Зверь лютый Книга 40 Нашествие

— Я слушаю.

— Сегодня утром ты послал хана Боняка на смерть.

Да ты что? Сообразил.

Повтор. Мы уже объяснялись по этой теме с Алу.

— Я послал? Кто я такой, чтобы посылать хана куда-то? Нет. Я предложил. Возможность. Умереть с честью. Со славой. С победой над давним и сильным противником. Он такую возможность принял и использовал. Все в Степи знали, что Кончак лезет в цари. Для Боняка, хранителя вольности жёлтого народа, Шаруканычи в царях — хуже смерти. Он выбрал лучше.

Чарджи продолжал, не поднимая глаз, водить пальцем по ободку кубка.

— Да, вся Степь знает, что Боняк враг царям. За это и погиб. Но...

Он резко вскинул взгляд мне в глаза.

— Теперь ты делаешь царя из его любимого сына. То, что ты советуешь Алу, приведёт его в каганы. В цари. Он станет тем, что всю жизнь ненавидел его отец.

Отвёл глаза и добавил:

— Ты меняешься, Иване. Становишься злым и жестоким. Звереешь и лютеешь.

— "Вступивший в дерьмо — лужи не боится". Я нынче на Руси в дерьме по плечи, в крови по ноздри. Или ты думаешь, что мне в радость смотреть, как пленным кыпчаком головы рубят?

Молчит. Умница.

С таким не надо юлить, туман напускать.

Если Алу сумеет удержаться в ханах, если объединит две орды — Боняка и Беру, если захватит кочевья Кончака и Гзака... Если ухватит в кулак бунчуки четырёх орд, пусть две из них битые... если мы раскатаем его соседей — приднепровскую и лукоморскую орды... У него будет треть всего "жёлтого народа". Достаточно не дать остальным объединиться, и он естественным путём подминает под себя всех. Просто потому, что много сильнее любого соседа.

Как тяжело с умными! Они всё "на раз" просекают. И как с ними здорово, когда ты готов быть честным! Когда не пытаешься играть в "тут знаю, тут не знаю, а тут знаю, но не скажу".

— Если Алу повезёт. Если его не убьют. Если он потянет это дело... то мы — ты и я — поможем ему стать каганом.

— Ты хочешь, чтобы сын предал дело своего отца. Оплаченное смертью.

Ух ты как он... забубенивает.

— "Дело отца"... В чём оно? Боняк стремился к сохранению прежних свобод. Но время идёт. Всё меняется, меняется и Степь. Она наполняется. Людьми, стадами. Но больше не становится. Те же вёрсты пастбищ. На которых те же отары. Не стало больше травы, не стали толще бараны. А людей стало больше. Если ничего не менять, то придёт сушь или джут. И множество людей умрут. От голода. Это та свобода, которой хотел Боняк? У голодного нет свободы.

Чарджи внимательно слушал. Переход от идей политических в поле идей экономических был для него неожиданным, но не вызвал тотального отторжения. Типа:

— Что за бред?! В огороде бузина, а в Киеве дядька!

О связи между мат.производством и соц.устройстве мы когда-то говорили. Да и опыт нынешнего практического управления Росью заставляет его постоянно думать о прокормлении населения.

— У половцев есть три пути. Один — оставить всё как есть. Десять-пятнадцать орд, постоянно враждующих между собой, участвующих в склоках соседей. Притащили награбленное в очередном походе, поменяли на хлеб, снова в поход.

Этот путь достался половцам в РИ. Постепенно Русь и Степь срастались. Элита Руси манила элиту степняков своим уровнем потребления. И раскалывала своей феодальной раздробленностью. Интеграция нарастала, включала уже не просто союзнические отношения, но и родственные, и идеологические. Через поколение всё чаще будут встречаться ханы с христианскими именами Даниил, Юрий, Глеб.

В РИ для этого срастания не хватило времени — пришли монголы.

В АИ... тоже. Нет времени. Я не могу столько ждать.

— Другой путь — каганат. Объединить силы, ударить на соседей. Взять не только добычу, но и новые пастбища. По этому пути половцы пытаются идти. Первая попытка — Шарукан. Неудачно: Мономах с сыновьями остановил. Вторая — нынче, его внук Кончак. Снова облом. Но Степь-то созрела! Не до понимания — до чувства: надо объединятся. Объединятся можно только под царём. Другого в Степи не знают.

Я помолчал, подумал. Всё-таки, Чарджи — степняк. Понятно, что он большую часть жизни провёл на Руси, но кровь гордого торка, детские воспоминания...

— Есть третий путь. Уменьшить в два-три раза численность жителей Степи. Истребить. Половину или больше. Пустая Степь — основа свободы. Помнишь: "Если степняк видит в ночи костры другого становища, ему становиться душно, не хватает воздуха". Кыпчаки дышали свободно в начале, когда "обретали родину", сходно было после побоищ Мономаха.

Не заметил, что взял кубок и теперь, как Чарджи, кручу пальцем по ободу стакана. Со стороны мы, наверное, весьма колоритно смотримся. Сидят два князя, оба с оттенком чертовщины, смотрят безотрывно в свои посудинки, водят пальцами. Колдовство натуральное.

— Чарджи. О-ох... Я — могу. Истребить половину степняков. Но мне жаль людей.

— Х-ха... А Приволжскую орду ты не пожалел.

Оп-па... Я и говорю — умница. Повторю: не надейтесь на секреты. Аборигены могут не знать всех фактов, но связать логически известные и додумать неизвестные, но возможные — вполне.

— Не пожалел. Они встали у меня на пути, они пролили кровь моих людей. Своих я ценю дороже, чем чужих.

Не забыл? Помнишь, как когда-то в Елно я просил тебя не сильно "загуливать по бабам"? А то ты попадёшься, а мне придётся в отместку городок в пепел спалить.

— Первый путь, как нынче, "в россыпь" — уже не работает. Русь обрела единство. Пока половцы ходили на Русь с враждующими князьями — у них получалось. Теперь... на Руси один Государь.

— Посадить на Степь царя? Путь предательства Боняка?

— Есть третий — "изничтожить". Не хочу. Когда из трёх выходов не годится ни один — остаётся найти четвёртый. Царь. Но другой. Царь-освободитель.

— Х-ха... Царь — Алу?

— Конечно. Он освободит рабов. У тебя на Роси четверть мужчин хоронят без оружия. Только стремена или удила.

— Нищие пастухи.

— Во-от. А Алу даст им свободу. И возможность стать настоящими мужчинами. С саблями.

Чарджи в глубоком сомнении крутит головой.

— Это всё... кони, сёдла, сабли, халаты... надо откуда-то взять.

— Конечно. Источника два. Один — имущество тех ханов и подханков, кто не возрадуется воцарению Алу.

— Они не отдадут.

— Конечно. И будут уничтожены. Посмотри сколько благородных кыпчаков сдохло утром. Кто не понял сегодняшнего урока... а нужны ли на земле столь глупые ханы? Те, для кого парчовый халат дороже жизни — нужны ли они? Тысячи простых пастухов в каждой орде... они порвут тот халат с золотым шитьём на мелкие кусочки. Не вытряхнув из него начинку. Если дать им имя, командиров, оружие, цель... Имя — Алу. Командиры — его друзья, оружие дадим мы с тобой.

— Ты говорил о двух источниках имущества.

— Другой — захват добычи.

— Захват... На Руси? Но ты же сам...!

— Спокойно, Чарджи. Разве Дешт-и-Кыпчак имеет границу только с Русью? Ты же помнишь, как три года тому назад в Киеве я толковал русским князьям про "волчьи челюсти"? Про план зажать половцев с двух сторон? Если кыпчак — враг, если каган — Кончак, то им — смерть. Встречный удар, который уничтожит орды. Если кыпчак — друг, если каган — Алу, то... В уголках волчьей пасти могут остаться щёлочки. Куда, при доброй воле волка, добыча может выскользнуть.

— А волк останется голодным.

— Я не ем человечину, Чарджи. Таких как я, старый Боняк называл землеедами. К чему волку мясо, если он ест землю?

— Волки не едят землю.

— Ага. Обычные — нет. Но кто знает, что ест "Зверь Лютый"?

— Ты хочешь съесть Степь? Чтобы исключить набеги. Чтобы построить свою Порожнюю Канаву. Чтобы расселить в степи крестьян. Тебе нужна пустая Степь, но ты не хочешь убивать кыпчаков. Тогда... Западный поход. Половцы идут на запад, повторяя путь мадьяр.

Умница.

— Да, Чарджи. Совместить царя, объединение народа, свободу и равенство, обретение родины, новые пастбища, богатую добычу... Этот вариант полезен всем, и Руси, и Степи.

— Кроме мадьяр.

— "Своих я ценю дороже, чем чужих" — не забыл? Я считаю "своими" русских, я могу посчитать "своими" половцев. Мадьяры... ацтеки, зулусы, маори... их судьба — их забота.

* * *

Русь воюет со Степью всегда. Ещё Руси не было, а война уже была. И будет в РИ аж до начала 19 в. Если удастся поломать это нынче, то ресурсы, потраченные ближайшие 6 веков на это занятие, люди, погибшие в этих столкновениях, и десятикратно больше — в их последствиях, не станут падалью, прахом. Станут чем-то полезным, хорошим.

Гигантский скачок всего. Прежде всего — производства еды.

Скачок валового сбора хлеба в стране. Это основа существования армии, бюрократии, индустрии, учителей, врачей... Исключение периодических смертельных голодовок и постоянного массового недоедания. Условие прогресса. "Люди, хлеб, железо". Без хлеба — ни людей, ни прогресса не будет.

Для освоения Степи необходимо "унять" степняков. Подчинить, уничтожить, изгнать. Всё это уже делали. Получалось плохо. Я предлагаю четвёртый вариант: добровольный исход, очередное "обретение родины".

* * *

— Кыпчаки пойдут как мадьяры. Но поведёт их не Арпад, а Алу. Только он про это не знает. Ему ещё надо вырасти, дойти самому, что новое "обретение родины" — единственный выход. Не "лучший", а по нынешним делам — единственный.

— Почему "по нынешним"?

— Потому что Русь объединилась "под одной шапкой". И это не "первый среди равных", как было у Мономаха, а Государь — помазанник божий, абсолютизм по Боголюбскому. И ещё потому, что у Руси есть я, Ванька-лысый, "Зверь Лютый". Который "своих" любит больше.

Чарджи монотонно кивал. Всё излагаемое... наверняка, нечто подобное и сам обдумывал. Все посылки видны со стороны, только подними глаза да попытайся понять.

Продолжал возить пальцем по ободку кубка, изредка, как-то украдкой, взглядывая на меня. Будто собираясь спросить, но не рискуя.

Рискнул:

— Что дальше? Что будет с Росью?

И в третий раз повторю: умница.

* * *

"Пускай ты прожил жизнь без тяжких мук, — что дальше?

Пускай твой жизненный замкнулся круг, — что дальше?

Пускай, блаженствуя, ты проживешь сто лет

И сотню лет еще, — скажи, мой друг, что дальше?".

Хайям, временами, такие вопросики заковыристые загадывал... Не только императивы типа: "налей!", "пей!" — общефилософского плана.

Я на такое не претендую. "Двести лет — горизонт планирования"... не, не по моим мозгам. Но к этому надо стремиться.

Этот вопрос — "что дальше", способность задуматься о последствиях дальше ежевечернего посещения нужника — признак предводителя, правителя. Не единственный, но обязательный. Того, кто не способен к предвидению — нельзя ставить в голову колонны. Не туда заведёт.

* * *

— Я благодарен судьбе, Чарджи, за то, что она свела нас. Что у тебя было время и желание поделиться с мной твоей мудростью. Ты многому научил меня. И продолжаешь. Ты прав: если половцы уходят на запад, если Степь заселяется земледельцами, то нужда в "чёрных клобуках" на Роси и в других местах отпадает. Терять же своеобразие, привилегии, становится как все — они не захотят. Они будут бунтовать и их придётся давить. Не хочу.

"Чёрные клобуки" окажутся в ситуации, подобной ситуации казаков в 18-19 в. Их надо будет разгонять, как Запорожскую Сечь, или переселять на новые границы, как кубанских казаков, или приводить к регулярству. Как было с донскими и уральскими. Смысл существования пограничной стражи в форме вооружённых поселенцев теряется. И что с ними делать?

— У нас есть время. Степь очистится не завтра, Алу только в начале пути, который приведёт его к объединению сторонников, к уничтожению противников, к воцарению в Степи и, наконец, к Западному походу. Каждый шаг на этой дороге будет направленным к добру. К миру, к процветанию "желтого народа". Возможно, ты посчитаешь полезным для себя, для "чёрных клобуков", примкнуть к Алу. Он относится к тебе... ты сам видел — с глубочайшим почтением. Скажи — и он отдаст тебе лучшие земли, лучшую долю в любой добычи.

— Он — да. А вот подханки... сары-кыпчак не любят торков. И это взаимно. Будут ссоры, прольётся кровь.

— Тогда другой путь. Ты — инал. Тебя называют "сокрытый ябу". Боголюбский отдал тебе "имение предков" — золотые лук и стрелы праотца Огуза. Не пора ли и тебе повести свой народ на "обретение родины"? Своей родной родины. Земель Огуза и его сыновей.

— Х-ха...

— Не фыркай. Я же вижу, что идея для тебя не нова, что-то такое ты уже обдумывал. Твои соплеменники на Роси небось уже все уши прожужжали: — Истинный ябгу! Веди нас к победам! Вернём себе родовое гнездо!

Горькая усмешка подтверждает: да, прожужжали, да и сам бы не против. Но... силёнок мало, обстановка не способствует...

— И когда, по твоему суждению, Иване, я смогу устремить бег своего коня к тем благословенным джайляу, где некогда стояли юрты моих предков?

Круто. Такая скорость согласия с моими планами означает, что тему он прорабатывал глубоко.

— Посчитай сам. Алу потребуется минимум год, чтобы собрать в кулак Степь, чтобы двинуть все орды на мадьяр. Твоё движение зависит от его успехов. Ещё год-два, прежде чем Алу прочно усядется в Паннонии. У тебя есть три года. У нас. За это время надо максимально подготовить, расчистить тебе дорогу к родовому гнезду.

Опять недоверчивое коротенькое взглядывание искоса. Разве я тебя когда-то обманывал?

Ты уже сообразил, что "расчистка твоей дороги" начинается с "расчистки дороги" Алу?

— Если у тебя есть вопросы — спрашивай. Но учти — я не пророк, я не вижу будущее, я пытаюсь его понять. Не на все вопросы смогу ответить.

Чарджи как-то растерянно хмыкнул в кубок.

— Х-ха... А я ещё не придумал. Все вопросы. Которые важны для такого дела. Ладно. Сперва кобячье отродье.

И мы расстались. Чарджи — гнать и истреблять воинов покойного Кобяка. А я разбираться с русскими заговорщиками.

В какой мере эта беседа сподвигла Чарджи к изменению маршрута движения? — Не знаю.

В Протолчии Чарджи захватил "многие вежи". Опасаясь лукоморцев, перешёл на правый берег Днепра. Тут к нему подошли отряды торков, вызванные с Роси. Огромную добычу отправили на Русь. А сам Чарджи сказал, как когда-то Игорь Старый своей дружине в окрестностях Искоростеня: "Идите домой, а я похожу ещё". Результат у инала получился... иной. Об этом — чуть позже.

Кончак стремился втянуть в свой поход всю Степь, активно использовал личные связи и обаяние. Следствие: в какую орду не загляни — траур.

— А что так?

— А вот беглецы из-под Переяславля прискакали. Убили-казнили злые русские наше солнце ясное, надежду и оборону, Съдвака Кулобичскиго!

— Да ты что?! Ну, тогда собирайтесь. По велению Государя Русского, всякий хан или бек, кто водил людей на Русь воевать, повинен смерти. А кто из простых людей ходил — есть тать степной, повинен трудам тяжким в местностях отдалённых. А семейства их, чад и домочадцев, с имениями, брать за государя и везть на Русь.

Подобное — очень облитературенный диалог в самом начале похода. В реальности, едва торки Чарджи вышли к Суле, как вся Степь поняла: будет больно, пора валить подальше.