... В здание обкома попали обе бомбы, обыкновенные "Модификация "Т", поскольку заказчик решил, что для такого уровня защиты хватит и этого. Раз уж нет ничего получше. Сошло для Гитлера, и тут сойдет. Точно в бункер угодила одна. Здание пришлось сносить и строить новое из-за сильнейших повреждений фундамента, грозивших обрушением стен, множества опаснейших трещин, и попросту провалившегося в подвал пола в вестибюле. В двух помещениях рухнули потолки, в еще двух местах отмечалось проседание полов без их провала, но пострадавших практически не было. Бомбы угодили в здание в три часа пополудни, время ночного отдыха советской партийной и хозяйственной элиты, и взорвались на глубине более двадцати метров, погиб один охранник, около десяти человек служащих получили ушибы и переломы.

Не верьте, когда вам говорят, что в Хиросиме — был атомный взрыв, а в Чернобыле — некая "тепловая вспышка". Это лапша, которую вешают на уши почтенной публике. Создаются условия для цепной реакции деления в массе делящегося материала, при этом выделяется значительное количество тепла. Когда выделившееся тепло не разрушает условий протекания цепной реакции — это реактор, и реакция управляемая. Когда реакция неуправляемая и разрушает — бомба. Хорошая или плохая, "грязная" или "чистая", сделанная специально или сдуру, из реактора. В одно озерцо годами сливали радиоактивные помои, пока концентрация не достигла критического значения. Когда озеро, мгновенно вскипев, испарилось в результате разгоревшейся цепной реакции, — это был классический атомный взрыв. Хотя и не похожий на взрыв специально сделанных боеприпасов. В них просто успевает прореагировать довольно большой процент материала за очень короткое время, а принципиальной разницы нет. И, — судя по всему, ВСЕ ядерные державы в ходе испытаний время от времени имели дело с так называемыми "шипучками", боеприпасами, не давшими полноценного взрыва, но все-таки взорвавшимися. Загадив все вокруг себя куда хуже обычной бомбы.

... Две сконструированные лично наркомом бомбы вонзились в жигулевский гранит, как булавки в воск, и на надлежащей глубине сработали штатные взрыватели, как положено, образцово рвануло по полтонны КТГА, сжав, видимо, довольно-таки порядочное количество уранового полуфабриката, как резиновый мячик, более, чем в десять раз, до сверхплотного состояния. И наступил момент, когда посередине вкладыша начала разгораться цепная реакция деления. Да, слишком большая часть нейтронов поглощалась 238-м ураном, превращая его в различные изотопы плутония и того же урана, но атомы были сжаты настолько плотно, что цепная реакция пока что прогрессировала, выделяя тепло. Кое-где в дело успели вступить мизерные количества новорожденного плутония, совершенно несущественные, но и они подбрасывали в костер свою щепку, увеличивая количество выделяющегося тепла. Наступил бредовый миг, когда давление извне и изнутри уравнялось, но реакция пока продолжала разгораться, выделяя все больше и больше тепла, а монолитная скальная порода, подпиравшая бланкет из обедненного урана, пока способствовала сохранению плотности реагентов. Но долго это длиться не могло. В ослепительно сияющий газ, в плазму превратился и уран, и все вещество бомб, и десятки кубометров гранита, так что на вершине невысокой, но массивной горки возник небольшой вулкан. Порода при этом сместилась, треснув в радиусе десятков и сотен метров и, в своем стремлении уплотниться, просела, заполнив большую часть искусственных пустот в горе.

Специалисты расценивают суммарную мощность взрыва обоих боеприпасов примерно в килотонну. Это были страшно "грязные" бомбы, большая часть 235-го изотопа и заметные количества образовавшегося плутония не прореагировали, порядочно загрязнив местность вокруг. К ним добавилось следы кобальта, входившего в состав легированной стали корпуса и ставшего страшно радиоактивным, — но все-таки большая часть "горячих" продуктов, к счастью, осталось замурованными в громадных полостях, выбитых в недрах скалы. При всей трагичности этой нелепой истории, значение дикого эксперимента с "БСБ" (Бомбой Системы Берия, как прозвали конструкцию злоязыкие атомщики) трудно переоценить. Непредвзятые разработчики, впоследствии многожды Герои, орденоносцы и лауреаты, прекратив традиционное при упоминании данного эпизода хихиканье, утверждают, что опыт сэкономил им месяцы (если не годы) труда, заодно дав пару-тройку новых направлений в конструировании отечественного ядерного оружия.

Кроме того, когда кое-кому в Рапалло задали вопрос относительно наличия атомного оружия в СССР, это позволило ему совершенно искренне ответить, пряча непонятную усмешку в редких усах:

— Да, у нас били проведены успешные испытания первых абразцов такого оружия. Они признаны действующими, но крайне нэсовершенными, зато теперь, с учетом результатов, заканчивается разработка изделий, позволяющих освободить в пятьдесят, в сто раз больше энергии.

Заявление это само по себе имело эффект разорвавшейся бомбы. Формально он не покривил душой ни в одном слове, он только не стал приводить излишних, по его мнению, подробностей. Потом, когда испытания реального, вполне доведенного оружия прошли и в СССР, и в США, советские образцы с самого начала оказались несравненно компактнее, надежнее и удобнее. Кроме того, сформированные к этому времени производственные мощности Советов оказались гораздо эффективнее. Мало того, что тут производилось куда больше материала: из одного и того же количества изотопа на Урале научились делать больше боеголовок.

Маслова впоследствии судили и расстреляли вместе с еще двумя членами экипажа, а остальные получили длительные сроки заключения. Пилот полностью признал свою вину и не просил о снисхождении. Георг Пуук попал в разработку, но, в итоге, выступил только свидетелем на процессе совсем, совсем иного уровня. Таким образом, можно сказать, что этот персонаж вообще отделался легким испугом. А вот кто входил в состав первого экипажа, того, что прорывался к 63-му, узнать так и не удалось. Ни тогда, ни позднее. Вероятно, — впопыхах попросту позабыли, не стали выяснять у того, кто, скорее всего, знал. Не тот был момент, чтобы тратить время на судилище над покойниками. Пусть даже и очень виноватыми.

До появления всякого рода "нежностей", вроде устройств, амортизирующих командные бункеры, в те времена оставалось еще лет двадцать пять — тридцать. Поэтому толчок, отдаленное содрогание, судорогу почвы, как при слабом землетрясении, собравшиеся в изолированном зале под заводоуправлением ощутили. То есть ощущение было настолько необычным и мимолетным, что могло бы показаться почудившимся, игрой напряженных нервов, но люди переглянулись и поняли: не почудилось. Если померещилось сразу всем, значит — не померещилось. Тронуло примерно через полчаса после начала "подземного" этапа экстренного совещания. Будучи грубо прервано непонятной воздушной тревогой, все это время оно шло, ни шатко, ни валко. Не в пример первому этапу.

Василевский, которого успели ввести в курс дела, поднял голову:

— Александр Иванович?

Берович — кивнул и взялся за телефонную трубку, отвернувшись в угол, — чтобы не мешать.

Неся груз бомб, тяжелые машины этой серии были все-таки несколько заметнее для радара, чем исполняя роль "чистого" разведчика. Это было время, когда важнейшие усовершенствования для радаров делались чуть ли ни каждую неделю. Уже с весны, явочным порядком, разрабатывались, по сути, две разных линии авиационных радаров, "Л" и "С". Первые, т.н. "каменная" серия, устанавливались на истребителях. "Цветочная" серия шла на "тенора" и совершенствовалась особенно быстро. И не то, чтобы "ВДРП (ас) — 5" "Астра", установленный на "БН — 74" был опытным образцом. Нет. Просто специалистов, обученных работать на новых образцах техники, не успевали готовить. Поэтому оператором на этой машине пошла сама Елена Петровна Брюквина. Это как-то само собой разумелось, посылать ее никто особо не посылал. Уж она-то могла выжать из "Астры" все, что закладывали туда конструкторы, и даже несколько больше. Собственно, — никаких чудес, никаких особых совпадений не было в том, что на самом опасном направлении действовал самый подготовленный экипаж. И в том, что именно она обнаружила на пределе возможного "вроде что-то такое". Майор Копылов, командир экипажа, слишком давно работал с ней, чтобы тратить время на сомнения. Он немедленно вызвал прикрепленную пару "бесов", капитана Ягунина и старшего лейтенанта Швырева, а она — практически безошибочно навела пару на цель.

В ста сорока километрах от весьма условной границы завода (а расстояние это быстро сокращалось) на высоте одиннадцати километров разгорелся нешуточный бой. "Т — 10" последних серий вооружались более, чем прилично* и отличались традиционной живучестью.

... Когда неизвестный не ответил на запрос и никак не отреагировал на приказ немедленно приземлиться, Ягунин решил больше не тратить дорогого времени на формальности и атаковал из передней полусферы. Он имел на вооружении нехитрый прием, который должен был вынудить тяжелую машину маневрировать. В этом случае динамическое торможение от крутого подъема могло обеспечить мгновения, необходимые для того, чтобы прицелиться и эффективно отстреляться по тяжелой машине. Но тот не поддался на провокацию, сохранив курс и несколько увеличив скорость. Капитан, как положено, пронесся мимо, уложив кратчайшую в его летной биографии очередь позади хвоста бомбардировщика. К тому моменту, когда он вернулся, недостающие мгновения предоставил ему напарник, Швырев. Опытный, вроде бы, парень, двое сбитых, но тут оплошал. Есть люди, которые способны учиться только на собственном опыте или, в крайнем случае, на наглядном примере. Все писанные инструкции кажутся им чем-то, не имеющим отношения к реальной жизни. Драться с тяжелыми бомбардировщиками ему как раз и не довелось: не с кем было. Он не знал, что это такое — шестнадцать тяжелых пулеметов только в задней полусфере. Приведись на его месте какой-нибудь там Герберт Ролльвейг, дело могло бы обернуться вовсе по-другому.

Наряду с любимым союзниками пятисотым калибром, тут имели место и чисто отечественные 14,3 мм. Такое количество стволов, к примеру, способно в считанные секунды положить наступающий в пешем строю полк. Сравнивать тут, понятно, нельзя, и в машину незадачливого старлея попали буквально несколько штук из многих сотен пуль, но этого хватило. Истребитель завертелся, как волчок, а потом провалился в неправильном, неконтролируемом падении. Ягунин не видел подробностей гибели напарника: как раз в этот момент в прицеле должна была промелькнуть кабина бомбардировщика, и это требовало всего внимания. Он промахнулся только чуть-чуть, залп из трех пушек шарахнул по корпусу, чуть позади, с убийственной дистанции, оставляя цепь рваных дыр, почти смыкающихся между собой. Истребитель увел машину на новый заход, и только тут позволил себе отвлечься на дымный шлейф, стремительно тянущийся к земле.

В тридцати километрах от места боя майор Копылов, упрямо выпятив челюсть, довернул машину. Из мата и отрывочных сообщений он вывел сложившуюся ситуацию с такой точностью, как будто видел происходящее воочию. Там где была потеряна одна машина, то же самое вполне могло произойти и со второй. Тогда в бой придется вступить ему самому, потому что приказ у него простой и двоякому толкованию не подлежит. Благо — скорость позволяет. Но драматической и противоестественной "схватки слонов" не произошло. Поняв, что машина повреждена серьезно, экипаж бомбардировщика решил избавится от бомбовой нагрузки, из открывшегося бомболюка высыпались три бомбы, включая специальную. Потом "Ту — 10" сделал попытку лечь на обратный курс, выйти из боя, но, очевидно, капитан угодил-таки в убойное место. Из дыр все сильнее валил черный дым, а потом показалось тусклое, багровое пламя. Сорвав выполнение задания, капитан сполна выполнил задачу и мог бы успокоиться, не рисковать дальше: чай не на фронте, с фашистами. Однако, после гибели напарника, капитан не отказал себе в маленьком удовольствии и уложил в горящий самолет весь остаток боеприпасов: прячась в дыму, с пистолетной дистанции, в хвостовое оперение, дырявый фюзеляж, в кабину. Так, чтобы убийц на его глазах вогнало в землю и некому было бы спасаться, прыгая с парашютами.

*С поздними сериями "Б-29", построенными уже с учетом фронтового опыта, дело обстояло прямо противоположно: с самолетов убрали массу оборонительного вооружения и оборудования, призванного его обслуживать. Ни к чему оно оказалось в то время. Истребители японцев не доставали и не догоняли "суперфортрессы". "Тушки" готовились исходя из перспектив уже следующего конфликта.

— Парень малость заблудился и шел чуть-чуть не в ту сторону. Но это он, точно. Подробностей, понятно, нет, лес горит и там, куда угодили бомбы, и там, куда куда упал сам бомбардировщик, но, судя по всему, взрыв был страшный. Как будто рванул эшелон боеприпасов. С холма сорвало большую часть земли вместе с лесом, там теперь такой завал, что страшно глядеть, и все это дело еще и занялось...

— Может быть кто-нибудь скажет, — нервно спросил один из директоров, — что произошло?

— А это нас убить пробовали. Всех разом. Не долетели километров шестьдесят.

— Там живет, — деловито спросил Антонов, — кто-нибудь?

— Черт его знает. К карте вот так, быстро, не привяжешь...

Жили люди, как не жить. Вконец захудалая Полыновка, в которой к этому времени оставалось три жилых двора, и Чистые Ключи, в которой таких дворов имелось аж двадцать семь.

Неделю, не прекращаясь, лили тяжелые дожди, прежде чем, наконец, распогодилось. Вёдро, ясная погода, с небольшим только свежим ветерком простояла двое суток. Поначалу подстилка хвойного бора густо парила, а потом и просохла. А потом прилетел самолет. Бой шел на такой высоте, что самого бомбардировщика толком было и не разглядеть. От самого по себе взрыва пострадали Коржовы, чей пятистенок лепился на склоне Митиной Горы: оползень увлек хату вместе с огородом, изломал, как спичечный коробок и накрыл сверху древесными стволами пополам с глыбинами полужидкой глины, так, что и не достать никого. Еще спустя двое суток пришли солдаты и отселили оставшихся жильцов подалее от родных мест, взяв подписку о неразглашении. А те самые ключи, что дали название одной из деревень, с того момента иссякли вконец: видать, что-то сдвинулось в земле, отрезав родники от питающей их водной жилы. С виду холм — холмом, Митина Гора имела-таки твердую сердцевину, хотя настоящие "увалы" начинались верст на шестьдесят — семьдесят восточнее. Не будь этого, проклятая БСБ, скорее всего, не взорвалась бы вовсе. Канула бы на глубину в полторы сотни метров так, что и не сыскали бы. А так — вполне, как две ее товарки днем позже. И точно так же выбросив на поверхность довольно много радиоактивной и ядовитой дряни. Но выяснилось это потом.