Далекая звезда

— Ты меня слушаешь, Астрид? — Эрих Стат позволил недовольству проявиться в голосе.

— Папа, — я с некоторым трудом смогла сделать глубокий вдох и медленный выдох. Дальше пошло легче. — Это Терра била по Иштару разрывными снарядами, которые не столько разрушали город, сколько убивали и калечили людей. Это Терра отрезала Алир от сети и транслировала из всех мобильных устройств пропагандистскую ложь. Ты даже представить себе не можешь, сколько людей умерло от того, что медики не смогли использовать сеть, на которой завязано все их оборудование. Я была там, и сама видела все. И раненых. И разрушения. И то, как умирали те, кого мы якобы спасаем от их же правительства.

— Я уже пригласил Риту. Она приедет завтра. А ты скажешь то, что мне выгодно.

— Нет!

— Да, — мужчина улыбнулся. Но от этой улыбки маньяка, в чьих руках барахтается его жертва, меня окатила волна животного ужаса. — Ты сделаешь то, что я сказал. И не вздумай своевольничать, девочка. Иначе пожалеешь. Я ведь могу отобрать у тебя ублюдка, которого ты носишь. Деньги решают многое. Твое свидетельство об эмансипации можно и отозвать. А как доверить воспитание ребенка другому ребенку? Нет, это решительно невозможно. Опекуном его назначат, конечно, любящих бабушку и дедушку. Ты его видеть будешь только если я захочу. А чтобы я захотел тебе придется быть очень послушной. Будешь громче всех орать: "смерть иштарским предателям".

— Нет! — вырвалось у меня испуганное.

— А ещё твой сын может умереть. Какой-нибудь несчастный случай. С детьми, которые становятся обузой такое иногда случается. Так что ты, моя милая, завтра на камеру будешь рассказывать, как иштарцы бомбят свои города, как их солдаты добивают раненых гражданских и насилуют детей прямо на улицах. Зрителям полезно послушать о зверствах иштарцев от настоящего свидетеля событий. Наши соотечественники, как это ни печально, все ещё видят в них людей — таких, как они сами. А это нужно исправить. Потому, что блицкриг провалился. У нас впереди долгая и дорогая война. Бюджет на благоустройство городов, медицину и образование придется сократить. Нужно показать гражданам Терры расчеловеченного врага, с которым мирное существование невозможно. И есть лишь один путь — физически уничтожить всех, кто сопротивляется верховенству нашей нации. Рита придумает для тебя какую-нибудь душещипательную историю. У тебя будет суфлер. Уж прочитать с выражением, написанный текст, твоих тупых мозгов должно хватить. А в конце ты со слезами на глазах поблагодаришь наше правительство за то, что они своими решительными действиями пресекают ужас, что царит на той отвратительной планете. Поняла? А теперь иди в свою комнату и до приезда съёмочной группы, чтобы я тебя не видел.

И я пошла.

Молча.

Потому, что понимала: в открытую мне отца переиграть не получится. Ведь я нахожусь в полной его власти.

Пока нахожусь.

Нужно лишь затаиться. Ненадолго его. Притвориться сломленной. Чтобы они потеряли бдительность. И сбежать. Куда? Да хоть куда-нибудь. Лишь бы подальше от этих монстров, являющихся моими родителями.

Сомнений в том, что о готовящейся войне они знали, у меня не осталось. Они знали, и оставили в обречённом городе ненужную, нелюбимую дочь, чтобы отец мог требовать от своих избирателей покарать виновных в безвременной смерти одаренного медика.

Это предположение оказалось несложно подтвердить. О моей смерти объявили ещё в первые дни войны. А Эрих Стат воодушевлённо обратился к нации, как отец чьего ребенка не стало из-за иштарской агрессии.

Бежать я решила ночью, когда все лягут спать.

Вечером ко мне заходила Ребекка Стат. Она велела мне примерить платье, выбранное ею для интервью. Ласково пожурила за то, что я своим упрямством расстроила ее мужа. И выразила предположение, что я буду вести себя так, как это будет выгодно для их семьи.

А я расплакалась. Тут даже играть не пришлось. Слезы сами рвались наружу, стоило подумать о том, что мой ребенок может оказаться в их руках.

Эта ставшая, теперь уже окончательно чужой, женщина ушла из моей комнаты в полной уверенности, что я буду послушной марионеткой, повинуясь воли отца семейства.

Только они просчитались. Наверное, от того, что совершенно меня не знали.

В три часа ночи я встала, оделась, положила в спортивный рюкзак самые необходимые вещи: смену белья, куртку, несколько универсальных картриджей, планшет и смарткомм. Тихо спустилась со второго этажа и вышла через черный ход совершенно никого не потревожив.

Прошла пару кварталом и вызвала такси к космопорту. А уже там немного растерялась. Куда именно мне стоит бежать, чтобы оказаться вне досягаемости отца, было не совсем понятно.

Были бы живы Рой и Лейла, рванула к ним.

Но их нет.

Никого нет.

И тут я вспомнила слова одного человека, сказанные, кажется, в прошлой жизни. Он просил обращаться, если мне понадобится помощь.

В том, что юрист Пол Андерсон — отец маленькой Авроры, которую я лечила, сможет мне помочь, были некоторые сомнения. Но, вдруг мистер Андерсон подскажет мне, к кому обратиться?

Звонить ему посреди ночи, мне было не удобно. Но абонент был онлайн. И я решилась.

Он ответил мгновенно:

— Здравствуйте, доктор Стат.

— Здравствуйте. Простите, что звоню вам так в такое время.

— Пустяки, — мужчина мягко улыбнулся. — Я — поздняя пташка и всегда ложусь под утро. У вас что-то случилось?

— Да. Мне нужен адвокат. Срочно. Возможно, вы можете мне порекомендовать кого-нибудь?

— Кратко обрисуйте суть дела. — Пол Андерсон посерьёзнел. — Пожалуйста.

— Да, конечно. Я беременна. Мои родители хотят аннулировать мое свидетельство об эмансипации и отобрать у меня ребенка. Они планируют шантажировать меня. Чтобы я делала и говорила то, что им нужно. Иначе я не буду видеть сына.

— Где вы?

— В космопорте Терции Коваль.

— Хорошо. Я вызову вам такси. И мы поговорим при личной встрече. Надеюсь, вы не откажете, согласившись стать нашей гостьей.

— Будет ли это уместно? Я не хотела бы стеснять вашу семью.

— Доктор Стат, вы дважды спасли нашу дочь. Мы вряд ли сможем когда-нибудь отплатить вам за это. Никаких возражений. Мои девочки будут счастливы снова увидеть вас. А я подготовлю всё необходимое. Постарайтесь поспать в дороге. Нам предстоит много работы. Документы. Показания.

— Вы мне подскажете к кому я смогу обратиться? — снова спросила я, почти уверенная в положительном ответе.

— Ваше дело буду вести я, — сказал мужчина твердо. — Если вы позволите, конечно. Но сейчас мы ждём вас в гости. Не прощаюсь.

— Спасибо.

Это все, что я смогла сказать. А Пол Андерсон снова улыбнулся. И у меня в душе зажглась надежда на то, что все будет, если и не хорошо, то хотя бы не так уж плохо.

Глава 29

Ли Каи

В скандарском лагере для эвакуированных детей я провел три месяца. По идее, меня должны были направить в другой. Вместе с взрослыми. Но на момент фильтрации мне было ещё девятнадцать, а двадцать должно было исполниться только через неделю. Вот и оставили меня вместе с подростками, а потом не стали переводить. Возможно, ещё и потому, что им нужны были те, кто готов был следить за малышами и поддерживать хоть какой-то порядок. Воспитателей-скандарцев там не было. А из взрослых имелось лишь несколько врачей, которые совершенно не желали тратить время на нас.

Я не знаю, как не сошел с ума в изоляции от внешнего мира, запертый в этом ангаре среди полутора тысяч детей.

Шум. Слёзы. Ссоры и драки.

Отсутствие уединения било по нервам. Санитарных комнат всего две. И между туалетами не было даже перегородок.

Свою собственную боль я глушил заботой о младших и физическими упражнениями. Старался не оставлять себе ни минуты для мыслей, посвящая все свое время тем, кому сложней, всем мне.

Но если днём мне удавалось сбегать от собственных мыслей в миллион повседневных дел, то ночью спрятаться от кошмаров не удавалось. Я часто просыпался в холодном поту с безумно колотящимся сердцем, готовый вскочить и бежать. Только бежать было некуда.

А перед глазами мелькали сцены, которые хотелось забыть. Тела, что я выносил из лазарета. Гниющие раны. Ожоги. Плачущая Астра. Астра, которая говорит о том, что хочет умереть...

Мне хотелось помнить ее другой. Веселой. Счастливой. Но память подсовывали самые жуткие картинки.

Сон сбился.

Я хотел... безумно хотел спать. Но не мог. Усталость накапливалась и от этого становилось только хуже. Переутомление провоцировало тахикардию. А из-за тахикардии мне не удавалось расслабиться и уснуть. Отчего усталость лишь множилась.

Наверное, мне требовалась помощь врача. Потому что выйти из этого порочного круга без медикаментозной поддержки не получалось. Но скандарцы давать мне снотворное отказывались.

Не знаю, сколько бы мне удалось выдержать в таком режиме. Вряд ли долго. Теперь и мне очень хотелось умереть. Останавливало одно — свидетелем этого станут дети, которые и так насмотрелись всякого.

Новость о том, что нас возвращают на Иштар, была воспринята с облегчением. На радость не осталось сил.

В конце концов там у меня будут развязаны руки.

Не так давно я убеждал Астру в том, что она должна жить, а сам уже не хочу. Не могу.

На иштарский корабль нас перегоняли, как стадо. Несколько человек чуть не затоптали. Я выхватил из-под ног толпы сначала одну девочку, а потом и вторую. Дальше нес их на руках. Мои подопечные почти не пострадали. Испугались только, да получили пару синяков. Но так повезло не всем. Жертвы давки были. Хорошо хоть обошлось без смертей.

Я потом узнал, что "нейтральная" Сканда обменяла "спасённых" подростков на терранских солдат, захваченных в плен.

Но мне стало легче. Потому что удалось выпросить у своих снотворное.

Я проспал, наверное, около суток. А к тому времени мы уже прибыли домой.

Иштар встретил меня разрушенной практически до основания столицей и списком погибших. И проще было сказать, кого в том списке не было:

Отца.

Мамы.

Наны.

И пары одноклассников, с которыми я не особо общался.

Все остальные были мертвы.

Родители уже не надеялись увидеть меня когда-нибудь. И были счастливы узнать о моем спасении.

А я ничего не чувствовал.

Вроде бы понимаю, что должен испытывать боль. Ведь все мои друзья погибли. Точно погибли. Были найдены тела и установлены личности.

А у меня было ощущение, что это — сон. И происходит это не со мной, а с кем-то другим.

Так странно...

А ещё я начал ронять вещи. Тело не слушалось. И ужасно хотелось спать. Но хоть засыпать получалось.

И лишь через две недели до меня дошло, что это таблетки притупляли эмоции. Думал, что мне выписали просто снотворное, а оказалось, что анксиолитик.

Были мысли его бросить. Я даже попытался. Это дало три ночи без сна, раздражительность и желание прекратить все мои мучения раз и навсегда.

Вернулся к таблеткам.

Уж лучше хотеть спать.

Без Астры мне было плохо. Но в глубине души я понимал, что эгоистично прятался за ней от своих собственных эмоций, зарывался девушкой, как щитом. Ещё даже до войны. А потом, просто жил ей.

Мне нравилось быть взрослым и сильным.

Нравилось защищать, заботиться.

Нравилось понимать: она настолько любит меня, что готова жить, когда хочется умереть.

Можно ли одновременно любить человека и использовать? Чего в моем случае было больше? Эгоизма или искренности?

— Мы должны ему сказать, — говорит мама. Они в это время всегда пьют чай по вечерам.

— Роулан, сейчас не время, — отвечает отец раздражённо.

— Такое все равно не утаишь надолго.

— О чем вы? — спрашиваю, входя в гостиную.

Мама прячет глаза, а отец жестом указывает на кресло против него. Я послушно сажусь.

— Нана сегодня заходила, — его голос имеет неприятный оттенок лицемерного воодушевления. — Хотела тебя повидать.

— Зачем? Мы давно расстались.

— Сынок, ты обижаться на девушку не по-мужски.

— Я на нее не обижаюсь. Просто, не хочу видеть. Ее жених умер всего четыре месяца назад, а она уже ищет, кем бы его заменить.

— Разве это плохо? — отец откидывается на спинку дивана, на котором сидит и смотрит на меня. — Девочка многое потеряла и спешит жить, любить и быть любимой. Тебе следовало бы брать с нее пример. Сходи на свидание — развейся.

— Схожу. Когда найду Астру.

— Она мертва.

— Эна, — голос мамы срывается на крик.

— Руолан, это для его же блага, — он цедит слова сквозь зубы. — Астрид Стат мертва. Я узнал это из заслуживающих доверие источников. Тело идентифицировано и перевезено на Терру. Она к тебе уже не вернётся никогда.

— Нет, — становится трудно дышать.

— Ты никогда не будешь с ней. Чем раньше с этим смиришься, тем будет лучше. Я пригласил Нану поужинать с нами завтра. Она красивая девушка и вполне подходит тебе. Ты будешь жалеть, если упустишь свой шанс, горюя о какой-то терранке. Вбил себе в голову, что любишь ее. А это была лишь глупая юношеская влюбленность. Я даже сомневаюсь, что влюбленность взаимная. Ты просто был первым, кто обратил на нее внимание. До тебя она никому не была нужна. Вот эта девка и вцепилась в тебя, как пиявка. Жду тебя на ужин без опозданий.

— Не будет никакого ужина, — сорвался я. — Не будет Наны и твоих попыток строить мою жизнь за меня.

— Пока ты в моем доме, ты будешь делать то, что я говорю!

— И меня в твоём доме, тоже, не будет.

— Каи, Эна, прекратите!

— Прости, мама, но я хочу свою жизнь строить сам. А в вашем доме это невозможно.

Глава 30

Астрид Эрден Стат

— Астрид, вставай! — начала канючить у меня над ухом Рори. — Так ты все проспишь. Мы же в аквапарк едем. Ну, Астрид.

— Встаю, — простонала я и героическим усилием стащила себя с постели. Ехать куда-либо не хотелось, но у Авроры был день рождения, и эта мелкая террористка вынудила меня пообещать, что присоединюсь к празднику.

Поездка в гости несколько затянулась. Но Пол и Полин отказались меня отпускать "в таком состоянии", а Рори пришла в неописуемый восторг от того, что доктор Астрид какое-то время поживет с ними.

Мне в последнее время кажется, что меня удочерили. Потому что Пол причислил меня к "своим девочкам", а Полин не делала различий между мной и Рори.

Завтра должно было состояться первое слушанье по поводу отмены моего сертификата об эмансипации и помещении меня под опеку биологических родителей.

Я ужасно нервничала, но сегодня был праздник. Не портить же его своим плохим настроением? Это не честно по отношению к Авроре.

К слушанью мы готовились. А Пол считал, что у нас неплохие шансы.

— Только, прошу тебя, молчи о войне, — наставлял он меня. — Молчи. Я все понимаю. Но если ты будешь во всеуслышание говорить то, за что можно попасть под каток репрессий, лучше от этого не станет никому. Нарушение закона... любое нарушение поставит перед судом вопрос о степени твоей вменяемости. И суд, скорее всего пойдет по пути более лёгкого наказания. А это ограничение твоей дееспособности. Скорее всего, они склонятся к тому, что в твоём случае, стоит вернуться к биологическим маркерам совершеннолетия. До которого тебе ещё пять лет. Не ведись на провокации. На все вопросы, как-либо связанные с войной и твоей позицией говори: "Это не относится к существу рассматриваемого вопроса". Будь спокойна и сдержана. Они попытаются вывести тебя из равновесия. Возможно... скорее всего, ты услышишь много неприятных вещей. Отвечай так, как я тебя учил. Коротко и спокойно.