| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Это что ещё за?! револьвер, подаренный Томму на совершеннолетие дедом, знавшем толк в вещах, которые действительно нужны любому мужчине, уже смотрит в грудь знакомца.
Едва початая банка Донна Джонна катится по полу, разливая своё содержимое.
Утробно гудит Тоффи, готовый броситься в бой по одному движению брови своего хозяина, только Томм не двинет даже ей прижалось к горлу лезвие клинка.
— Было бы из-за чего панику поднимать и тыкать оружием в девушку: ну проблемы с напряжением в сети, ну помигала лампочка из-за этого, в тенях не пойми что привиделось не размениваясь на приветствия или что-то подобное, сворачивает с тротуара к гаражу новый гость.
— Опусти ствол. шипит на ухо Томму не не-пойми-что, а Битис Каудалис, всё также держа клинок у горла парня.
— Сфено, скидай уже личину Томм как увидит твой истинный облик, так всякое желание стрелять в тебя пропадёт. находясь уже в ворот гаража, не просит, приказывает гость, с приходом которого незнакомец перестал быть незнакомцем и вновь стал Сфено, дочерью мадам Жоржет, одной из тех немногих, что отказался от жизни асиний в Асгарде.
После сказанного и увиденного у знающих людей, да и не-людей, сомнений в том, кем является гость, только что вошедший в гараж, не осталось бы, будь они, знающие, рядом.
Падемоний, Забытый, Последний Грех, Тёмный Повелитель, Богоубийца и многим иным прозвания, полученным гостем за три тысячи лет странствий по Миру, чуть больше полувека назад прибавились ещё несколько: Тёмный Пастырь и Водитель Заблудших.
Волей и мудрым словом Тринитаса обратился враг извечный всего светлого и праведного в проводника воли Его, ибо любимы Им и дети Его заблудшие, посему дарован тем детям Пастырь был, что водит людей дорогами тёмными.
— Дядь, а Старуха в курсе?
Старуха, она же Бабка, прозвище своё любила. Иначе как объяснить, что асинью, прекрасную жену самого Хрофта, уже много десятилетий если и видели, то только в образе старой девы?
А ещё Старуха любила наказывать непутёвых дурёх, мнивших о себе много. О чём тут говорить: она дочь свою валькирию Брунхильду усыпила да принялась подыскивать той мужа достойного.
Мнение валькирии при этом Бабку не волновало вообще, как, впрочем, и чьё-либо ещё.
— Ага, чтобы и мне от Фригг перепало за то, что я прозевал заговор? Мне Хеньи хватит, которая, слава её чутью, и раскусила этот ваш с Эйн идиотский план. отмахнулся от Сфено Падемоний.
На самом деле так называемый идиотский план был по меньшей мере неплох и по-своему даже оригинален, но признай Пандемоний подобное вслух, не добиться ему необходимого воспитательного эффекта от предстоящей выволочки для всех его участниц.
А выволочка была нужна они пока просто не могли осмыслить действия Тринитаса, поэтому могли наделать много глупостей, за которые потом, когда понимание это придёт, будет стыдно, но ничего уже будет не исправить, ведь прошлое остаётся прошлым.
Мнемос. 3088 год после Падения Небес.
Святой отец Офелос тяжело вздохнул дети, ну что с них взять?.. взрослые, порой, не всегда понимают Замысел Его, что ж говорить о детях
— Нет, Тёмный Пастырь не плохой.
— Но он уводит людей в Пустоту. настаивает на своём Ивар.
Парнишка ногой бы топнул для убедительности, но воспитание ему этого не позволяло, да и не удобно сидя ногой топать.
— А ещё его грехом зовут, последним. вступилась за друга Радмилка и тут же прикусила свой розовый язычок.
Про то, что Тёмный Пастырь ещё и каким-то грехом был, при чём не из первых, а последним, девочка услышала несколько дней назад, решив посмотреть, что такого интересного Петрусь с Маринкой на сеновале делает.
— Ох, плохо я вас учу плохо нет Греха больше в этом Мире, искупил смертью своей Сын и его, и грехи иные, подуманные иль погаданные, те что были, те что будут
— Но в Пустоту же
— В Пустоту. кивает святой отец. Но что делали ли бы мы с ними, с теми, кто отказался идти по дороге, указанной Им?
Молчит Ивар, поглядывает на Радмилку, выручай, мол, друг.
— Наказали? не ответила, спросила Радмилка.
— Ох, совсем плохо учу я вас пора, видно, от дел отходить это ж что, по-твоему, получается, что Он без помощи нашей уже наказать никого не может?
Молчат дети. Не знаю, что сказать.
Тяжело вздыхает святой отец. Он огорчён. Не тем, что дети не поняли слово Его, тем, что он, Офелос, не смог донести слово Его то до них.
Стар он стал, ум, и в пору молодости далёкий от совершенства, подводит всё чаще, а ересь былых лет ещё крепка, заслоняет от людей замысел Его.
— Наказать можно тебя, Рада, Ивку детей чтоб впредь писание внимательней читали, замысел Его постигали, но не взрослого, творящего зло по воле своей и отдающего отчёт себе в последствиях действий своих, ибо опасаясь наказания взрослый начнёт искать пути, чтобы избежать наказания за зло, сотворённое им, тем самым приумножая то зло. Иль же, что бывает чаще, даже не приступив закона, лишь вид будет делать, что следует замыслу Его.
— Если он хороший, то почему им пугают?
— Потому что замысел Его люди так и не постигли, а я я не смог донести его до них
Святой отец тяжело вздыхает.
Стар он стал, слишком стар но если на что у него ещё и осталось время, так это на то, чтобы эти двое детей всё же поняли, что истинная благодетель не в том, чтобы не совершать зла, опасаясь за зло то быть наказанным, а в том, чтобы сама мысль совершения зла была противна их сути
Не овцы беззубые, бредущие куда укажет даже не пастух, пёс его, но неколебимые, несокрушимые столпы, на которых будет воздвигнул новый Мир, лучше того, что был, лучше того, что есть, лучше того, что мог быть.
Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.
Заметки.
Куда же без них?
Надо же хотя бы в общих чертах где-то писать о вещах мне очевидных, а для иных, возможно, слышимых впервые.
Для Лоскутного Мира, как замкнутой системы, всегда верна следующая последовательность: вначале причина, потом следствие.
Это естественным образом вытекает из однородности и однонаправленности временного потока.
Для Пустоты же в общем случае не существует таких понятий как причина и следствие просто в силу того, что время там является многомерным, неотделимым от пространства. И, как уже говорено мной, если сильно упростить, то гипотетическая частица там существует одновременно во всех своих состояниях во всех доступных координатах.
И всё, казалось бы, прекрасно: вот одна замкнутая и понятная система, а вот другая тоже замкнутая и тоже понятная.
Только дело в том, что на самом деле эти систему не замкнуты, и речь идёт не о прорывах Пустоты и прочих мелочах, позволяющим перетекать сущностям из одной системы в другую, а о Фронтире границе, где Лоскутный мир переходит в Пустоту, вновь растворяясь в ней, становясь лишь одной из возможностей существования материи-времени.
Фронтир многими описывается как ужасное место, где причина и следствие могут менять местами, а демоны, являясь полновластными хозяевами тех территорий, искажают и изменяют сущность любого, оказавшегося в тех землях. И во многом они были правы, во многом, но не во всём, ведь внешнее, доступное нашему восприятию, проявление чего-то не тождественно этому чему-то.
Некоторые склонны доказывать, что Фронтир обиталище Тёмных Богов. Возможно, когда-нибудь оно таковым и станет, но пока это было не так.
Иные же уверены Фронтир детище самих Богов Хаоса. Ошибались и они, ведь сами Боги Хаоса была куда моложе не Мира.
Но все они сходятся в одном: из Фронтира не возвращаются.
Правда, стоит отметить, что из Фронтира всё же возвращались, в основном те, кто зашёл неглубоко.
Возвращались разными.
И не всегда исковерканными жаждущими чужих страданий монстрами, но всегда не теми, кем туда заходили.
Пустота меняла их всех, и вернуться мог уже не ты, а тот ты, которым ты был много лет назад, или стал бы через годы, а мог и выйти тот ты, которым тебе уже никогда не стать, или тот, которым ты никогда и не был.
И всё же Фронтир, не смотря на всё вышеуказанное, хранит в себе зерно развития, позволяя Лоскутному Мире разрастаться в Пустоту, давая в далёком будущем рождение новым мираv, ведь где-то там, за горизонтом времени, обитателям Лоскутного Мира станет тесно в старых границах, сотворённых нами, и пусть лучше они, люди будущего, устремятся во Фронтир, на новые территории, которых ещё нет, чем будут грызть друг друга за клочок земли, за возможность вырастить на нём урожай и не дать умереть от голода своим детям.
Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.
Я листаю страницы, оставленный мне Тринитасом.
Не сыскать их в Записках о грядущем, которые уже сейчас переписываются и перепечатываются в сотнях миров, становятся новой вехой не только для верующий в Истинного, но и для всего Лоскутного Мира.
Со страниц тех, написанных только ради меня, глядит Он, улыбается:
— Я ведь хотел счастья для всех, даже для тебя, Богоубийца. Особенно для тебя, Мой убийца
Молчу в ответ:
— Я знаю
Фронтир. Харчевня У мага и русалки. 3985 год после Падения Небес.
Как обычно в дни Памяти, посетителей было столько, что уместить их под крышей харчевни не было никакой возможности, поэтому для желающих отметить это славный праздник во дворе были накрыты столы, но и те, кому не хватило места даже за ними, не слишком грустили, располагаясь прямо на утоптанной земле, подстелив кто плащ, кто солому, или даже за оградой, просто на траве.
Обитатели местных земель да случайные путешественники, оказавшиеся рядом вот и все, кто в эти светлые дни являлся сюда почтить Водителя Заблудших. Но их хватало с лихвой, чтобы память продолжала жить.
Подобная картина была и во многих иных местах, отмеченных Тёмным Пастырем.
И не только в землях заблудших детей Его, но и там, где жили идущие следом, сменившие много несколько веков назад чистых, или же истинных людей, поминалось имя Водителя Заблудших и жертва его.
Ровно сто лет назад исторгла из себя Межреальность чудищ невиданный, не знающих ни жалости, ни поражения.
Дрогнул Лоскутный Мир перед угрозой небывалой.
Червь сомнений начал грызть даже души самый стойких.
В час тот тёмный, отбросил Тёмный Пастырь всю свою мощь свою и славу всю свою, выйдя в поле смертным воином, и одержал победу, показав тем самым, путь, открытый Сыном, есть Истина.
Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.
Да, это был бы прекрасный конец моей истории.
Я мог умереть героем, легендой уйти так, чтобы обо мне вспоминали с благодарностью
Но вот не получилось у меня вообще мало что получается
Мнемос. Год 1115 после Падения Небес.
Легион. Имя мне Легион, потому что нас много.
Ну, это так, официальная версия. А мою версию люди начала-и-конца, истинные люди, как сами они себя называют, считают еретическими измышлениями существа, отрёкшегося от пути Истинного.
— Легион, встать!
Удар палкой по прутьям клетки.
По прутьям. Год назад или около того взбрело смотрителю в голову меня тыкнуть. С тех пор хромает на левую ногу. Сломал я её тогда ему. Хорошо сломал. Жаль, что ногу надо было шею
Встаю.
Пусть полюбуются на кошмар из Писания.
— Объект класса Легион
— Он самый. Собственной персоной. — склоняюсь я перед аудиторией в поклоне.
Люди начала-и-конца с визгом отпрыгивают и начинают творить в воздухе символ веры, будто бы это он меня удерживает от того, чтобы я им головы не поотрывал, а не прутья клетки.
Правда, если подумать, то головы я им, даже не будь клетки, отрывать не стал. Добрый я. Правда, не всегда удачно шучу, но тут в качестве оправдания можно сослаться на плохие условия содержания, отсутствие нормального питания и выгула. Сослаться-то можно, только, если быть честным, то и раньше-то я шутил не лучше.
— богомерзкая тварь с неограниченным сроком существования, пошедшая по стопам Сатаны и возомнившая себя равной Истинному
Нет, ну я, конечно, эгоист. Такой эгоист, каких на свете мало, а, скорее всего, и нет больше вовсе, но ничего я не мнил это вы что-то там напутали лучше бы вы меня Сатаной кликали — мы с ним хотя бы похожи...
— лишь благодаря вмешательству Высших Сил нам удалось пленить его
Ага, помню так прям всё и было чёрта лысого вы бы за хвост поймали, если бы тогда я не полез Безымянку вытаскивать надеюсь, она выжила после падения найти, правда, её будет проблематично, но да ладно что-нибудь да придумаю, а пока надо придумать, как сбежать отсюда.
Сколько там уже на моём счету?
Ах, да, три побега, бесчисленное количество трупов и ещё два разрушенных города.
Засиделся я что-то.
Пора обновить счёт, а то совсем расслабились: вон один семинарист так беспечно наклонился к клетке, чтобы во всех подробностях разглядеть меня.
Это он зря.
Мнемос. Год 1172 после Падения Небес.
Легион. Имя мне Легион, потому что нас много.
Это их много, а нас мало. Нас почти не осталось. Совсем.
— Легион, встать! На тебя дети хотят посмотреть.
За приказом тычок указкой в бок.
Встаю. Пусть посмотрят.
— Объект класса Легион
Знаю я это, уже много раз слышал и от тебя, уважаемый мой смотритель, и от того, что был до тебя и от того, что был
— богомерзкая тварь с неограниченным сроком существования, пошедшая по стопам Сатаны и возомнившая себя равной Богу
Символ веры, висящий где-то в районе пупка смотрителя, немного раздражает. Странно, уже и привыкнуть должен был к нему сколько он лет экскурсии ко мне водит?
Настроения чего-то совсем нет.
Надоело всё уже.
Вечером опять пытки, казнь.
И как им ещё это не надоело?
Мне надоело.
Выход, конечно, есть, только не хочется будить тех я, которыми мне никогда не стать. Не хочется хотя бы из благодарности, что дали мне поспать, спрятав на Расте.
Буду ждать, может быть и повезёт
Мнемос. Год 1185 после Падения Небес.
Легион. Имя мне Легион, потому что нас много.
Было много. Когда-то. Давно. Но не легион, нас было меньше, гораздо меньше.
Давно было, а сегодня праздник. Сегодня большой праздник.
Такого, говорят, не было никогда.
Сегодня будет призван Бог Сотворённый очередной
Сегодня умрёт Легион.
— богомерзкая тварь с неограниченным сроком существования, пошедшая по стопам Сатаны и возомнившая себя равной Истинному
Просунул руки между прутьями клетки.
Браслеты наручников защёлкнулись на моих запястьях.
Металл новый, блестящий. Лучше бы одежду новую дали.
Меня повесят на площади Шести Молчащих.
Виселица, значит
Праздник
Белые одежды, цветы.
Иду, сам. Я устал. Смертельно устал, но я иду.
Собирая ту шелуху, что осталась от меня, я заставляю тело двигаться. Шаг за шагом. Всё выше по ступеням помоста.
Праздник
Светловолосый мальчишка-палач, не скрывающий под маской лица своего, он счастлив.
— На закате поглядим, парень, у кого улыбка веселее будет. улыбнулся я своему палачу, когда он надел на меня петлю.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
