— Это какой-то необработанный металл, — обиженно пыхтела Чаронит, пытаясь приподнять свою ношу достаточно высоко, чтоб поместить в ведро. — Тяжёлый, з-зараза. Обычные камни такими тяжёлыми не бывают.
От усилий личико духовника раскраснелось, а руки подозрительно подрагивали, это наводило на мысль, что блондинка действительно ворочает горы, а не прикидывается, вызывая в окружающих сочувствие. Эл даже едва не сорвалась со своего удобного насеста, чтоб помочь подруге, как позади раздался злобный мужской вопль:
— Чё творите, дуры!?!
От резкого окрика Танка испуганно подпрыгнула, разом опрокидывая себя, гору сумок и ведро. Неожиданно отяжелевшая ёмкость с задорным свистом понеслась в чёрные недра колодца, а вслед за ней ринулся и коварный журавль, правда, аккомпанируя себе уже девичьим визгом. Визг, к слову, был отменным: истеричным, прерывистым, оглушающим, отдалённо напоминающим сигналку в кабинете алхимии. Когда же глаза распростёртой на общем скарбе и порядком ушибившейся копчиком Чаронит встретились с покруглевшими от ужаса глазами Валент, зависшей вниз головой на вывернутой колодезной перекладине, визг раздвоился. И если голос внезапно воспарившей травницы начал сходить на нет, то крик ошарашенного духовника только набирал обороты.
— Эл, маму твою и папу!!! Спускайся немедленно!! — вопила Танка, нелепо прыгая вокруг колодца и отчаянно мешая подняться с земли какому-то лохматому парню с видом глубокого похмелья на изукрашенном лице и отпечатком подозрительно знакомого ботинка на подбородке. — Кому говорю!?!
Вчерашняя жертва зелёного змия только глухо материлась и постанывала, придерживая оттоптанный в суматохе бок, и безуспешно пыталась пробраться к колодцу, не попав вторично под ноги истерящей девице. От её беспорядочных метаний у несчастного начинала кружиться голова, а визг откровенно дезориентировал и усугублял похмелье. Вываливший из соседнего дома помятый, битый и дюже злой белобрысый мужик с рваной щекой и чудесными парными фонарями под оба глаза лишь добавил шума.
— Какого хрена?! — заорал слегка хрипловатым спросонья голосом трезвеющий товарищ.
— А-а-а-а-а!!!!! Снимите меня кто-нибу-у-у-удь!!!
— Держись!! Только держись!!! Там глубоко, а я тебя не вы-ы-ытяну!!
— Эти дурры гаюн утопили!! — раздражённо зашипел в ответ потоптанный страдалец.
— КАК!?! — хмель из покрасневших глаз выбило мгновенно.
— А-а-а-а-а!!! Я разобьюсь!! Нет, я утону-у-у-у!!!
— У-у-у-у!!! Что же я твоей маме скажу-у-у-у!!!
— ВЕДРОМ!!!
— Я не хочу-у-у умирать!!! Я ещё не все яды использовала-а-а-а!!!
— Да, упыть с твоими ядами!!! Я не хочу писать отчёт одна-а-а!!
— Мать твою... — протянул подоспевший, хватаясь за голову, зло в его голосе соперничало с потрясением.
— Маму не трошь... — насупился второй.
— Здесь кача-а-а-ает!! Меня тошнит, меня тошни-и-ит!!
— Целься в колодец, я только платье отмыла!!!
— Сейчас постараюсь вытащить, пока в землю не ушёл. Не мешайся!!
— Я съезжа-а-а-аю!!! Мамочки, тут скользко-о-о-о!!!
— Да как ты тянешь!?! — едва не протискивался под руку лохматый, откровенно сбивая чары. — Плетенье снизу подавай!! А ещё водный!!!
— Эл, не дрейфь!!! На того лохматого пикируй!! Он плавучей будет, если что!!!
— Да чтоб тебя разорвало, идиот!!! — белобрысый стёр с лица воду пополам с тиной и мхом. — Ещё раз...
— У меня р-ручки трясутся-а-а-а!!!!
— Да у тебя и ножки сейчас в воздухе качаются!! Давай, ползи сюда. Ты ж в детстве так лазать не боялась!!
— А что я? Я огненный!! Моё дело пальцами искры пускать, а не в воде бултыхаться!!
— Я в детстве боялась только баба-а-айку-у-у-у!!!
— У-у-у, ёперный театр!!! НЕ ОТПУСКАЙ РУКИ!!!
— Вот и засунь их себе в задницу, пока я не открутил!!! — взревел водный чародей, снова бросая чары в ускользающий гаюн.
— Не тяни так, ты мне ногу оторвёшь, дурная!!!
— Да я те щас такое оторву...
— Что за балаган? — прогрохотал новый участник представления, густым и очень внушительным басом, заставив чародеев вторично уронить гаюн, а Валент расцепить побелевшие пальцы.
— О, ба-бай-ка...— севшим голосом прошептала травница, глядя на огромного хмурого мужика с уродливым лицом и совершенно безумными глазами дикого медведя-шатуна.
В образовавшейся тишине её замечание прозвучало на диво громко. Страшный дядька нависал над скульптурной композицией из хаотично разбросанных тел и сумок, подобно духу мщения из инфернальных сфер, вызывая безотчётную панику. Казалось, налитые кровью глаза чаруют, как удав крыс, подавляя зачатки воли и здравомыслия.
Конструктивную идею подала более устойчивая, ввиду профессии, ко всякому психологическому давлению Яританна, коротко рявкнув:
— Тикаем!
Похватав с земли скудные пожитки, девушки со всех ног бросились с места грядущего преступления (а в том, что у "бабайки" намеренья не мирные, нрав не добрый и настроение не радужное сомневаться не приходилось), не особенно переживая о полупустых фляжках и отбитых конечностях. Запал первой паники отпустил их только после пяти минут бега, вместе с воздухом в лёгких и последними остатками сил. Неловко повалившись на обочине двумя подыхающими клячами, юные чародейки, пожалуй, впервые осознали, что не более четверти часа назад бессовестно утопили редкий артефакт. Валент, так и не пощупавшая диковинку, печально вздохнула, Чаронит нервно хихикнула. Одним словом, душевное равновесие подмастерьев после бурного утра постепенно восстанавливалось.
— Кажется, мама была права, говоря, что бабайка приходит к девочкам, которые не едят кашу, — заговорчески заметила Алеандр, толкнув подругу локтем.
— Это что. Меня вот в детстве Упырякой пугали, если ...
Резкий порыв ветра, заставил обеих пригнуться и спешно отойти к обочине, так и не узнав условий появления коварного монстра, когда над головами пронеслась группа сумасшедших метельщиков. Поднявшаяся пыль, стояла плотной взвесью до самого горизонта, укрывая таинственных лихачей.
— Это же надо, какое интенсивное движение в удалённых районах нашего княжества! — поёжилась Яританна.
— Сейчас только гоночной ступы не хватает...
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
Сигурд был непривычно печален и немногословен. Говорить, перекрикивая непрекращающийся шум в похмельной голове, было неприятно и малоэффективно. Поэтому юноша скромно стоял в уголке, комкая в руках драную перчатку и печально ворочая опухшую челюсть. Сидеть на милой сердцу трухлявой колоде не получалось по объективной причине, более напоминающей вселенский заговор грубых походных штанов и неизвестно откуда появившейся чесотки. Вчерашнее состояние крайне разрушительно сказалось на памяти: поутру Сигурд так и не смог внятно воспроизвести в воспалённом мозгу, от которой девки могла достаться такая быстродействующая зараза, а без конкретной информации обращаться к сотоварищам было совсем уж неловко, тем более что остальным было явно не до его исповедей и покаяний.
К примеру, Ивджен, сохраняя мрачное спокойствие, едва проступающее на фоне общей помятости синюшной физиономии, проводил расчёты. Толстые пальцы-сардельки ужасно дрожали, и линии на недавно очищенной от дёрна земле выходили корявыми, слова путались, а цифры безбожно скакали, путая и без того сложные формулы. Вместо внятного заклятья из-под пальцев Мастера-Нежитеведа выходило нечто абстрактное и откровенно пугающее неопытного чародея-недоучку своей масштабностью и бессмысленностью. Впрочем, недавние глухие вопли, вырывающиеся из этой бычьей глотки вперемешку с ругательствами и астматичным сипением, когда вскрылись печальные последствия недавнего провала, заставляли нервничать куда больше. А пока вечно хмурый Мастер находил занятие своему заметно пошатнувшемуся рассудку и пытался подлечить продырявленное эго, не прибегая к членовредительству ближних, всем было заметно спокойнее.
Хотя спокойствие, пожалуй, снизошло исключительно на Сигурда и то во многом благодаря пробелу в образовании, составившему два последних года обучения. Благополучно же закончивший полный курс Адрий не находил себе места в жестоком и не справедливом мире высших чар, и посему беспощадно вытаптывал лесную подстилку, нарезая круги по поляне. Для человека с сотрясением мозга он двигался вполне сносно, можно даже отметить, бодро, почти не заваливаясь и не сбиваясь с темпа. Правду, лицо его по цвету приближалось к талому снегу: этакое белёсое полотно с серо-бурыми вкраплениями кустиков щетины и линялых синяков. Нервно перебирая пальцами рваный ворот рубашки, мужчина судорожно воспроизводил в памяти связки охранных заклятий, оберегов и обетов, попутно неловко молился и каялся в поднакопившихся грехах. Как правило, Адрию было не свойственно впадать в панику и сеять смуту (работа на неправительственные структуры способствует выработке завидного холоднокровия), но после трёх отрикошетивших отражающих заклятий сила духа молодого чародея сошла на нет, сменившись нервозностью и раздражительностью. На данный момент его крайне раздражал воротник и манжеты, из-под которых медленно ползли к скулам и пальцам жирные чёрные полосы смертоносного проклятья. Умирать в расцвете лет молодому чародею совершенно не хотелось...
На самом деле, мало кто жаждет умереть, вне зависимости от возраста и дарований, даже во имя эфемерных и, несомненно, великих общечеловеческих целей конкретного индивида. Ихвор, к примеру, в свои тридцать с небольшим к подобному повороту событий оказался абсолютно не готов. Он даже пытался противостоять судьбе, цепляясь из последних сил за дёрн (в чём преуспел, расчистив для подсчётов Ивджена значительный участок), но жестокий фатум в лице двоих почти здоровых и непомерно злых чародеев рассудил, что количество рук для оставшихся важнее качества производимых интеллектуальных потуг. Следовало предположить, что лёжа навзничь, связанный сложными чарами по рукам и ногам, с кляпом из обрывка собственного кушака и свеженькой шишкой, Ихвор не слишком радовался, что предложил не заморачиваться расплетением чар, а просто перенаправить заклятье на другого человека. Ещё будучи ребёнком, он страдал от излишней сообразительности, но это не шло ни в какое сравнение с предстоящим закланием. Вид истекающего ненавистью и отчаяньем крепко избитого худого мужчины был жалок и до отвратительного праведен. Только Сигурд не намерен был расточать своё сочувствие на обречённого, поскольку догадывался, что подозрительная жидкость с аммиачным душком оказалась утром в левом сапоге не без его стараний.
— Мать вашу! — в очередной раз рявкнул в пустоту Адрий, невольно нарушая размеренное течение мыслей племянника почившего командира о возможности высшего правосудия путём жертвоприношения.
Сигурд вздрогнул и невольно отскочил от сложенных под ногами мётел, словно те могли броситься на владельцев в попытке опережающего усекновения обречённых.
— Это же его рук дело? — продолжал вопрошать у мироздания чародей. — Это же всё Улыбчивая Тварь постарался?
— Не факт, — хмуро пробурчал в ответ Ивджен, даже не отвлекаясь от последнего расчёта, поскольку предусмотрительный автор умудрился вплести в заклятье несколько блокирующих чар и любой просчёт грозил высококлассным мгновенным разрывом жертв.
Адрий и сам прекрасно понимал, что такие чары мог наложить любой достаточно сильный чародей и, хотя Мастеров такого уровня насчитывалось не так много, выбор их палача был достаточно широк. Просто, представить на месте жестокого изверга небезызвестного Медведя было проще и приятнее, чем очередную талантливую ищейку Совета. Ни разу не видев загадочного секретаря, даже не слышав его голоса, любой в стане мятежников чувствовал мрачное давление этой фигуры. Медведь, Улыбчивая Тварь, Упырь, Выродок (даже Коши) — как только ни называли его в ставках, желая отыграться за страх и постоянное угнетение. Впрочем, лишний раз поминать Медведя как-то не любили.
— И сколько у нас времени? — Адрий тяжело опустился по другую сторону намеченной жертвы; голос его был переполнен отчаяньем и вековой усталостью.
— С полчаса наберётся, — крякнул Ивджен, словно получал от всей ситуации какое-то извращённое удовольствие.
Ощущение стремительно приближающейся кончины подействовало на всех: Ивджен заканчивал начертание чар, Адрий принялся, как молитву, перечитывать все защитные заклятья, Сигурд обречённо стал отсчитывать свои последние тысяча восемьсот мгновений, даже истово трепыхающийся в путах Ихвор притих, лелея слабую надежду прихватить с собой на тот свет ещё троих.
Время шло, молчание затягивалось...
Хруст сухой ветки раздался громом среди ясного неба, заставив всех чародеев невольно вздрогнуть. Громовержец, впрочем, ожиданий приговорённых не оправдал, оказавшись лохматой девицей, кубарем слетевшей с небольшого пригорка и чудом избежавшей столкновения с сосной. Чудо в листьях и иглице пыталось выпутать прилипший к смолистому стволу кончик косы, одной рукой при этом поддерживая упрямо сползающие штаны.
— Ой, как неудобно получилось... — смущённо начала девушка, наконец-то обратив внимание на её невольных зрителей. По мере узнавания действующих лиц челюсть её медленно опускалась, а глаза приобретали круглую форму и совершенно ошарашенное выражение.
Сигурд, оправившийся от потрясения первым, подмигнул Ихвору и довольно осклабился:
— Живём, дружище...
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
"Я знаю точно наперёд,
Сегодня кто-нибудь умрёт.
Я знаю, где. Я знаю, как.
Я не оракул, я — маньяк",— Чаронит повторяла про себя любимую поговорку соседки по комнате, упрямо пытаясь продраться сквозь кусты. Ташина подобным образом предпочитала выражать готовность к кровопролитным баталиям на учебном поприще. Яританна же, не будучи, в отличие от воинственной приятельницы, подмастерьем-оракулом, употребляла четверостишье исключительно при повышении общей кровожадности.
К слову, присутствие сейчас рядом Таши было для духовника крайне желательным. Высокая, худенькая блондинка с честными голубыми глазами невинного младенца и обаятельной улыбкой в пол-лица в свободное от предсказаний время занимала себя тем, что оттачивала умение махать ногами, ломать кости и отбивать внутренности, мотивируя это фразой "оракул-то всегда знает, что его ожидает". Лучше Таши в этот момент могло быть только общество её жениха, младшего Мастера-Оракула, предпочитающего простому рукопашному бою полноценный курс боевых чар. Вместе неразлучная парочка слегка сумасшедших оракулов являла собой зрелище умилительное, впечатляющее и порядком обескураживающее, особенно когда после предсказания всплеска тёмных чар очертя голову неслась на ближайшее кладбище смотреть упырей.
Увы и ах, но Ратура и Ташины рядом не было, зато были тяжёлые сумки, висящие на спине и груди, предательская слабость во всём организме и частый захламлённый подлесок. Безусловно, оставить поклажу в придорожных кустах было бы разумнее, но что-то подсказывало Яританне, что брошенные сумки этим летом могут расцениваться, как плохая примета. А потому девушка со всем свойственным ей упорством волокла на себе сразу все пожитки, руководствуясь исключительно наитием и следами Алеандровых ботинок. Выросшая в благоприятной обстановке и не знавшая особых конфликтов с однокашниками, травница редко заморачивалась аккуратностью, безопасностью и скрытностью своих передвижений.
