Разозленный Оберлейтенант пометался по берегу и совсем было решил продвигаться дальше пешком, как подошла головная рота из их полка. После короткого совещания решили, что хоть какую переправу делать все равно придется. Ближайшие деревья, подходящие для этого находились в сотне метров от дороги, на небольшом островке посреди болота. Солдаты, проваливаясь в грязь и громко ругаясь, потащили первые бревна к речке, когда где-то в стороне негромко бухнуло. Потом прямо над головой раздался свист и на берегу с грохотом разорвался снаряд. Гельмут рухнул на землю и замер в ожидании дальнейшего обстрела, но ничего не происходило. Жужжали мошки и негромко стонал раненый. Спустя некоторое время все зашевелились, раненных перевязали и вроде все стало как прежде. Вот только убитый солдат, лежащий в стороне, наводил на невеселые мысли. Стоило солдатам продолжить устройство переправы, как снова раздался орудийный выстрел, и убитых стало трое. Зато установили, что вражеское орудие ведет огонь откуда-то слева, из-за небольшого лесочка. Посланный вперед взвод пройти туда не смог. Сначала болото было по колено, потом по грудь, а потом один из солдат провалился с головой, и больше его не видели.

Спустя пару часов подошла вторая рота и застала их в той же позиции, только убитых было уже семеро. Пока они просто ходили по берегу речки, противник никак себя не проявлял. Тишина и спокойствие, никакой войны. Но стоило заняться наведением переправы, как проклятая пушка открывала огонь. И не достать её никак — болото! Вслед за пехотой подъехала полубатарея легких полковых пушек. Обрадованные пехотинцы быстро объяснили пушкарям, откуда ведут огонь русские. Орудия развернулись и вскоре позади леса, за которым прятались русские, встали частые фонтаны разрывов. Пехотинцы сначала с опаской, а потом уже спокойно занялись прерванной работой. Поначалу казалось, что все трудности позади. Но где-то через полчаса земля под ногами ощутимо вздрогнула, и в полукилометре сзади встал черный столб взрыва.

-Что это там взорвалось? — Гельмут не мог понять происходящего — ведь там ничего нет, просто дорога.

— Там такая же речка проходила под дорогой в трубе — объяснил один из артиллеристов — похоже, нас отрезали.

— Не говори ерунды! — с раздражением сказал Заксен — взорвали только полотно дороги и можно спокойно пройти рядом!

— Ага, так же как здесь — оскалил зубы наглый канонир.

Оберлейтенант собрался приструнить не в меру разговорчивого солдата, когда их накрыло. В этот раз все было намного хуже. Разбитые пушки валялись на дороге, громко ржали лошади, чадил один из мотоциклов, а каждые десять секунд раздавался новый взрыв. Русские методично избивали несколько сотен человек, сгрудившихся на маленьком пятачке сухой земли. Гельмут понял, что их тут просто всех перебьют.

-Отходим назад — заорал он — перебежками!

Перебежками не получилось, частый огонь не давал поднять голову. И Гельмут пополз, зарываясь лицом в грязь и отплевываясь от мерзкой болотной жижи. Он никогда не думал, что человек может ползти с такой скоростью, ему казалось, что перед его носом поднимается бурун, как перед кораблем.

* * *

Оберлейтенант Гельмут Заксен, мокрый и грязный, сидел на бревнышке. Он пил из кружки обжигающе горячий кофе и был полностью доволен жизнью. Она, эта самая жизнь, у него осталась, и не оборвалась там, в проклятом болоте. Осторожно, чтобы не потревожить забинтованную руку, он поставил кружку на землю.

— Руди, камрад — окликнул он своего заместителя, который сидел рядом — ты понял, что все это было?

— Понял, господин Оберлейтенант — Рудольф, такой же грязный и оборванный с наслаждением отхлебнул из своей кружки — нас сначала вежливо предупредили "Не ходи сюда!", а когда мы не послушались, то просто отшлепали, как нашкодивших мальчишек!

Гельмут прошел всю войну, побывал даже в знаменитом Курляндском котле, но вот ненависти к русским так и не почувствовал. Откуда ненависть, когда он их почти и не видел, а та смерть, что прилетала с неба, была для него обезличенным и бездушным Роком. Он навсегда, до судорог, возненавидел болота. Он ненавидел их совершенно иррационально и люто. После войны, несмотря на предложение остаться в кадрах, он уволился из армии и устроился в фирму, которая занималась мелиорацией. До конца дней своих он осушал ненавистные болота, и каждый раз, проходя по свежеотсыпанному грунту, испытывал злорадное удовлетворение.

1938 г. Август.

Окрестности г. Столбцы.

Генерал-лейтенант Теодор фон Бок шел по изрытому воронками полю и пытался разобраться, что же тут, черт возьми, происходит! Когда его войска продрались сквозь русское предполье и, наконец, уперлись в линию обороны, он обрадовался. Закончилась неопределенность, которая давила на него с самого начала компании. Продвижение германских войск, несмотря на отсутствие неприятеля, было настолько медленным, что вызывало у опытного генштабиста оторопь. Все предвоенные расчеты полетели к черту. Нет дорог, нет мостов, нет даже местного населения. Карты бессовестно врут. Это уму не постижимо, чтобы карты Германского Генштаба оказались неверными! Противника тоже нет, не считая постоянных обстрелов из кустов. А вот потери при этом есть и немалые. Немногочисленные дороги, стиснутые между лесами и болотами, были плотно забиты наступающими войсками. Любимая тактика русских — выпустить несколько снарядов из пушки и раствориться в непроходимых дебрях. Или взорвать мост. Или выпустить в колонну пулеметную ленту и исчезнуть. Зато теперь наступила определенность. Вот он враг, которого надо разбить, вот наши войска, вот вражеские укрепления, вот наша артиллерия. Оборона русских была сметена мощным артиллерийским ударом, германская армия устремилась вперед, но через несколько километров опять уперлась в оборонительную линию.

Генерал огляделся. Воронки, на дне которых плавал сизый дым, наползали одна на другую, из разрыхленной земли торчали огрызки бревен и непонятные грязные ошметки. Сильно воняло сгоревшей взрывчаткой, так, что першило в горле и слезились глаза.

-Сколько взяли пленных? — спросил он начальника штаба.

— Два десятка. В основном раненные и контуженные.

— А куда же делась русская армия? Ведь она же здесь точно была. Когда мы попытались прорваться с ходу, нас существенно потрепали.

— Она там — полковник махнул рукой на Восток, откуда доносилась вялая перестрелка — За те две недели, что мы стягивали артиллерию и срывали эти окопы, они отошли и закрепились. Тут оставались небольшие заслоны.

— Чтобы сотворить вот это — генерал обвел рукой лунный пейзаж вокруг — мы потратили несколько эшелонов снарядов. В результате продвинулись на пять километров. И что нам делать дальше? — задал он риторический вопрос. Полковник благоразумно промолчал.

От штабных машин, остановившихся на холме, к ним подбежал один из адъютантов.

— Господин генерал! Только что сообщили — убит начальник связи корпуса.

— Черт знает что! — взорвался генерал — я миллион раз говорил этому великовозрастному мальчишке, чтобы не лез вперед! Место начальника связи — в штабе! А ему все славы хотелось, на броневичке впереди всех, как герой. И вот результат!

— Все произошло в тылу — осторожно уточнил адъютант — застряла колонна с имуществом связи, и полковник Гудериан поехал разбираться с проблемой. Их обстреляли. Колонна уничтожена, Гудериан погиб.

В этот момент с неба донесся странный хруст, как будто рвали бумагу. Начштаба сориентировался первым.

— Ложись! — заорал он, и, схватив генерала, грубо повалил его в полузасыпанную траншею. Земля толкнула генерала в грудь, а потом, как будто великан припечатал их сверху огромной ладонью. Фон Бок захотел приподняться, чтобы посмотреть, что случилось, но полковник прижал его к земле и с каким-то сумасшедшим весельем в глазах прокричал прямо в лицо.

-Крупный калибр! Пятнадцать сантиметров, а может и все двадцать!

По спине барабанили комья земли, рыхлая почва под ним тряслась, как желе, и генералу уже не хотелось высовываться. Ему хотелось зарыться в эту землю поглубже, и он инстинктивно шевелил руками, пытаясь как крот пробуриться вниз.

* * *

Интерлюдия

Реформа Российской Армии, начатая в 1903 году, возродила в ней упраздненную более ста лет тому назад полковую артиллерию. Возродить-то возродили, да только подходящей пушки для этой артиллерии не было. Был зоопарк, состоящий из огромного количества устаревших моделей. Так продолжалось до 1906го года, в котором генерал-инспектор артиллерии, Великий Князь Сергей Михайлович, милостиво соизволил принять на вооружение горную пушку любезного его сердцу завода Шнейдер. Сделал он это, так сказать, на посошок, перед своим удалением от дел артиллерийских в бессрочный отпуск. В отличие от многих других дел Великого Князя, это оказалось полезным. Вполне приличная горная пушка стала поступать на вооружение частей, имевших до этого пушки образца аж 1883г. На основе этой модели и создали инженеры Путиловского завода тоже пушку, но уже полковую. За счет отказа от разборного лафета орудие получилось достаточно легким, что и обеспечило ему любовь артиллеристов, которым, намного чаще, чем хочется, приходится таскать свое орудие на руках. Была, правда слабая, попытка хоть немножко испохабить будущую артсистему, унифицировав её по боеприпасу с ранее принятой на вооружение дивизионкой. Унификация эта была странной — унитар от полковушки к дивизионной пушке подходил, но имел уменьшенный заряд, следовательно стрелять им можно было только "примерно в сторону неприятеля" из за несовпадения таблиц стрельбы. Обратной совместимости не предусматривалось, так как мощный заряд дивизионной пушки наверняка бы изуродовал её маленькую полковую сестричку. Слава Богу, нашлась наверху умная голова, которая разобралась в проблеме и вредителям дали по рукам. Заодно сэкономили стране не одну сотню тонн дефицитной латуни. На гильзах, которые для полковушки стали намного короче, чем для дивизионки. Простые по конструкции пушки особых проблем в производстве не вызывали и русская армия ими постепенно насыщалась, хоть и не так быстро, как хотелось бы.

Дела в артиллерии дивизионной шли далеко не так благостно. Трехдюймовые пушки худо-бедно производились, а вот со 107мм гаубицей был завал. Творение инженеров Круппа, принятое на вооружение в более привычном для России 42-х линейном калибре, ни в какую не давалось производителям. Сказывалась, как нехватка станков соответствующей точности, так и недостаток рабочих рук нужной квалификации. Но и эти проблемы потихоньку решались. Однако не успели производственники наладить выпуск орудий и немного перевести дух, как военные заявили, что требуется увеличить дальность стрельбы, причем кардинально. Мол, этого требуют новые приемы тактики. Поскольку заказчик всегда прав, деваться было некуда. В шестнадцатом году на вооружение были приняты новая дивизионная пушка и гаубица. Все проблемы производства, казалось бы уже решенные, снова встали в полный рост. Но никто не роптал и не возмущался, ибо прогресс неостановим и "эта музыка будет вечной".

В артиллерии корпусной проблемы были схожими. 107мм пушка, достаточно традиционная по конструкции, трудностей не создавала, а вот гаубица... Шестидюймовая гаубица Круппа оказалась весьма сложной в производстве. С одной стороны, работа на пределе технологических возможностей не позволяла российским заводам выпускать столько продукции, сколько от них требовали. А с другой стороны, освоение сложных и высокотехнологичных изделий неминуемо поднимало как уровень работников, так и оснащенность заводов, вынужденных закупать новейшее оборудование.

Артиллерия более крупных калибров оставалась пока без новой матчасти, то есть с пушками разнообразными, но одинаково устаревшими. Но уже строились новые заводы, а конструкторы разрабатывали для производства на этих заводах орудия ужасающей силы и безотказности.

Насыщение армии автомобилями поставило перед артиллеристами новые задачи. Теоретики всех стран прогнозировали будущую войну, как войну исключительно маневренную. Грузовик мог не только подвозить боеприпасы, но и, загрузив пехоту, перебросить её в кратчайшие сроки на немыслимое ранее расстояние. Требовалось обеспечить артиллерии соответствующую мобильность. С полковушкой решили пока не мучиться, а просто загрузить её в кузов, благо она там помещалась вместе с расчетом и боекомплектом. Корпусная артиллерия так же переделок не требовала, так как грузовиков, способных её утянуть, пока не придумали и пушки возили першеронами. А вот артиллерия дивизионная нуждалась в усовершенствовании. Грузовики эти системы вполне уверенно буксировали, только сами пушки при этом разваливались, так как не были рассчитаны на высокую скорость передвижения. Конструкторы с этой задачей справились, и новые артсистемы вставали на металлические колеса и получали рессоры. Старые орудия проходили модернизацию, ведь сделать новый лафет намного дешевле, чем производить орудие целиком.

Появление на поле боя броневиков потребовало создания средств борьбы с ними. Пехота вооружалась бронебойными ружьями, которые на близкой дистанции вполне с броневиками справлялись. Артиллерии вроде бы заботиться было не о чем, так как снаряд даже полковой пушки гарантированно превращал любой броневик в чадящий металлолом. Вот только попасть по юркой машине было не так просто, за то время, что артиллеристы разворачивали свою пушку, броневик успевал скрыться. Конструкторы предложили для борьбы с броневиками специальные бронебойные пушки. Они имели малый калибр и вес, но достаточно длинный ствол, дающий снаряду высокую скорость. А главное, они имели раздвижные станины и большие углы горизонтальной наводки. Теперь броневику убежать из прицела стало намного труднее. Однако военные от таких пушек отказались. Зачем нам орудие, которое ничего, кроме борьбы с броневиками делать не умеет? Маленькие снаряды по фугасному и осколочному действию недалеко ушли от пули и поразить цель могли только прямым попаданием. Поэтому, раздвижными станинами обзавелась сначала полковая, а, затем и дивизионная артиллерия. Совершенно неожиданно вылезло ещё одно полезное качество таких лафетов — они позволяли увеличить без особых затрат угол вертикальной наводки. Да и возможность быстро перенести огонь по фронту лишней не была, так что даже тяжелые орудия получили раздвижные станины.

К Германской Войне, которая случилась, как всегда случаются неприятности, неожиданно, русская армия подошла имея весьма разношерстную артиллерию. Хорошо, хоть раритеты девятнадцатого века в музеи убрали.

Стрелковый полк имел по штату дивизион полковушек. Правда такой дивизион из трех батарей новых пушек с удлиненным стволом, раздвижными станинами и возможностью транспортировки любым автотранспортом присутствовал только в полках гвардейских. Полки обычные, в большинстве своем, имели одну — две батареи старых пушек с парой лошадок для перевозки.

Дивизионная артиллерия, "бог войны", состояла из пушечного и гаубичного дивизионов. В оснащении материальной частью присутствовал все тот же разнобой. Какие-то дивизии щеголяли новейшими дальнобойными трехдюймовками, а какие-то уныло тащили худосочными лошадьми пушки обр.1902 года. С гаубицами ситуация была аналогичной — где-то новейшие, а где-то старье. В некоторые дивизии уже начали поступать легкие гаубицы 152мм, а в других о таких орудиях только слышали.