Ролевик: Хоккеист / "Лёд"

— Вчера вечером за ними заехал серый атоммобиль. Водитель зашел ненадолго, они поговорили — не знаю о чем, говорили на английском. Потом они все вышли, сели в машину и уехали. Без вещей. До сих пор не вернулись.

— Вы видели водителя? — Патрик почувствовал, как желудок заполняется чем-то холодным и тяжелым. В ушах тяжело застучал пульс. Женщина пожала плечами:

— Мельком, через окно. Мне было не особенно интересно.

— Это был мужчина? С бородой?

— Да, кажется, борода у него была. Невысокий такой, крепкий...

Патрик рассеянно кивнул. В голове не было ни одной мысли — просто звенящая пустота. Женщина, помолчав немного, посмотрела на него как-то иначе — уже без раздражения.

— Не знаю, в чем дело, но советую обратиться к арбитрам. Не похоже было, что этот бородач забрал их насильно. Они пошли с ним добровольно.

— Думали, что едут ко мне, — тихо ответил Руа. Женщина покачала головой, потом поджала губы и повторила:

— Иди к арбитрам.

Патрик молча развернулся и, спустившись с крыльца, побрел по тротуару. В голове было все так же пусто. Женщина посмотрела ему в след, поцокала языком и скрылась за дверью.

Прошло минут двадцать, прежде чем Патрика вывел из оцепенения чей-то окрик.

— Месье! Эй, месье!

Он огляделся. Незнакомая улица, небольшой навес, выцветший и потемневший от влаги, под навесом — пустой уличный прилавок. Улица без тротуара, зажатая между темными многоквартирными домами в два-три этажа с чугунными оградками вокруг узких, блекло-серых газонов шириной в пару футов.

— Месье!

Звал его мальчик лет тринадцати, грязный и растрепанный, с засохшей куриной лапой, болтавшейся на шее. Из-под рваной, бесформенной кепки торчали слипшиеся, бесцветные волосы, спадавшие на глаза. Он сидел на прилавке под навесом

— Я вас знаю. Вы — Патрик Руа, вратарь "Варлокс".

— Я тоже тебя знаю, парень, — кивнул Патрик, — Ты — Козмо.

— Точно, — ощерился паренек. Зубы у него были на удивление белыми и здоровыми. Патрик полез в карман, нащупал там монету.

— Не надо денег, месье Руа. Можно я скажу вам кое-что?

Патрик кивнул:

— Говори.

Парень спрыгнул с прилавка и медленно подошел к Патрику. Жестом попросив того наклониться, он поднес губы к его уху и тихо, но отчетливо произнес:

— Ты хоккеист — вот и играй в хоккей. Для этого ты и был послан сюда.

Патрик медленно распрямляется, глядя прямо перед собой. Эти слова. Этот голос. Теперь он узнает парня. Он видел его раньше — множество раз. Он помнит его — грязные волосы, впалые щеки, пятна на коже. Взгляд... усталый, бесконечно глубокий взгляд. Козмо.

Он поворачивается к парню. Тот стоит совсем рядом, спокойно глядя в глаза хоккеисту.

— Сейчас для тебя нет ничего важнее игры. Все связано с ней. От начала и до конца. Твоя дочь, последний гладиатор, женщина в черном — все они. Патрик устало прикрыл веки. Кажется, глазные яблоки раскалены — они буквально обжигают кожу, жар и боль волнами расходятся от них. Это длится всего секунду — бесконечно долгую, словно капля, повисшая на краю карниза. Когда внутри все успокаивается и Патрик открывает глаза, мальчишки рядом уже нет. Только цепочка следов в талой грязи доказывает, что он не растворился в воздухе.

ГЛАВА X

Cryhavoc

Март, 17-е, "Монреаль Варлокс" — "Квебек Айстроллз", Первый период

Руа непривычно наблюдать за игрой с такого ракурса. Это впервые на его памяти — смотреть не из рамки ворот, не со скамейки запасных и даже не с трибуны клуба. Он наблюдает за матчем как простой зритель, с одной из трибун, сразу за воротами Ледяных троллей. Он чувствует напряжение в воздухе. Словно перед грозой, застывший и неподвижный, пространство готово расколоться ломаными трещинами молнии. И Руа чувствует, что громоотводом будет он. Он ощущает на себе сотни взглядов, чувствует негодование, которое закипает в людях. Те, кто сидят рядом, стараются не смотреть на него, но то и дело украдкой поглядывают на забинтованную голову вратаря, шепчут что-то друг другу. На этой трибуне сидят не простые горожане — тут места стоят дорого. Элита Монреаля: официалы, лицензированные колдуны, фабриканты, спиритические плясуньи, сновидцы, дримкастеры. Все они много выше Руа по статусу и доходам. Все они смогли бы терпеть рядом с собой звезду-агента, но проштрафившегося рекрута... Патрик ощущает их неприязнь очень явственно, почти физически. Он не может отвлечься, сконцентрироваться. Груз вины слишком тяжел, чтобы сбросить его даже на короткое время: он подвел свой клуб, подвел болельщиков. Он, по сути, наплевал на слова Козмо, многократно повторенные ему во снах и наяву. Теперь исправить ситуацию уже не получится.

Дисквалифицирован.

Для рекрута такой приговор равносилен смертному.

На льду между Варлоками и Ледяными Троллями завязывается тяжелая борьба. Соетарт, спешно поставленный на замену исключенному Руа, кажется, все еще не сумел прийти в себя. Он держится в воротах с очевидной неуверенностью и страхом — чем еще больше подогревает неприязнь толпы. Квебек постоянно атакует, чувствуя слабость вратаря, решается на самые простые, самые очевидные удары, непрерывно бомбардируя ворота, стараясь окончательно сломить, раздавить его.

Тактика оправдывает себя. В первые минуты Ледяные тролли открывают счет, к середине периода увеличивают отрыв — два-ноль. Ответная шайба Монреаля не может переломить игры — тут же разрыв восстанавливается, три-один. Молчит орган, трибуны недовольно ворчат, их голос напоминает рокот приближающейся грозы.

На семнадцатой минуте Соетарт пропускает четвертую шайбу. Ее забивает скорее не форвард, а худду-оператор, причудливо вывернувший траекторию полета, превратив ее в спираль. Это сильно замедляет снаряд — Руа уверен, что отбил бы его без особого труда. Но Соетарт растерялся — и пропустил.

И в этот момент болельщики перестают сдерживаться.

Рокот трибун взрывается выкриками особо ярых фанатов, которых тут же поддерживают сидящие рядом. Энфорсеры, достают дубинки и осаживают наиболее ретивых монреальцев, которые пытаются покинуть свои трибуны. Но это не успокаивает толпу — наоборот, только распаляют ее. В энфорсеров летят синт-пластины, флажки и плакаты. Среди общего шума доносится звон стекла — разбиваются первые бутылки. Руа видит как в сотне метров медленно оседает на пол энфорсер. Его голова залита кровью, а трое болельщиков тут же втискиваются в появившуюся прореху, один пинает в лицо стоящего на несколько ступеней ниже законника, другой падает, получив дубиной по затылку. Драка разрастается как огонь по сухой траве — энфорсеров теснят, в ход идут кулаки, бутылки, жерди от транспарантов, вырванные спинки и подлокотники кресел. Орган Форума выводит мрачную мелодию — "Мое сердце рыдает". Трудно сказать, что думает в этот момент тапер — поддерживает бунтовщиков или скорбит о сорванном матче. Перекрывая мощные аккорды инструмента, многократно усиленный эхом, под куполом Форума проносится заунывный протяжный вой, от которого волосы встают дыбом и кожа покрывается изморозью. Обереги под одеждой Патрика стремительно нагреваются — сработала мощная инкантация, выпустив под своды Форума сильного духа, возможно даже младшего лоа. Руа нашел взглядом трех маршал-бокоров, трясшихся в ритуальной пляске. Власти, предвидя такой всплеск недовольства, встретили бунт во всеоружии.

Кто-то бросает на "золотую трибуну" дымовую шашку. Раздается противный женский визг, удушливый серый дым начинает тяжелыми клубами подниматься совсем рядом. Люди вскакивают со своих мест, толкаясь, начинают пробиваться к выходу. Энфорсеры дежурят в проходах, сдерживая людской поток, предупреждая давку. Общий поток подхватывает Руа и тянет за собой.

В этот момент трое человек с нижней трибуны перелезают через забор, спрыгивают на нижний ряд "золотой трибуны" и бросаются вверх. Патрик видит, что бегут они в его сторону. Поток начинает двигаться быстрее, слышатся нервные, панические выкрики. Но троица фанатов огибает основную массу, двое сталкиваются с одиноким энфорсером, который сумел пробиться сквозь бегущую толпу, третий же бросается выше. Как завороженный, Патрик следит за ним.

Бунтарь прыгая по спинкам кресел, в секунды оказывается на самом верху, где стараясь сохранять достоинство стоит комиссар лиги Джон Циглер. Бунтарь застывает перед ним. Циглер старается сохранять невозмутимость: губы плотно сжаты, подбородок высоко поднят, глаза прищурены.

— Ты больше не будешь унижать французских канадцев, тварь! — выкрикивает бунтарь и с размаху бьет.

Дыма на трибуне уже столько, что разглядеть ничего невозможно. Сверхъестественный ужас даже через мощную магическую защиту хлещет Руа ледяной плетью, перед глазами все плывет, пульс оглушающе стучит в ушах.

Удар заставляет Циглера пошатнуться. Бунтарь бьет его еще раз — на этот раз комиссар падает, закрыв лицо руками. Энфорсеры только сейчас прорываются к ним, один со всего размаху бьет дубиной поперек спины бунтаря. Тот падает, его несколько раз награждают ударами, уже лежачего. Патрика затягивает в коридор, где, людской поток, направляемый энфорссерами, движется к служебному выходу. Сзади снова раздается тяжелый, протяжный вой — лоа обрушивает на трибуны новую волну животного страха. Эхо ее проносится над бегущей толпой, покрывая темные стены сверкающими узорами изморози, сковывая движения и заставляя сигилы и амулеты нагреваться и дрожать. Мелкие духи бегут вместе с людьми — для них гнев темного лоа еще более губителен. На глазах Патрика волосы бегущей впереди девушки из черных становятся седыми, а татуировки на шее набухают и воспаляются, вдоль темных линий проступает мутная, болезненная сукровица.

Распахнутые двери на темный, неосвещенный двор кажутся вратами рая, глоток сырого, холодного воздуха, пахнущего тяжелой гарью старых кварталов слаще священного нектара. Страх постепенно отпускает, его ледяная лапа, сжимающая сердце медленно раскрывается. Люди, шатаясь, бродят по двору, держатся руками за стены, садятся прямо на бордюры и бетонные пандусы, не заботясь о дорогих пальто и шубах.

Но Руа понимает, что это еще не конец. С другой, парадной стороны форума слышатся резкие выкрики, вопли ярости и боли, пронзительный вой сирен, громкие хлопки петард и пронзительное шипение дымовых шашек. Где-то рядом из раскрытого атоммобиля хрипит радиола:

"Что сделал Циглер, когда тафгаи из "Гуралс" и "Сэйджес" травмировали игроков "Варлокс"? Ни наказания, ни штрафа! Наказал ли он братьев-мордобоев из Детройта за то, что они чуть было не лишили Нилана глаза? Нет! Неудивительно, что американцы среди самых результативных игроков лиги, хотя я и считаю их отличными игроками. Пусть лучше Циглер следит за другими происшествиями в лиге, а не создает себе популярность за счет отличных парней из "Варлокс" и "Айстролз", только потому, что они французские канадцы! Это радио CKVL, и мы будем работать в прямом эфире, пока последний французский канадец на улицах Монреаля будет продолжать бороться за наши с вами права! Vive le Roy!"

* * *

Март, 13-е, "Бостон Гуралс" — "Монреаль Варлокс", Третий период

— Эй, голли, проснись! Слышишь меня? Пора на лед. В поезде отоспишься.

Руа кивает, тяжело поднимается со скамейки. Проклятое заклинание, никак не выходит из головы. Стоит закрыть глаза, как в ушах начинает звучать этот голос — хриплый, чуть повизгивающий, выводящий слова будто вышивающий цветной нитью узор на белой ткани беспамятства.

Хуже того, за словами заклятья всегда приходили видения. Иногда они накатывали прямо на улице, или на льду, во время тренировки. Сначала это были просто голоса — чужие, незнакомые. Потом к голосам прибавились другие звуки — шум мотора, свист ветра, пение птиц. И вот, вчера ночью Патрик увидел первый образ: детскую руку, всю в бурых потеках, необычно бледную. Детскую руку. Руку девочки лет десяти с розовым пластмассовым браслетом на запястье. А вслед за видением пришел ужас.

— На лед, дамы, на лед! — окрик Перрона прогоняет тяжелые, вязкие мысли, заталкивает их в темный угол сознания, где они шевелятся, словно нефтяные амебы.

"Варлокс" выходят по громогласное "Бу-у-у!!!" с трибун. Бостон ненавидит их и последнее разгромное поражение "Гуралс" только усиливает эту ненависть. К концу второго периода счет "два-два", и у обеих команд уже по двадцать штрафных минут.

Игроки расходятся по позициям. Тапер играет похоронный марш, фанаты выкрикивают угрозы. Шайба с сухим стуком падает на лед, звонко схлестываются клюшки. Монреаль в атаке: быстрый перепас, нападение обставляют защитников, после перерыва еще не вошедших в ритм. Атака один в одного, но ворота на замке — шайба рикошетит от клюшки и, пролетев над воротами, отражается от плексигласа и падает на крюк Борку. Он отталкивает Смита, отдает пас Циммеру, бросается за Наслундом. Несколько секунд шайба переходит из рук в руки, оставаясь в центральной зоне, потом Краудер сшибает замешкавшегося Далина и передает ее Циммеру, который словно пушечное ядро выстреливает к воротам Руа. Они сходятся один на один, но Циммер не бьет до самого конца, пока не входит в голубой пятачок. Патрик вскидывает клюшку, но шайба, вспыхнув зеленым, встает на ребро, проскользнув между крюком и штангой. Ревет сирена, но ее заглушает рев толпы. В это мгновение имплантат в загривке оживает, отчаянно сигналя о близкой опасности. Патрик оборачивается — ровно в ту секунду, когда Циммер со всего размаху бьет его клюшкой по голове. От боли в глазах темнеет, по волосам проходит теплая медленная струя. Руа, застыв наблюдает, как падают на лед багровые капли. Вратарь в голубом пятачке неприкосновенен. Циммер спокойно разворачивается, чтобы уехать к своим. Кажется, варлоки еще не поняли, что случилось — только сейчас они удивленно указывают на Руа.

"Что бы ни случилось между нами, есть наша дочь. Это единственное, что волнует меня. Каждый из нас уже причинил ей достаточно боли. Все, плохое, что мы могли сделать ей, мы сделали. И ты, и я. Пора остановиться".

"Все что я сделала, я уверена, пойдет только ей на пользу".

"Это и есть самое страшное. Вредить и верить, что на самом деле ты делаешь пользу. Жить в иллюзорном мире, где все вокруг тебе должны — и даже собственная дочь. Она должна обеспечить тебе твой личный комфорт. Не счастье даже — счастливой ты не сможешь стать. Просто комфорт. Не важно, какой ценой. Ты как паразит присасываешься ко всякому, кто оказывается достаточно близко. А если жертва начинает брыкаться, перескакиваешь на другого, не забыв при этом гневно жаловаться, на строптивость предыдущей кормушки".

"Очень хорошо сразу назначить виноватого, так?"

"Именно так. Потому ты так и поступаешь"

Злость сдавливает горло так, что становится трудно дышать. Каждый удар сердца болью отдается в ране. Патрик сдвигается с места, прежде чем Циммер успевает отъехать даже на метр. От удара вратарская клюшка раскалывается, а седьмой номер "Гуралс" падает навзничь и застывает без движения. Розовое пятно растет на льду вокруг его головы. Спазм в горле не отпускает, Руа срывает маску, откидывает ловушку, рывком тянет ворот свитера вниз. Он видит, как несколько игроков в бело-красных и черно-злотых свитерах сцепляются, отчаянно молотя друг друга. Краудер бросается на него, но Ларри, врезается ему в бок, хватает за свитер, тянет вниз, нанося удар за ударом в незащищенный висок. В этот момент, кто-то сзади хватает Руа под руки, заламывает назад. Темнота снова заволакивает глаза, в ушах, перекрывая пульс, бьется хриплый речитатив отца Джеремайи.