— Сейчас вот эта штука, — его взгляд остановился на трёхмерной схеме имплантатов, крутящейся в центре зала, — замедляет гибель Сердца и вроде как самовосстанавливается за счёт некроэссенции. Там две системы: одна делает что-то с ходом времени, а другая как-то направляет некроэссенцию разрушать гибель Сердца. И есть ещё специальная подсистема, которую включили, когда ставили Тету на консервацию. Фарус, скажи, что делает эта штука? — и поморщился, осознав, где ошибся.

— Уточните выражение «эта штука». Поддержка распознавания контекста отключена.

— Что делает подсистема, которую включили, когда ставили Тету на консервацию, — раздражённо повторил Аист.

— Подсистема очистки направляет некроэссенцию в ноосферу комплекса Тета.

— Ага, — качнула головой. — Вот, значит, что. Гадала: специально — или Сердце вот такое? Предусмотрительные, а! Что с консоли делается?

— Ну, просто отключить всё система не даст. Надо быть главным инженером и иметь ключ — это предмет, а не просто «допуск». Подкручивать всякие параметры можно, но мы в этом не разбираемся, — скопировал Сиренино пожатие плечами — послала ответную улыбку. — Кхм, есть три программы, которые завершают работу имплантатов. Одна заставляет время не замедляться, а ускоряться, ну и Сердце в итоге умрёт.

— Выдержит ли «изоляция» выброс некроэссенции? — молвила она.

— Фарус ничего об этом не знает, я спрашивал. Вторая программа заставляет некроэссенцию разрушать не гибель Сердца, а само Сердце. Короче, они обе инвертируют механизм имплантатов. А третья использует оба механизма, чтобы направить всю некроэссенцию...

— Всю? — она замерла. — Повтори, пожалуйста. Ты правильно понял? Всю?

— Всю, — чёткое подтверждение. Уверенность в сознании. Она скользнула дальше, в воспоминания, абстрагируясь от эмоций и личных ассоциаций, сосредотачиваясь исключительно на фактах, на вопросах и ответах. И здесь — чёткое подтверждение. — В общем, всю энергию Сердца на какую-то цель. Защитный механизм, если на комплекс... или, я не уверен, на другой комплекс кто-то нападёт. Кто-то очень сильный, — она вздрогнула, будто вживую ощутив чуждый взгляд, от которого скрывала бабочку. Кто-то очень сильный, значит. Не как она-прошлая, не как учитель, а... — Я думаю, если мы ударим этой штукой по Тете...

— Мы этого не сделаем, — Аист растерялся. И дрогнул, как она в «отстойнике», только она — от взгляда... кое-кого, а он — от её взгляда.

— Ты хочешь сделать что-то авантюрное, — он был против. Не потому, что ненавидел авантюры. Он здесь — это свидетельство обратного. Аист был против, потому что боялся потерять её. Потерять свою опору, своего учителя, проводника в мир инореального, проводника в новую жизнь. Его интуиция, интуиция талантливого иномага, кричала, что эта авантюра на порядок страшнее, чем пройти одной через внутренние врата.

— Не люблю, когда меня пытаются использовать, — начала объяснение. — Помнишь систему наблюдения? Теперь — программа. Она уже не нужна. Комплекс и зона брошены. Они почистили имена, мысли, но не эмоции. Эти стены хранят их чувства. Они уходили без намерений вернуться. Нечего больше защищать. Проект закончен — знать бы, успешно или нет! Ничто не мешало закончить с Сердцем. Или с Тетой. Они ждали, чтобы кто-то запустил эту программу.

— Но чтобы... — он запнулся, а мысли бешено взвихрились. — Они подстроили это? С отцом, с застрявшими людьми?

— Не знаю, — сказала честно. — Видишь ли, не обязательно подстраивать, чтобы видеть, какими будут события. Пророчества, путешествия во времени, прорицания... Я — не пешка в чужих руках, Аист. Я отказываюсь ей быть. Никакую программу мы не запустим. Я сделаю всё сама. По старинке. Придётся потрудиться, — в этот раз он не дрогнул от её хищного оскала. И в этот раз он — понимал. Неожиданно приятно — когда тебя понимают. Он всё ещё боялся за неё, но понимал. Она не отступит. Уступить придётся ему, ученику, младшему в их паре.

— Разве нельзя сделать что-нибудь другое? Ты же говорила о цепных алхимических реакциях!

— Допустим, полигон мы разрушим, — сомнительно, на самом деле. Штатный алхимик их проекта должен был хорошо потрудиться, чтобы таковые реакции гасить. Она бы потрудилась. — Ответы — не получим. Сердце останется здесь, и если к нему попадёт умелый и безрассудный иномаг... — она-прошлая, например.

— Тогда давай исполним первую или вторую программу, а полигон — алхимией!

— Так можно, — вздохнула. — Аист, прости, но я очень, очень сильно хочу дотянуться до истины. Это часть меня. Всю жизнь я разбивала оковы и вырывалась на свободу. Сейчас — не исключенье. Когда передо мной оказалось Сердце... ты не представляешь, какой это соблазн! Для чего его можно применить!

— Так вот о чём ты говорила...

— Я не совсем идиотка, — смешок не задумывался таким горьким. — Я поняла, чем грозит такое использование. Вместо меня было бы чудовище, нечто, занявшее моё тело, — полуправда. — Но сейчас это дело принципа. Я использую Сердце, но не для себя. Я разрушу Тету и кое-что ещё. Не спрашивай. Я не отвечу ни сейчас, ни в будущем. Истина, не истина, а парочку ответов — получу, не будь я Сирень Вефэа!

Пауза. Долгие секунды тишины.

— Ты это имела в виду, когда говорила, что есть причины, почему ты не учила?

— А, — качнула головой. — Это тоже, да. Хорош учитель, который вечно странствует и собой рискует! Я буду рисковать не так сильно, как тебе кажется. Помнишь правило, что от некоторых вещей лучше держаться подальше?

— Которое ты собираешься нарушить?

— Оно самое. Если держаться подальше всё-таки нельзя, то иномаги используют посредник. Лучший посредник — собственная копия, отражение — тебе на заметку, будущий инозеркальщик. Я не настолько владею отражениями, чтобы хорошую копию создать, но я алхимик. Как говорится, если проблема не решается алхимией, то тебе просто не хватило редких компонентов, — любимая фразочка подруги, которую придумала, глядя на её охоты. — Обычно в таких ритуалах используются люди, — он не понял, и она добавила: — Живые люди, Аист. Жертвоприношение живых людей.

— Ты хочешь использовать каких-нибудь преступников, — он ни на секунду не подумал, что обычных людей. А должен был. Иль нет? А, в бездну всё!

— Живых, — выделила слово, — а не разумных. Пройдусь по больницам и этим... где держат людей с отклонениями в психике?

— Психбольницы и психинтернаты, — похоже, это его успокоило. — Ты же не будешь...

— Есть люди, которых уже не вылечить. Не люди разумом, а так. Кто-то не выйдет из комы, кто-то растерял огрызок разума. Я чувствую, что тебе не нравится. Для тебя это дико.

— Это вообще всё дико, — признался он. — Я сижу в научно-фантастическом комплексе, где исследовали сердце демиурга, и уговариваю своего учителя по иномагии быть милосердней, а она читает мои мысли. Сюрреалистично. Как будто я — это не я, как будто всё ненастоящее вокруг!

Она взяла его ладонь в свою.

— Чувствуешь? — он кивнул. — Настоящая? Это пройдёт, мой ученик. Ты держишься неплохо. Некоторые сходят с ума. Ты всего-то ощущаешь себя персонажем фантастических книг.

— Зачем я перечитал их столько? — вздохнул он. — Как теперь реальность от вымысла отличать?

— Я научу, — мягко пообещала она, усилием воли удерживая себя от вмешательства. Он должен это пережить. Сам. Потом подправит. Лишь чуть-чуть. А после и вовсе перестанет вмешиваться. Ей интересен он, а не послушненький болванчик.

— Что вообще такое эта реальность? — устало спросил он, выгоняя этим вопросом другие: о том, насколько правильно или неправильно использовать сумасшедших в качестве жертв. Она вернётся к этому. Она покажет ему, как выбирала и кого. Почему-то казалось очень важным, чтобы он не сомневался. Чтобы доверял.

— Решил о каждой философской штуке расспросить? — слабо улыбнулась. — Сначала души, потом Бог, теперь вот реальность? Простого ответа нет. Сложному я научу и покажу. Некоторые вещи нельзя определить, Аист. Только указать их место в мире. Пойдём. Соберись, нам нужно выбраться отсюда. Отдохнём в твоём доме, в правильной реальности, а не этой, — взгляд на схемы и экраны, — чепухе.

— А магия вуду тоже существует? — внезапно спросил он.

Отсмеявшись, ответила:

— Вот с неё мы и начнём, — и не менее внезапно, чем его вопрос, решилась. Чуть сжала его ладонь. — Будь моей совестью, Аист. Компасом в мире людей. Я слишком много прожила в мире чудовищ. Если ты против, если это слишком жестоко, ненормально — я откажусь. Придумаю способ разрушать мирки. Я... — нет, не скажет. Но и не соврёт. — Однажды я сильно ошиблась. Зашла слишком далеко. Я не хочу стать чудовищем, — каким была недавно.

— Я верю тебе, — они встретились взглядом. Он положил вторую ладонь поверх её. — Ты не чудовище. Тех, кто в коме и уже не выйдет, хорошо?

— Хорошо, — прикрыла глаза. Будет чуть сложнее. Ещё сложнее отказаться от идеи вылечить коматозных, впечатать в пустой мозг слепок чьего-нибудь разума и... Нет. Отныне это — не её путь. До тех пор, пока с ней рядом Аист. — Я справлюсь.

Тепло, исходящее от него, уже не было теплом лишь доверия-симпатии. Было таким же, какое пробуждалось и в её душе. Разное, но схожее. Впервые. Больше не одна.

Исход

Их ожидало много дел. Дорога чрез пустынный комплекс: недолго по автономной зоне без названия, затем сквозь холодное ядро-источник, по жутковато-тихому внутреннему ядру в ядро-полигон, такое живое и нормальное при сравненьи с остальными. Они могли бы сократить путь с помощью лифта, который управлялся Ордо, откликающимся в любом месте Теты, но не стали — вместо этого прошли к сцепке мирков под дождём меж сосен, думая каждый о своём. В берёзовой аистовой роще Сирени стало легче. Узлы эмоций-ассоциаций внутри снова перестроились, и она аккуратно подправляла эти изменения. Новое, непривычное: как будто маску надела, какую не надевала раньше никогда! Руку Аиста она отпустила только в переходе.

Бета-линия Аиста встретила спокойствием и обыкновенностью. Не сговариваясь, они с Аистом направились в обеденный зал и как следует поели: Сирень прошерстила воображение и достала то, что привычно было Аисту. Ничто не приводит в чувство лучше, чем привычная еда! По крайней мере, так говаривал учитель, и с Аистом — сработало. Она слегка подействовала на него, усилив желанье спать. А после точно так же — на себя. Тринадцать культистов загнала обратно в Тету: не было ни сил, ни желания разбираться с ними прямо вот сейчас.

Дальше был глубокий сон. Для него — почти что сутки, позаботилась, чтобы восстановительные процессы отработали как надо. Для неё — полсуток. В полночь вышла из особняка, не телом, а сознанием. Устремилась в ноосферу, отправляя аккуратные, как можно более человечные запросы и, вместе с тем, раскидывая паутину по планете. Спустя каких-то пару часов задрожала ниточка. На том конце — задевший её иномаг разума. Замечательно.

Люди людьми, а с иномагами будет поступать иномагически. Она не стала вступать в диалог. Не имело смысла: первичная считка демонстрировала, что перед ней новичок, не умеющий прятаться, только-только вставший на путь под руководством некоего учителя. Другой сферы, между прочим. Ну что за глупость! Временщик, учащий разумника — смех, и только! Чему временщик, бродящий по загадочным лабиринтам связей прошлого, настоящего и будущего, научит эфемерного разумника? Как переходить между мирами? Нет. Как примерять на себя чужую точку зрения? Нет. Как менять квалиа-спектры? И тоже нет! Ноосферу временщики и разумники воспринимают по-разному совсем...

Временщик, однако, привёл Сирень к уже своему учителю, который отнюдь не спал: на другой стороне планеты светило ярко солнце. Действовать с такого расстояния сложно лишь на первый взгляд. В чистой ноосфере ничто не оказывает ей сопротивленье. Подмастерье сферы отражений нашёл причину уйти с работы (ещё один поклонник притворяться обычным человеком), а дома его поклонило в сон, где грандмастер сферы разума (она) выпотрошила память. Сну подобрала причину поубедительней, связав с парочкой его инореальных ритуалов. Заодно оставит ритуальчики в покое: нечего ему туда лезть. Сожрать сожрут — не жалко, но зачем за собой утягивать людей и учеников? Самоуверенный глупец!

Расклад был таков: в линии всего-то пара хранителей, здесь именуемых «защитниками», хах. Впрочем, иномагов так мало, что этой парочки и впрямь хватало на целую планету. Обычных волшебников зато немало, но в их мир она полезет позже. Как Аиста чему-нибудь научит. Хранители Сирени не понравились. Похоже, их выбирали по принципу «меньшее из зол». Ну да, ну да, в такой спокойной линии сильных и уверенных в себе иномагов — с фонарём не сыщешь! Для них благословлением была б она — чужак, сильный, благодушный. И определённо благословеньем будет Аист — добрый, а не просто благодушный.

Итак, двое. Женщина и мужчина. Тео и Линда. Конечно, они закрылись наглухо, и прямой поиск по ноосфере ничего не дал. Сирень опустилась туда, где «находился» стык реального и нереального. Ноосфера соприкасалась здесь не только с мозгами людей, но и с их техникой — в общем, любыми «информационными системами». Искать что-либо в этом хаосе, в отличие от туда-сюда упорядоченной ноосферы — бесполезно. Обычными методами. Но она искала не информацию. Её цель — банальное изображение. Два образа и всё, похожее на них.

Миллионы инфохранилищ, окуляров, человеческих глаз, зеркал, стёкол, рек, озёр и луж пронеслись через неё — действо, невозможное для слабого иномага. Там, где душа обычного иномага была с отверстиями, её напоминала душевидцам даже не сыр, а огромный слив, водоворот, в который утекала реальность и нереальность. Она сконфигурировала «сетку на сливе» так, чтоб на ней осели отклики, соответствующие образам. Простейший фильтр, но она владела им без стесненья филигранно.

«Осевшие» изображения, вернее, связи, к ним ведущие (она, конечно, хороша, но пропускать целую ноосферу сквозь душу «по-настоящему» — изощрённое самоубийство), реупорядочила и терпеливо перебрала, отсеивая ложные срабатывания дополнительными фильтрами. По оставшемуся десятку «сходила» лично, чтобы превратить плоские отпечатки в многомерные фигуры ассоциированных данных. Вместо того чтобы, наконец, рассмотреть эти фигуры поподробней, Сирень осторожно прощупала пробными тычками соответствующие им конгломераты реальных объектов.

Есть попадание! Правда, лишь одно из десяти: среди остальной девятки не нашлось ни одного инореального объекта, чьё «эхо» после «постукиванья» отдавалось бы специфическим бездновым привкусом. Тео выскользнул из её лап — может, жил отшельником вдали от животных и зеркал? Зато Линда обнаружилась. Схлопывая фигуру-Линду по пространственным и временному измереньям, Сирень получила список недавних мест пребывания. Наложив их на карту Земли, выделила часто повторяющиеся точки. Убрала места, в которых нельзя жить, и получила ровно одну координату в городе Мюнхен, стране Германия. Замечательно.

Открыв глаза, прикинула время. Десять минут потратила на поиск. В Мюнхене глубокий вечер, но не ночь. Спит или не спит? Подарить ли девочке проблем на ночь глядя или нагрузить их целый воз с утреца пораньше? Ухмыльнулась и вновь ускользнула сознанием, на сей раз — вдоль по реальности, ориентируясь на маяк, поставленный из ноосферы. Ночные города, леса и реки мелькнули перед глазами. Здесь! Какое окно? Вон то. Свет горит, как бы говоря: «добро пожаловать Сиреням!» А она-то и не против.