если уж Дарла обошлась без реплик и без улыбок, то... Как же повзрослел её младший брат, Боб?
— Очень повзрослел, Вана, — тихо сказала Дарла. — Ты же знаешь, он в кровати постоянно вертится. Непоседа эдакий. А сейчас вот, несколько минут назад заглянула в детскую — спит абсолютно неподвижно. И постель не перебуторена, — она помолчала. — Повзрослел Боб. Повзрослел. И, думается мне, что не только он повзрослел. Жалко, что у Джессики нет ни братьев, ни сестёр. Одна она... И её родителям особенно трудно принять будет... взросление единственной дочери. Они будут очень бояться за неё.
— Наши... тоже боятся, — ответила Ванесса. — Я знаю, что мама и папа любят нас всех... и будут любить, пока будут живы... И даже после того, как уйдут за Грань... мы будем чувствовать их любовь и их поддержку.
— Я тоже это знаю. Потому что... чувствую, — ответила младшая сестра. — Вана, идём в дом... Холодно вот так стоять... Ты... как то странно повела себя... Вошла, переоделась в пижаму, а потом... схватила шаль, и выскочила... Действительно...
— Не спится мне, Дарла, — ответила Ванесса. — Не хочу спать. Точнее — не могу. О Билли думаю. Тяжело ему сейчас приходится. Раньше на ополченцев — как на недоразумение смотрели. Многие считали, что это — дополнительные силы для усмирения толпы. А оказалось... нет. Для гораздо более лучшего. И... сложного.
— Случись что... когда Жнецы придут... Ополченцев всё же больше... И гибнуть они будут... — Дарла запнулась, поймав вопрошающий взгляд старшей сестры. — Прости...
— Это ты меня прости, Дар, но ты... — выдохнула Ванесса.
— Повзрослела, да?! — спросила Дарла. — А куда я денусь-то? Билли — в ополчении, теперь ты займёшься... как это... 'командировками' за этими протеанскими артефактами. Мне что, одной, что ли, оставаться? Не-а! Я тоже себе дело постараюсь найти. Теперь — постараюсь! — поняв, что сказала достаточно, Дарла замолчала.
— У нас с тобой ещё младший имеется. Брат, — уточнила Ванесса. — Бобу нужен кто-то рядом. И ты...
— Пристраиваешь меня к брату? — младшая взглянула в глаза старшей сестре. — Понимаю, но... Вряд ли теперь я задержусь в родном селении. Увы... Тянет меня отсюда. Боюсь, что завтра... когда ты поговоришь с Явиком... Мы все поговорим... Многое, очень многое изменится. Для каждого из нас и для всех нас. Изменится. Должно измениться. Не может не измениться. — Дарла отошла от сестры. — Прости. Я пойду в дом... Холодно.
— Иди. — Джессика обернулась, проводила младшую сестру взглядом. Если Дарла что-то решила, возражать и препятствовать бесполезно. Хитрунья, она всё равно добьётся своего и сделает так, как только она хочет и так, как ей одной надо. Трудно ей будет. Младшая сестра. Приглядывала всегда за Бобом, но теперь... Теперь, похоже, и у неё впереди засветилась своя личная Дорога. Несколько часов — и столько изменений в жизни каждого из её семьи... Больших, крупных, ёмких изменений.
Джессика повернулась к калитке, замерла, вперив взгляд в чернеющее над головой небо. Задумалась. Да, возможно, она уснёт только под утро, но... теперь придётся часто недоспать. Очень часто. Потому что работы много. На всех хватит. Трудной, тяжёлой и необходимой работы. Как сказал Явик — для того, чтобы надежда стала фундаментом реальной скорой победы.
Мигель и маленькая азари Инори
Раз-два-три-четыре-пять. Удар! Мяч влетает в просвет между столбом — опорой мачты освещения и связи и забором соседского подворья. Мигель улыбается, догоняет мяч быстрой пробежкой, ударяет легко и свободно по шару, тускло светящемуся в полумраке ночной улицы и бежит следом за подпрыгивающим мячом. Четверть часа назад он закончил разговор с родителями. Может быть — не разговор, а монолог? Может быть. Всё равно. Сейчас ему необходимо погонять мяч. Тихо погонять, без особого шума. Ночь кругом, до рассвета, если считать по земному времени — несколько часов.
Спать не хочется совершенно. Да, пришлось долго сидеть за столом, хорошо ещё, что батареи инструментрона выдержали поддержку большого экрана — на средний домашние смотреть не согласились. 'Легенду' выучили едва ли не наизусть... А уж как смотрели на значки, усыпавшие территорию района... Заинтересовались. А Мигель всё острее понимал, продолжая рассказ о протеанском наследии, насколько же много вложил в него этот жукоподобный протеанин. Куда там прежним наставникам и педагогам — они и рядом не стояли по мастерству влияния на него — мальчишку-сорванца.
Да, он хочет стать великим футболистом. Нормальное мальчишеское желание. Да, он знает, что многие жители селения считают, что он и родился с футбольным мячом в руках. Но если придётся выбирать — игра или дело, то он теперь выберет дело. Протеанские артефакты — это дело. Настоящее, сложное, трудное дело. Нельзя допустить, чтобы они исчезали в частных коллекциях, становились предметом торгов и обменов. Артефакты такой мощной, могущественной расы надо изучать, их нужно делать доступными множеству людей и... не только людей.
Надо сделать всё, чтобы зачистить от артефактов башни... Такие великаны будут сметены ударами Жнецов с орбиты в первую очередь. Явик прав — башни теперь пострадают обязательно. Очень многие будут разрушены. Жаль, если вместе с башнями погибнут многие протеанские артефакты... В них столько важного и интересного! Явик не настаивает, он просто показывает, с чем могут быть связаны те или иные предметы протеанского наследия, а это... это же такая древность! И одновременно — это такое будущее! Уже сейчас взрослые преклоняются перед способностью Явика мыслеобразами за минуты пояснять то, что пояснить могут многосуточные лекции и стандартные показы на множестве экранов. А тут — несколько минут и всё понятно. Столько информации сразу попадает в память, в сознание, в саму суть человека. И — не только человека.
Мяч подпрыгивает и катится по щебёнке, шелестит боками, сверкает тусклым светом, помогая бегущему следом мальчику не терять себя из виду. Лёгкий удар. Ещё один — и мяч летит дальше. Вот и окраина селения... Щебёночная дорога уступает место просёлочной, колейной. Мяч взлетает вверх и... замирает.
Мигель пробегает ещё несколько метров, останавливается и оглядывается по сторонам. Вокруг — две почти непроницаемые стены из старых деревьев, стволы которых едва-едва выделяются во тьме. Мяч продолжает висеть, но Мигель не торопится бежать к нему. Можно спокойно подойти, руку протянуть и взять.
— Инори, я знаю, что это ты, — тихо говорит Мигель.
— Рада, что узнал, — из-за дерева, стоящего чуть впереди остальных на противоположной стороне просёлочной дороги, выходит маленькая азари. — Мяч можешь взять... Или мне тебе его подать? — улыбается озорница.
— Не надо, Ино. — Мигель подходит к мячу, и тот соскальзывает в подставленную ладонь. — Опять гуляешь одна?
— Да, — улыбается Инори. — Папа приезжает завтра утром. А мне... мне не спится. Вот и гуляю там, где потемнее и меньше тех, кто отвлекает.
