Я застыла. Мы с Керджем никогда не говорили о том, что произошло на Тамсе. Он наверняка знал все подробности из моего рапорта. Но сама я не рассказывала ему ничего. И не собиралась делать это сейчас.

— Вы считаете, я жажду мести? — спросила я.

— А разве не так?

— Ну, почему бы и нет?

— Месть помрачает рассудок.

— Мой рассудок в порядке.

— Блекстоун тоже так говорил.

— Это не одно и то же.

— Нет, не одно. — Кердж повернулся ко мне лицом. — Ты нужна мне в рабочем виде. В добром здравии. В здравом уме.

— Вы ищете проблемы там, где их нет.

Кердж не ответил. Он даже не пошевелился. Он только стоял и смотрел на меня, а лицо его было как маска.

"Осторожно, — просигнализировал мой центр. — Внешний Источник ищет пути проникновения в твое сознание".

"Пусть смотрит", — подумала я. Правда, что Кердж превосходит своей энергией любого другого телепата. Но его энергия сродни его физической силе, грубой и неуклюжей. Ему не хватит тонкости найти то, что я держу закрытым от него.

Он долго стоял, не двигаясь. Потом наконец заговорил:

— Ладно. Я не буду отстранять тебя от боевых операций. Но сейчас ты нужна мне в ДВИ. Им не хватает хорошего наставника.

— Слушаюсь, сир.

Я хорошо знала, когда дальнейшие просьбы бессмысленны. Но за всеми моими стенами и барьерами, в панцире из льда, ограждавшего мои эмоции, я думала: "Я вернусь. Слишком много всего не завершено".

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ФОРШИРСКИЙ ПРИЮТ

8. ВРЕМЯ ИСКАТЬ

Я возвращалась на планету Форширский Приют как домой. Почти как домой.

В первый раз я попала сюда всего через несколько лет после выпуска из Академии. Тогда я жила в тесной казарме неподалеку от Джекобсовского Военного Института, километрах в двадцати от города Эос. На этот раз мне отвели квартиру в величественном старом доме, в престижном квартале.

Лично я предпочла бы казарму.

Мне было поручено разработать учебную программу, способную улучшить физическую подготовку кадетов ДВИ. Два дня из каждых восьми я занималась с ними, а в остальные дни это делали их инструкторы по моим указаниям.

Программа была хороша. При правильном выполнении ее требований она приводила любого кадета в идеальную физическую форму. Вот только стоило мне закончить работу над программой, как делать стало нечего.

Поэтому шесть из каждых восьми дней я сидела дома и скучала. Я понимала, чего хотел от меня Кердж. Он хотел, чтобы я оправилась от стрессов, которые — как он боялся — ограничивают мою способность действовать. Я представляла собой важную деталь его военной машины, которой, по его мнению, требовался ремонт. Поэтому он дал мне бессмысленное поручение, сунул меня в красивый город на красивой планете и решил, что об остальном позаботится моя природа.

Он ошибся. Моя природа не делала ничего. Я сидела взаперти, уставившись в стену до тех пор, пока не готова была взорваться. Я была дурой, воображая, что могу уйти с военной службы. Я не могла уйти в отставку. Это оставляет слишком много времени для размышлений.

Правда, в одном Кердж оказался прав. Программа физической подготовки ДВИ действительно требовала пересмотра. Я переработала в ней все, начиная с того, что кадеты ели на завтрак, и кончая тем, сколько километров они должны пробегать по дороге к полосе препятствий. Когда я начала занятия, только четырнадцать процентов кадетов отвечало требованиям программы.

Кончилось все тем, что Чар Йаки, ректор ДВИ, пригласил меня как-то в свой кабинет и подвел к окну. На улице, в вечерних лучах форширского солнца, сновали туда-сюда через плац кадеты, направляясь в учебные аудитории, в библиотеку, в классы симуляции.

— Им не хватает времени на теорию, — сказал Йаки. — Они слишком выматываются к вечеру, чтобы думать об учебе.

— В ДВА нам приходится предъявлять к ним более строгие требования, — возразила я. И это правда: в Дьешанской Военной Академии, где готовят Демонов, от первоначального набора до выпуска дотягивают чуть больше половины курсантов; остальные отсеиваются. Зато остаются лучшие. — Если мы не сможем подготовить их так, как того требует обстановка, лучше узнать это сейчас, чем в момент, когда их жизни будут зависеть от способности действовать с предельными нагрузками.

— Готовить и ломать — не одно и то же, — тихо произнес Йаки.

Сидя в своей шикарной квартире, я думала, не перегибаю ли я в самом деле палку? Зачем вообще готовить кадетов? Купцов нам все равно не одолеть. Они разобьют нас, как бы отчаянно мы с ними ни бились. Тогда какой смысл во всем этом? Так или иначе мы все погибнем, перемолотые военной машиной аристо.

Прекрати, одернула я себя. Я подобрала голокнижку, которую вчера вечером небрежно кинула на диван. Над обложкой розовыми буквами светилось название: "Поговорки далеких миров". Я любила заучивать обороты чужой речи. В детстве мы все время играли в это с моим братом Келриком, подставляя друг друга в изысканно закрученные фразы. Sauscony esta construendo castillos en el aire. Соскони строит воздушные замки. Я раскрыла книгу и наткнулась на неплохую земную фразу про журавля в небе.

Я вздохнула и отложила книгу. Потом встала и подошла к южному окну гостиной, из которого открывался вид на поля. Дом, где я жила, стоял на краю Джейкобсшира, края пологих холмов, поросших туман-травой. Когда она колыхалась от ветра, казалось, будто по земле распластались золотые облака. Был ранний вечер. Вечера здесь мягче, чем на Дьеше, короче, чем на Делосе. Янтарное солнце висело над горизонтом на юго-западе.

Из всех миров, где мне приходилось жить — планета моего детства не в счет, — Форшир нравился мне больше всего. Это была вторая планета в системе оранжевой звезды, получившей от своего первооткрывателя имя Рут.

По заведенному в КИКС порядку города здесь обозначались номером согласно очередности их постройки. Однако какой-то поэтически настроенный чиновник в Командовании Имперских Космических Сил переименовал этот город в Эос в честь богини утренней зари из какой-то древней земной мифологии.

Мой брат Кердж не отличался любовью к поэзии и обыкновенно предпочитал простые и ясные индексы именам каких-то богов. Но мифология Земли почему-то увлекала его, особенно труды драматурга по имени Сенека. Сама я Сенеку не читала и сомневалась, что Кердж понимает, что же так очаровало его. Как бы то ни было, он сохранил за городом, который иначе назывался бы Рут-2, #17, имя Эос.

Я понимала, почему это место навевало романтические чувства. Сам местный небосвод подвиг местных жителей — потомков независимой колонии, обосновавшейся здесь сотню лет назад, — на несчетное количество поэтических опусов. В этих краях, тридцати градусов северной широты, планетные кольца казались мостом в небе с наивысшей точкой на юге.

Находись я на экваторе, они тянулись бы прямо у меня над головой тонкой, почти невидимой полоской. Большая часть небесной арки окрашивалась в бело-золотые тона, хотя ближе к иззубренному горизонту цвет ее переходил в оранжевый, розовый и, наконец, красный.

Интересно, подумала я, как все это выглядело несколько столетий назад, когда на поверхность Форширского Приюта упал астероид? Вряд ли это было так уж страшно: планета успешно оправилась от катастрофы, единственными следами которой оставались кольца.

Впрочем, местные растения и животные до сих пор не до конца освоились с присутствием колец и пыли в воздухе. Трение с верхними слоями атмосферы и столкновения составлявших кольца глыб приводили к выпаданию на планету значительного количества твердых частиц. Самые крупные прочерчивали ночное небо метеорами. В атмосфере постоянно висела пыль — естественный смог, который никогда не рассеивался до конца. В спектре солнечного света здесь в отличие от большинства других обитаемых планет преобладали красные цвета. Все вместе это окрашивало небосклон Форшира в ярко-золотой цвет, а не в голубой, обычный для планет с кислородно-азотной атмосферой.

При всей своей красоте небо так и осталось для меня чужим, непривычным.

Мне не хотелось любоваться небом. Я хотела видеть людей. Живых людей. Не машин, не роботов, не Демонов. Нормальных людей.

Я наклонилась растереть затекшую ногу. Гравитация здесь была чуть выше обычной, примерно как на планете, где я провела детство. Но все равно мне обычно требовалось время, чтобы привыкнуть к ней после пребывания на Дьеше или в космосе.

Я перешла к западному окну, смотревшему на город. Далеко внизу тянулся залитый закатными лучами бульвар. Впрочем, я плохо видела то, что там творится, поскольку листва скрывала бульвар почти целиком. Зеленый ковер начинался от стен моего дома и километрами тянулся на запад и север.

Казалось, дом вырастает из облаков, только зеленых.

Чуть в стороне из листвы вырастала жилая башня, за ней — другие. Хотя я знала, что они не отличаются от той, в которой я жила — металл и бетон, — они казались хрупкими артефактами из красного дерева и слоновой кости, испещренными причудливыми зелеными мазками. Фасады закруглялись, повторяя изгиб колец в небе. Вогнутая сторона ближайшей башни была обращена на запад, хотя остальные башни ориентировались по-разному.

Я вглядывалась в бульвар. Есть там хоть кто-нибудь живой? Кое-где ветер раздвигал листву, но в просветах виднелись только голубые плитки мостовой.

Нет, на бульваре появилась пара. Мужчина и женщина в легких одеждах, напоминавших трепещущие на ветру розовые и серые лепестки. Глядя с такого расстояния, трудно было сказать наверняка, но мне показалось, что женщина смеется. Мужчина тоже рассмеялся — крупный брюнет, и смех у него, должно быть, такой же громкий. Как у Рекса.

Я отвернулась от окна. Как это Кердж сподобился послать меня сюда, где мне нечего делать, кроме как думать?

Ну кто сказал, что я должна сидеть здесь сиднем? Я могу и выйти прогуляться. Сделать что-то. Только что? Все, кого я знаю на Форшире, — военные. Еще меня продолжали приглашать на официальные обеды в Имперском посольстве, где мне приходилось слоняться в золотом мундире с бесполезно болтающейся на бедре сверкающей саблей... Ужасно.

Я мрачно покосилась на компьютер. Это был Пако 20, готовый выполнить любое мое желание. Ну почти любое. Не думаю, чтобы в его возможности входило исполнение супружеских обязанностей. А может, он и это умеет? Кто его знает — какая-нибудь там виртуальная реальность в спальне...

— Пако, — сказала я. — Мне нужна одежда.

На пульте засветилась лампочка.

— Форма или штатское? — спросил Пако.

— Не форма. Одежда. Понимаешь, что-то, что носят нормальные люди.

— В каком стиле?

Стиль? О чем это он?

— Ну, не знаю. Выбери сам. Что женщины здесь надевают на прогулку?

Пако включил экран и появилось голоизображение — я сама, стоящая нагишом. Я даже удивилась, что так молодо выгляжу.

На мне появилась одежда — полоска ткани без застежек, едва прикрывавшая грудь и ягодицы.

— Это приемлемо? — спросил Пако.

Я покраснела:

— Я просила одежду. Не лохмотья.

Полоска расширилась, превратившись в прозрачное голубое платьице, доходившее почти до коленей.

— Это приемлемо?

Платье, конечно же, было значительно смелее того, что я носила обычно, но по сравнению с тем, что я видела — или не видела — на парочке внизу, оно казалось почти консервативным.

— Пожалуй. Пришли его.

Платье принесли через несколько минут. Мальчишка в синей форме передал его мне и застенчиво улыбнулся. К платью прилагалась обувь — синие босоножки с маленькими серебряными колокольчиками, прикрепленными к застежкам на лодыжках. Когда дверь за мальчишкой захлопнулась, я примерила платье. Вся эта чертова штука оказалась кружевной. Какой смысл в платье, если оно ничего не закрывает? И декольте слишком глубокое. Рукавов и вовсе не было, только узкие лямки, перекрещивающиеся на спине. Я ощущала себя раздетой.

— Ну и что? — спросила я себя. И вышла прогуляться.

Оказавшись на улице, я понятия не имела, куда идти. В нашем районе было не так много зданий — больше зелени и маленьких площадей, мощенных голубой плиткой. Кое-где на голубом фоне виднелись розовые и золотые узоры.

Колокольчики на босоножках негромко звенели при ходьбе. По счастью, поблизости не было видно и намека на нервоплекс.

Я пересекла бульвар и направилась в парк. Некоторое время я шла по дорожке под деревьями. Воздух был довольно чист, почти без пыли, так что дышалось свободно. Мимо проходили люди, кивавшие мне, желавшие мне приятно провести вечер. Мужчины улыбались. Все здесь носили обувь с колокольцами, так что в парке стоял негромкий, но мелодичный звон. Должно быть, колокольчики — это новая мода; раньше я их на Форшире не видела. Правда, раньше я и не выходила погулять в парк. Я ощущала себя здесь чужой. Этот славный вечер принадлежал нормальным людям.

В конце концов я вышла к кафе с позолоченной вывеской, гласившей:

"ВЕРЕСКОВЫЙ СОН". Интересно, что может сниться вереску? С этой мыслью я толкнула дверь и вошла.

Передо мной стояла, широко улыбаясь, дородная женщина в переднике. Она схватила меня за руку.

— Замечательно. Вы как раз вовремя.

— Я?

Она оттащила меня к полукруглому столу из некрашеного дерева и усадила на скамью с вогнутой стороны.

— Вот и мы!

Ко мне подсел юнец лет двадцати.

— Привет, — сказал он. — Меня зовут Пулли.

— Принести вам чего-нибудь выпить? — предложила хозяйка.

— Мне морковного сока, — заявил Пулли.

Морковного сока? Люди, пьющие морковный сок, принимают витамины и едят эти несъедобные овощи, похожие на крошечные капустные кочаны. Почему эта женщина усадила меня сюда с этим Пулли?

Прежде чем я успела удрать, в кафе появились новые люди, потом еще и еще. Все усаживались за стол, заказывали напитки и знакомились. Через несколько минут меня окружило стадо любителей морковного сока. Все говорили одновременно, сообщая, где живут, кем работают, где учились. Тут были студенты университета и молодые рабочие, все как один излучавшие здоровье.

Долговязый мужчина уселся слева от меня и ухмыльнулся.

— Ну, Сероглазка, как нас зовут?

— Уж во всяком случае, не Сероглазкой, — сказала я.

Он рассмеялся:

— Я Хилтен. Рейк Хилтен. Все зовут меня просто Хилт.

Я молча кивнула, прикидывая, как мне лучше отделаться от Хилта и его здоровых приятелей.

В дальнем конце стола поднялась женщина.

— Ладно. Перейдем к делу. Меня зовут Делия, и я ваш экскурсовод.

Сегодня мы пройдем только несколько километров. В следующий раз мы устроим поход на целый день, но для этого нам всем надо познакомиться. — Она улыбнулась. — Ну что, туристы, в путь!

Бред сивой кобылы. Я попала в плен туристов — любителей морковного сока. Пока все выбирались из-за стола, я собралась улизнуть.

Хилт встал вместе со мной и взял меня за руку.

— Послушай, Сероглазка. Тебе повезло: сегодня ты можешь оказаться моим партнером.

— Спасибо, но я ухожу, — назови меня еще раз Сероглазкой — и я расшибу о твою голову бутылку морковного сока.

Моего сознания коснулась чья-то эмоция: беззвучный смех при виде Хилта с головой, залитой морковным соком. Я оглянулась в поисках Источника и увидела молодого мужчину с бронзовыми кудрями и карими глазами.