Темари скрипнула зубами, а Шира, тяжело вздохнув, положил мне руку на плечо:
— Давай прогуляемся.
Не стал отказываться. Мы вышли в темный коридор и пошли на верхние ярусы, там обычно было не так людно. До самого выхода на улицу Шира молчал, да и когда мы вышли, заговорил не сразу.
— Я просил тебя быть помягче.
Улыбаюсь под маской.
— Я и так с ней почти нежно себя веду.
Синоби хмыкнул:
— Да ну?
— А сам подумай. Только головой, а не другим местом. Она на что-нибудь тебе жаловалась последние пару дней?
Кивает:
— Да, на тебя.
— А на все остальное?
— Считаешь, пусть лучше ненавидит тебя, чем вспоминает обо всем остальном? — понял Шира.
— А разве нет?
Он пожал плечами:
— Не знаю, я не особо разбираюсь в женщинах.
— Ага, выпьем за это? — я стянул ткань и повернул к нему лицо. — Или ты не из-за этой бутылки меня позвал?
Парень хитро ухмыльнулся и выудил из потайного кармана какую-то выпивку:
— А ты из-за нее согласился?
Отрицательно покачал головой:
— Я не пью, смысла особого нет.
Он приложился к выпивке, и, судя по тому, что даже не поморщился, там было что-то не особо крепкое.
— Почему нет смысла?
— Для меня что вода, что это — одно и то же. Зачем переводить добро? А чтобы на меня подействовал алкоголь, нужно что-то крепкое и в большом количестве. Да и нет желания. Я на работе или как?
Парень кивнул:
— Тоже верно.
Он отпил еще, по виду, пытаясь на что-то решиться.
— Можно тебя спросить?
Ухмыльнулся:
— Не обещаю, что отвечу.
— Да, да. Как ты думаешь, когда все это кончится, и клан сможет вернуться в Суну, я и Темари...
Поднял руку, останавливая его:
— Ну, ты нашел, кому такие вопросы задавать. По делу, да, я отвечу. А личные проблемы... Я и так терплю присутствие Киеши и... Ну ладно, Теми мне нравится подкалывать. Но лезть в ваши дела... Нет, спасибо. Скажу только одно: будь мужиком и поговори с ней сам.
Шира усмехнулся:
— Ты меня не понял. Я хотел спросить, мы сможем пригласить тебя на свадьбу?
Засмеялся:
— Молодец, подколол. Попробуйте. Моя жена попытается проследить, чтобы я не сорвал вам праздник и не превратил его в балаган.
Он тоже засмеялся.
— Жена? Хочу познакомиться с той героиней, что добровольно согласилась тебя терпеть. Красивая?
Киваю:
— Другую бы не взял. Ну, тебе тоже повезло. Теми с распущенными волосами выглядит... Ну, ты понял.
В этом Шира был со мной полностью согласен.
— Ты не представляешь, каких трудов мне стоило ее упросить отказаться от тех пучков...
...шуршание чешуи...
— Тихо! — я напряг слух, жестом приказывая парню замолчать.
Слишком много звуков вокруг. Говор, шуршание тканей, шаги, чей-то плач, шелест бумаги, треск, биение сердец. Нет, нет, нет, все не то. Вот!
Напряг все чувства, сосредотачиваясь на источнике звука, совершенно несвойственном для пустыни. И запах воды, влаги. Высокий мужчина, крепко сложенный. Плащ. Монструозный меч за спиной. Кисаме!
— Шира. Бери подругу и валите из города. Опасность, прямо сейчас!
Парень медлил мгновение, затем резко скользнул назад, оставив недопитую бутылку прямо в воздухе. Он скрылся в здании до того, как она пролетела половину своего пути до пола. А мечник Акацки оскалил акульи зубы. Ну что, Като, готов проверить, способен ли ты выступать в высшем дивизионе?
========== Интерлюдия 12
Сама идея разделиться Итачи не нравилась. С напарником, прикрывающим спину, всегда лучше, чем в одиночку. Но они разделились. Путь до крупного торгового города не занял много времени, ведь в этот раз они двигались со своей скоростью, а не со скоростью ребят и Суны. Только так был шанс опередить противников... При условии, что Итачи правильно понял их замыслы. Но в своих выводах нукенин не сомневался — он был опытен и умен и не мог проколоться на такой мелочи. Поведение противника было очевидным... Кроме одного момента — состав ударных групп. Идею, что атака будет производиться крупными силами, Итачи отмел сразу. Уингу, Като, именно он вел Коноховцев и имел большой опыт подобных операций. Естественно, он настоял на том, чтобы операции провели малые группы и скрытно. Вопрос в другом. Как распределятся эти малые группы и кто будет в них состоять? Разделятся Коноховцы или нет? Если нет — то Итачи, как только он убедится, что здесь работает группа Сунахамы, стоит быстро расправиться с ними и сразу двигаться на помощь Кисаме. В способностях мечника Учиха не сомневался, но драться против команды практически лучших убийц Конохи... Это было бы опасно.
Итачи вовсе не считал двух напарников Като опасными, нет. Но с ним Саске, владеющий шаринганом. Кисаме, благодаря Самехаде, небезоружен против гендзютсу, но если Саске будет достаточно искусен, проблем у мечника будет много. Да и синоби из Корня... У него определенно есть какие-нибудь пакости, и если он атакует в нужный момент, а он сделает именно так, то Кисаме может и пострадать.
Однако, вопреки обыкновению, Итачи не пользовался шаринганом. Он еще молод и даже мангеке сможет пользоваться еще достаточно долго... Но терять свои глаза категорически не хотелось. Да, у этого... странного человека, назвавшегося Мадарой или Тоби, были глаза Учих. Сказка про то, что пересадить можно только глаза кровного брата, — чушь. Учихи — один клан, одна семья. Все они были близки друг другу, все они имели одну кровь. Пересадить можно любые, ведь шаринган пересаживают вообще не Учихам. Хатаке тому ходячее доказательство. Просто именно от глаз брата будет наилучший эффект. В любом случае, Тоби уже оповестил Итачи, что в случае необходимости он поделится парой глаз из своей коллекции. Они могли иметь разное мнение на цели Акацки. Они могли по-разному видеть рамки, в которых могли действовать члены организации. Но все же... Врагами они тоже не были.
Все было не так просто, как говорил Като. Тогда, с кланом. И сейчас, с работой Итачи в Акацки. Он не понимает целей организации. Он не понимает ее возможностей. Мальчишка Уингу. Он чем-то напоминал Итачи его самого. Но в тоже время был совершенно другим. Итачи в юности был предан Конохе... Фанатично предан. Но Като предан иначе. Не из идеалов, пропаганды, Воли Огня или любых других иллюзий. И дело даже не в его девчонке. Он просто сделал выбор. Осознанно принял решение, что будет работать именно в Конохе. И теперь, чтобы переубедить его, Итачи должен был показать ему, как много возможностей откроется перед ним в Акацки. Сколь многого он сможет достичь. Но сначала стоит показать ему, что он не так уж и силен. Слишком самоуверен. Враги, с которыми он сражался... Итачи казалось, что все они просто не смогли показать Като, насколько он пока слаб. Да, сенчакра — это много. И его навыки и умения кое-чего стоят. Но рядом с лучшими, что работают в Акацки, он будет блеклым пятном. И когда Кисаме ему это докажет, Итачи сможет предложить разочаровавшемуся в себе мальчишке помощь.
А сейчас не стоило лишний раз напрягать глаза. Тоби может дать ему новые, но чужие могут оказаться слабее своих. В другой ситуации Итачи бы накладывал на всех прохожих гендзютсу, чтобы проверять, не видели ли они синоби Сунахамы или Конохи и одновременно заставлять забывать, что они видели его. Но сейчас он просто шел, внимательно глядя по сторонам.
Это был не самый большой город, который он видел, и далеко не самый красивый. Так что это движение никак не отзывалось в душе нукенина. Достопримечательностью города был большой оазис, полноценное озеро, вокруг которого рос и развивался город. В остальном все тот же город, такой, как и все в Казе но Куни. Те же дома, те же люди. Разве что дома здесь старались строить повыше, чтобы побольше людей моли жить поближе к озеру. В остальном все то же самое.
Закончив свой путь по улице, нукенин вышел к берегу озера, взглянув на другой берег. Что же, добыча сама пришла к нему в руки. Небольшое усилие воли, слабое болевое ощущение, и мир обретает недоступную никому четкость и детальность. Итачи смотрит на другую сторону озера и видит трех синоби. Сначала он заметил двоих, одетых, как обычные прохожие... Но их с головой выдавала походка, движения. Третий себя скрывал намного лучше, если бы не шаринган, Учиха и не заметил бы — возможно, что это синоби. И именно третий остановился, повернувшись к нему лицом. Почувствовал? Или действительно заметил. Два других остановились, похоже, слушали команду третьего, более опытного... Коноховца. И дали деру. Итачи не стал их преследовать, без своего лидера они не стоят его внимания. А вот оставшийся... Коноховец наложил гендзютсу, мощное, массовое. Он скрыл себя от всех, будто его и не было, и спокойно стянул с головы ткань, скинув плащ. Костюм АНБУ Конохи песчаной расцветки. Маска Ястреба. И в щелях глаз отчетливо виден полностью раскрывшийся шаринган. Саске.
Така, немного постояв на месте, глядя на нукенина, стянул свою маску. Секунду его лицо было сосредоточенным и серьезным, а затем он дружелюбно улыбнулся. Открыто, по-доброму, как старому хорошему другу... Как брату.
— Ни-сан! Давно не виделись! Не пишешь, не появляешься. Я хотел прислать тебе приглашение на свадьбу, но не знал, куда, — Саске неожиданно умело использовал гендзютсу, для создания звука своего голоса на достаточно большом расстоянии, озеро было в ширину не меньше полукилометра.
Продолжая улыбаться, он расслабленной походкой пошел навстречу брату. Итачи на секунду замешкался, усилием воли применяя "Кай". Но это была не иллюзия. И шаринган в глазах младшего брата был настоящим. Это... Это действительно он? Но все же нукенин тоже шагнул навстречу.
— Я уже хотел попросить старика Данзо помочь найти моего любимого старшего братика... Но ты сам нашелся! — Саске продолжал улыбаться и еще активно жестикулировал, показывая искренность эмоций. — Мы столько не виделись. Я соскучился, ни-сан.
Итачи произнес всего одно слово:
— Саске.
На что Така вскинул руки к небу:
— Оно заговорило! — и, снова поворачиваясь к брату, продолжил. — Ни-сан, тебе нужно больше разговаривать с нормальными людьми. Я понимаю, нормальных в наши времена найти сложно, но ты хоть попытайся.
Итачи никак не мог свыкнуться с мыслью, что это — Саске, его младший брат. Контраст с предыдущей встречи был невероятен. И нукенин уже третий раз использовал "кай", чтобы убедиться — это не иллюзия.
— Что за балаган?
— Ты о чем? — внешне удивился младший брат.
— Ты ведешь себя, как идиот.
Саске отмахнулся:
— Нет. Это ты ведешь себя, как идиот... Причем уже лет десять. А я просто дурачусь.
Итачи понял. Влияние Минакуро Като. Раздражать людей просто для того, чтобы раздражать людей.
— Похоже, вы с ним одинаково любите мусолить тему уничтожения нашего клана.
Саске пожал плечами, серьезно ответив:
— Мне плевать, о чем ты говорил с ним. Это ваше дело. Но у меня к тебе личный должок, ни-сан. Мне все равно, какие у тебя были причины. Мне безразлична ситуация, в который ты оказался. Ты предал мой клан. Ты убил мою семью. Этого я тебе не прощу никогда.
Все же он еще жаждет мести, пусть и умело это скрывает.
— Но знаешь... — неожиданно совсем другими интонациями продолжил Така, — я за что-то тебе даже благодарен.
Нукенин вопросительно изогнул бровь.
— Я знаю, почему ты оставил меня в живых. Не важно, что ты сам об этом думаешь, — опережая мысли брата, говорил Саске, — я знаю причину. Ты боялся. Боялся остаться один с бременем клана. С бременем последнего выжившего. Вся ответственность, все прошлое, вся вина, все это осталось бы на тебе одном. И потому ты убедил себя, что кто-то должен спастись. Спастись, выжить, чтобы разделить с тобой твое бремя. Вину ты все равно оставил себе, а вот месть за клан и право его возрождения — мне.
Итачи нахмурился. Ему не нравилась эта трактовка. Брат тоже не понимал, ему заморочил голову этот... Но и рассказать истину нельзя. Не сейчас. А Саске продолжил:
— Но кое-что изменилось. Месть забери себе, она мне ни к чему.
Некунин удивился. Что это значило? Что хотел сказать его брат?
— Ты и все остальные из нашего рода, все те, кто погиб. Вы блуждали во тьме. Вы смотрели в темноту, и искали в ней истину. Я, благодаря тебе, едва не стал таким же. Но не случилось. Я увидел свет. Ни-сан, прошлое нашего клана остается тебе. Все, что было с кланом Учиха до того, как ты его едва не истребил — оно твое. Я возглавлю новый клан. Другой. В нем синоби не будут убивать своих друзей в погоне за силой. И брат не будет забирать у своего брата глаза, чтобы избавится от слепоты.
Вот теперь Итачи был действительно удивлен. Откуда он знал все это? Кто ему могу сказать?
— Удивлен? — Саске улыбнулся. — Я читал ту доску. Не все, но достаточно.
А затем Саске изогнул губы в насмешке:
— А затем я уничтожил ее...
Итачи дрогнул, пытаясь осознать услышанное. Это не укладывалось в его голове. Этого не могло быть, потому что не могло быть!
— Ха-ха-ха, видел бы ты себя со стороны. Вытянул лицо, будто встретил Рикудо вживую. Да, брат, я избавился от нее. Потому что этот артефакт вел наш клан путем ненависти и страданий. Пришло время это изменить. Ты будешь последним пользователем мангеке шарингана. Мои потомки будут смотреть на мир другими глазами.
И, завершая эти слова, глаза Саске изменились. Зрачок разошелся к томое, и они создали рисунок, как мангеке шаринган, но без зрачка.
— Саске... — с трудом выдавил Итачи.
— Красиво, не правда ли? — ухмыльнулся Така. — Муюкаса шаринган. Взгляд без оков. Я не нашел никакой информации о своих глазах, так что название придумал сам. Мои потомки запомнят меня как того, кто написал новую историю клана Учиха.
Итачи справился с собой и снова нахмурился:
— Слишком много тщеславия для обычного тюнина.
Саске кивнул:
— Да, именно этих слов я и ждал. Просто хотел похвастаться перед тобой, ни-сан. Я всегда хотел, чтобы ты признал меня. Этого я хотел на самом деле. Даже сейчас это важно для меня. Я признаю это, потому что больше не вру себе и не пытаюсь себя обмануть. Да, к слову, можешь не пытаться наслать на меня гендзютсу. Если я научился видеть правду в себе, то и иллюзии вокруг не станут мне преградой.
Итачи смотрел на своего младшего брата и не знал, что делать. Саске не показывал агрессии, даже напряженности. Он будто действительно встретил брата спустя много лет и просто говорил с ним. Будто они и не должны сражаться друг с другом насмерть.
— Ты много взял на себя.
Коноховец кивает:
— Да, куда больше, чем ты пытался скинуть на меня, — не упустил возможности вставить шпильку Саске. — Не бойся, не сломаюсь. Да и я не один. У меня есть друзья, которые помогут. И семья, которая поддержит.
А вот эти слова укололи куда больнее, чем все то, что было сказано ранее. Итачи как никогда сильно вспомнил то одиночество, тоску и боль, которую испытал в тот самый момент, когда накладывал свою технику на маленького брата. Желание сражаться сейчас и так было небольшим, а после этих слов исчезло совсем. Нукенин не хотел себе признаваться, но он чувствовал свою вину перед братом. А еще больнее было переступать через гордость, ведь Саске ни в чем не боялся признаваться себе.
