Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ладно, что это я раскис, кому сейчас легко! Хотя с другой стороны, в мирное время, на боевое слаживание батальона дается несколько дней. Нам же, практически за день, максимум два, необходимо из разношерстной вооруженной толпы создать боеспособное подразделение. От подобных задач голова шла кругом. Однако, решив не забивать себе голову грустными мыслями, я стал внимательно слушать.
Началась проработка деталей предстоящей операции. Тут уже главную роль играли кадровые офицеры, хотя и нам, двухгодичникам, удалось вставить свои "пять копеек". Я, например, предложил разделить батарею Гаранина и отдать три орудия Короткевичу, взамен на восемьдесят — сто солдат, в числе которых были бы "спецы".
Денисенко же предложил в каждом батальоне сформировать по минометной батарее из шести минометов. После обсуждения наши предложения были приняты, хотя с расчетами минометов и была некоторая напряженка. Точнее сказать, расчетов не было вообще, и их нужно было готовить. Постепенно, каждый офицер уяснял свою конкретную задачу. Перераспределялись техника и личный состав. Из нашего батальона и от Короткевича по одной роте переводилось в дивизион. Предполагалось, что во время марша эти солдаты будут ехать на броне и в случае столкновения с противником, спешившись, защитят САУ от пехоты противника. Нам также было приказано передать Короткевичу пять немецких грузовиков. Три из них должны были использоваться как тягачи для пушек, а два — для транспортировки боеприпасов к стрелковому оружию. Освободившихся артиллерийских лошадей было решено использовать для конных разведгрупп. Котов, обычно ворчавший на мою "хомяковатость" в отношении всякого железа, на этот раз превзошел меня, попросив у Абросимова десять пулеметов ДШК, пятнадцать ДС-39 и десяток противотанковых ружей, все с большим запасом патронов. Согласие было получено без проблем, так как командир дивизиона тоже прекрасно понимал, что пары КПВТ при встрече с серьезным противником было маловато. Не отставал и Короткевич, он даже попросил двадцать ДС-39. В конце концов, решили забрать все, что поместится в машины. Только на "Максимы" охотников не нашлось, хоть он и славился своей надежностью и неприхотливостью, но его вес в боевом положении в два раза превышал вес ДС-39.
К концу совещания у меня уже шла кругом голова. Десятки дел, записанные в тетрадь, ждали своего решения. Нужно было сформировать и отправить разведгруппы, погрузить и направить Короткевичу машины с оружием. Принять и распределить новых людей, получить и распределить по подразделениям тяжелое вооружение. Найти минометчиков и сформировать минометную батарею. Я не знал, за какое дело схватиться первым. Видя мою растерянность, Котов приободрил меня.
— Не дрейфь, Миша, прорвемся!
От его слов стало как то легче на душе. Ну конечно прорвемся!
Совещание закончилось почти в шесть часов утра. Выйдя из сарая, все жмурились от первых, нежно розовых, еще ласковых лучей восходящего солнца. В лесу уже завели свое беззаботное щебетанье проснувшиеся птицы. Над поляной клубился густой утренний туман, который пропадет без следа, стоит солнцу подняться выше.
Послышались шаги, невнятный говор и из тумана появилась направляющаяся к нам странная процессия. Возглавлял ее мальчишка, лет двенадцати. Когда они подошли ближе, стало видно, что это женщины, одетые в нашу форму. Однако, на ногах у них были гражданские туфли, а в руках все они держали небольшие узелки, вероятно с одеждой.
Мальчишка, отыскав глазами Лучика, подошел к нему и сказал:
— Пан командир, вот привел ваших жинок.
Стоящий рядом Денисенко, с удивлением в голосе прокомментировал:
— Так ты Ваня, у нас теперь как Абдула! И которая из них Гюльчатай?
— Ошибаешься, я скорее, как красноармеец Сухов!— отшутился Лучик.
Офицеры весело рассмеялись, и лишь Короткевич с Горовцом недоуменно переглядывались, не понимая, при чем здесь какой то Абдула и кто такой красноармеец Сухов.
В это время, стоявшая впереди группы женщина, вскрикнула, выронила узелок и с возгласом "Гриша" бросилась на шею к Короткевичу. Крепко обнимая его, она плакала, повторяя сквозь слезы:
— Живой! Живой!
Короткевич нежно гладил ее по голове, по вздрагивающим от рыданий плечам и тихим ласковым голосом успокаивал:
— Варюша, успокойся, не плачь! Конечно живой! Все хорошо!
Обняв, он увлек ее в сторонку, и продолжая успокаивать, шептал ей на ухо какие то, только им двоим понятные слова.
Мы все застыли. Женщины, прижав к груди свои скромные узелки, со слезами в глазах смотрели на свою подругу, которой несказанно повезло, встретить в круговерти войны своего мужа. И была в их взглядах такая надежда, что и они, когда нибудь, встретят своих близких живыми. Они еще не знали, сколько людей потеряет своих родных и через какие испытания придется пройти оставшимся в живых. Что в любой момент это хрупкое счастье, может разрушить пуля или осколок. Все это в полной мере понимали только наши офицеры. Как говорится, "Во многие знания — многие печали". И еще понимали офицеры дивизиона то, что у этих женщин есть хоть какая то, хоть призрачная надежда встретиться со своими близкими, а у нас нет и этой надежды. Наши родители, жены, дети остались за чертой времени. От этих грустных мыслей так сжималось сердце, что было трудно дышать, ведь в возможность возврата домой никто уже не верил.
Затянувшуюся паузу разрядил капитан Суховей:
— Знакомьтесь товарищи. Это жены командиров Красной армии, которых наш старший лейтенант Лучик спас из бандитского плена.
Офицеры окружили женщин и стали знакомиться. Немного смущенные вниманием такого количества молодых командиров, женщины, впрочем, скоро почувствовали себя свободнее. Они видели доброжелательное отношение к себе, видели такую знакомую форму, и всем существом своей женской души понимали, что эти, совсем не знакомые им люди, теперь не оставят их в беде.
В это время из ворот штабного сарая появился Абросимов. Выйдя, он с удовольствием вдохнул свежий утренний воздух. Держа свою фуражку в руке, он подставлял голову нежным лучам утреннего солнца. Прикрыв глаза, он несколько секунд стоял, прислушиваясь к пению птиц. Наверное, ему вспомнилось что то приятное, так как его лицо расслабилось и на губах появилась легкая улыбка.
Увидев его, Короткевич оставил жену и быстрым шагом направился к Абросимову.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться!
Надев фуражку и проверив, правильно ли она сидит, Абросимов ответил:
— Обращайтесь.
— Среди женщин, освобожденных от бандитов, оказалась моя жена. Разрешите забрать ее в батальон. Она хороший врач и не будет обузой.
— Сейчас мы решим этот вопрос.
Абросимов направился к женщинам.
— Здравствуйте, барышни.
— Здравствуйте, товарищ командир. — в разнобой ответили те.
— Вот какое дело,— обратился к ним Абросимов,— в дивизионе, и в каждом батальоне, нам нужно организовать медицинскую службу. Вы можете нам в этом помочь?
На этот вопрос ответила подошедшая Варвара Короткевич.
— Я думаю, сможем. Среди нас три врача, два фельдшера. Остальные могут выполнять обязанности медсестер и санитарок. Нина Петровна Ступнева, — она указала на невысокую женщину лет сорока,— отличный хирург, с большим опытом.
Марина Штадель и я, тоже врачи, хоть и не хирурги, Марина стоматолог, а я терапевт.
Аня Локтева и Таня Бойко, отличные фельдшеры, по знаниям и опыту не уступят многим врачам.
— Отлично. Врачей распределим следующим образом. По одному врачу и две медсестры — в каждый батальон, а товарищ Ступнева с остальными останется в дивизионе. Вы назначаетесь в батальон капитана Короткевича, а товарищ Штадель — в батальон капитана Котова. Начальником медслужбы дивизиона назначаю товарища Ступневу. Подготовьте список медиков. Сейчас придет колонна, вы получите недостающее обмундирование и приступайте к работе.
Я толкнул локтем стоящего рядом Шполянского и тихонько спросил:
— Слушай, о какой колонне говорит командир?
Мишка недоуменно посмотрел на меня, а потом, сообразив, что мы приехали уже ночью, объяснил:
— Вчера вечером командир отправил нашего замполита в базовый лагерь, чтобы он к утру привел колонну ЗИЛов с боеприпасами и топливом. Ведь постреляли мы вчера не слабо, да и солярки сожгли немало. Нужно дозаправиться и пополнить боекомплект.
— Замполит ночью поведет колонну по лесу, — не поверил я своим ушам, — это же полный амбец!
— Командир отправил с Домничем нашего Дэрсу, так что все нормально.
— Если Дэрсу, то тогда действительно все будет нормально. А зачем тогда нужен был замполит?
— Но кто — то же должен быть "старшим машины". К тому же Абросимов разозлился на замполита, за "Боевой листок". Вот и отправил его подальше, хоть какая то польза будет.
Мишка рассказал мне, что когда Абросимов прочитал изготовленный под руководством нашего замполита, "Боевой листок", в котором половина текста занимали призывы с упоминанием КПСС и ее двадцать шестого съезда, то был очень не доволен. Вызвав Домнича, он его хорошенько прочехвостил, напомнив при этом, что в настоящее время, КПСС, как партии, еще не существует, а есть ВКПБ, а до двадцать шестого съезда мы возможно и не доживем, если на каждом столбе будем развешивать объявления, кто мы и откуда тут взялись. Естественно, "дыню" замполиту он вставлял в своей КШМке, наедине, но некоторые слышали этот разговор.
Что же касается Дэрсу, то так в дивизионе называли сержанта Василия Степанова. Василий, хоть и носил русское имя и фамилию, был из какого-то маленького народа в забайкальской тайге. Как и многие современные дети тайги, он окончил среднюю школу, но сумел сохранить знания и умения своих предков. В любом лесу, даже если он был в нем впервые, он ориентировался лучше, чем некоторые в собственной квартире. Небольшого роста, сухощавый, с плоским, невозмутимым лицом, он был очень вынослив. Во время первых марш-бросков, он тащил на себе по три, четыре вещьмешка и автомата. Однако, помощь оказывалась только тем, кто в ней действительно нуждался. К тому же потом он заставлял отрабатывать эту помощь в спортгородке, гоняя "слабаков" до полного изнеможения. В результате такой "помощи" вскоре все солдаты свое имущество доносили до финиша сами.
Так что, присутствие Дэрсу в колонне, сводило шансы заблудиться практически к нулю.
Пока Абросимов разговаривал с женщинами, я тихонько обратился к Котову:
— Товарищ капитан, а может попросим себе еще и какого нибудь фельдшера? Все-таки стоматолог — специалист узкого профиля.
Немного подумав, он кивнул, соглашаясь.
— Я решу этот вопрос, а ты пока поработай со списками личного состава, наметь, кого будем отдавать в дивизион и посмотри кого нам отдает Короткевич.
Оглянувшись вокруг, я не увидел Горовца и отправился на его поиски. Кто то из офицеров подсказал мне, что Горовец с Васильевым зашли в штабной сарай и я направился туда. Не успел я нырнуть под полог, завешивающий вход, как сзади меня окликнули. Обернувшись, я обнаружил нашего дивизионного комсорга, старшего лейтенанта Горбачева. В руках он держал короткую толстостенную трубку.
— Гелеверя, ты ведь у нас комсорг батареи управления. Значит, теперь будешь комсоргом и в вашем новом батальоне. Собери комсомольцев, своих и кто есть из местных, проведите собрание. Дай каждому комсомольцу индивидуальное поручение по ведению политической работы. А это вам в помощь, наглядная агитация.
И он протянул мне трубку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась скрученными в рулон бланками "Боевых листков". Развернув рулон, я тихо выругался. Бланки были стандартные, отпечатанные в типографии. Они предназначались для использования во всех родах войск. Поэтому в "шапке" был изображен бравый солдат в каске, с АКМ-ом в руках, а так же танк, ракета на мобильной пусковой установке, боевой корабль, и над всем этим летели реактивные истребители.
— В чем дело? — недоуменно посмотрел на меня Горбачев.
— А ты сам не догадываешься? — я развернул перед ним один из листков.
— Нет! Обычный "Боевой листок".
— Хорошо! Вот я, например, простой солдат из этого времени, и объясни мне пожалуйста, что за форма с погонами, в которую одет боец изображенный здесь.
Что за оружие у него в руках? Какой танк здесь нарисован, мы таких в сорок первом не видели? Что за палка колбасы лежит на технике, похожей на артиллерийский тягач? И как могут летать самолеты, если у них нет пропеллера? А представь, сколько вопросов будет у немцев, если к ним попадет такой листок! Ты понял, о чем это я?
— И что теперь делать?
— Берешь ножницы и на всех листках обрезаешь "шапки", оставляя только надпись "Боевой листок", а внизу обрезаешь строчку с названием типографии, номером и датой заказа на печать. Свои то я сам обрежу, а над остальными придется тебе потрудиться.
Горбачев отправился заниматься обрезанием, а я подумал, что, все-таки, усиленное занятие политработой, часто доводит мозг нормального человека до состояния брони. Ведь уже было замечание замполиту, и теперь на те же грабли наступает наш комсорг.
А с ребятами действительно нужно поговорить. Наверняка найдутся комсомольцы среди местных, их тоже нужно подключить к работе. Многие сейчас растеряны и подавлены силой немцев, которую они успели почувствовать на собственной шкуре.
Но мы то знаем, что победа будет за нами. И эту нашу уверенность нужно передать здешним солдатам. Еще одним из шагов в этом направлении может стать прием центральных радиостанций СССР.
Поскольку сейчас радиовещание идет, в основном, на длинных и средних волнах,
слушать его на коротковолновый 326-й приемник не получится, а вот, до сих пор лежащая в базовом лагере у старшины, моя "Спидола", как раз самое то. Нужно только достать где-то дополнительный громкоговоритель, чтоб саму "Спидолу" никто не видел. А то из-за этого небольшого приемника, с надписями латинскими буквами, точно примут за иностранного шпиона, со всеми вытекающими последствиями.
А так, динамик вынес на броню, кусок провода, вместо антенны, на дерево и пожалуйте слушать сводки "Совинформбюро" и речи руководства страны. Мы то уже разбаловались, давай нам телевизионную картинку, да не простую, а цветную. Здесь же, живой голос из самой Москвы, это еще почти чудо. Но опять все упирается в Шполянского.
Решив, что за пять минут Васильев с Горовцом никуда не денутся, я отправился разыскивать Мишку Шполянского, которого через время и обнаружил возле его броника.
Выслушав меня, Мишка почесал в затылке.
— Отдельно динамиков у меня нет. Но перед отъездом мне попался неисправный мегафон, знаешь, какие используют при боевой работе на огневых позициях. Так вот, электрическая схема в мегафоне не работает, а громкоговоритель нормальный, я проверял. Могу отдать тебе этот мегафон, думаю, разберешься, как подключить его к твоей "Спидоле".
Забравшись внутрь своего бронетранспортера, он некоторое время гремел железками, а потом появился с мегафоном в руках. Протянув его мне, он сказал:
— На, и спасибо за идею. У меня ведь тоже есть приемник "Океан". Так что и мы сможем делать трансляцию радиопередач.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |