— Кто ты? — тихо спросил Минас. — Служишь ли свету?
Ящерка встряхнулась.
— Я служу только себе, — отозвалась она мрачно. — Иди за мной и не шуми.
Эльф слабо улыбнулся.
— Благодарю тебя, маленькое создание.
— Не за что... — прошипела Ри. Чтобы успокоиться, она сильнее, чем было необходимо, пнула ногой дверь.
— Крафт! — позвала Ри, подтянувшись к решетке. — Выломай верхнюю дверь!
Обернулась к эльфу, буркнула:
— Стой тут. Скоро вернусь.
И скользнула к окну. Выбраться на стену, пробежать до следующего окна и залезть обратно в коридор было нетрудно.
— Нашла? — с надеждой спросил Крафт. Он уже выдавил дверь своим ломом и сейчас стоял рядом, бессильно уронив крылья. Для грифона проход был слишком узким.
— Все в порядке, — мрачно ответила Ри. — Отойди.
Спустившись по лестнице, она сняла ключи с пояса мертвого стражника и отперла последнюю дверь. Эльф встретил спасительницу улыбкой.
— Пошли, — буркнула Ри, не дав ему сказать ни слова. Молча кивнув, бессмертный воин последовал за ящерицей. Наверху Крафт уже не находил себе места.
— Минас! — грифон обнял эльфа крыльями. — Это было очень глупо с твоей стороны...
— Приз того стоил, — вздохнул бывший пленник.
Крафт огляделся.
— Ри, Минас, быстро ко мне на спину, — бросил он. — Я слышал голоса во дворе. Боюсь, нас обнаружили.
Кивнув, эльф легко вскочил на спину грифона. Ри уселась перед ним, взяв самострел наизготовку.
— Готовы? — спросил пернатый. — Держитесь крепче, лететь придется очень быстро...
— Стой! — Ри дернула Крафта за кисточку на ухе. — Сначала поверни диск на цепи.
Грифон оглянулся.
— Зачем?
— Так будет надежнее, — уклончиво ответила вэйта. Пожав крыльями, Крафт последовал совету; тела всех троих охватила едва видимая серая дымка.
— Удивительно, — шепнул Минас. — Я совсем не чувст...
— Бежим! — прервала Ри, чтобы отвлечь мысли спутников от Пояса. Грифон быстрым шагом двинулся вперед.
Первых солдат они встретили в коридоре, те стояли у тела стражника и тревожно озирались. При виде беглецов они вовсе не запаниковали, как надеялась Ри, а моментально укрылись за углом, и выстрел пропал впустую. Ри передернула затвор.
— Крафт, брось что— нибудь за угол и сразу прыгай!
Грифон схватил шлем убитого стражника и с силой метнул в стену; срикошетив, тот отлетел во второй коридор.
— Давай! — крикнула Ри. Пернатый метнулся вперед.
Но солдаты были хорошо обучены, и застать их врасплох не удалось. Когда Крафт ворвался в коридор, его встретил блеск клинков: воины выстроились клином, перекрыв проход. Грифон едва сумел затормозить перед мечами.
— Стреляй! — крикнул он. Но Ри и без команды знала, что делать. Дважды сухо щелкнул самострел, отправив на тот свет переднего и стоявшего за ним солдат. Третьего Крафт полоснул когтями, разорвав чуть ли не надвое, но последний — пожилой ветеран с грубым лицом — яростно закричав, нанес грифону страшный удар по шее. Пернатый успел только вздрогнуть, как на короткий миг серая дымка вокруг его тела стала непрозрачно— черной, и клинок разлетелся вдребезги, не коснувшись плоти. Ошарашенный солдат попятился.
— Что это было?! — Крафт завертел головой в поисках спасителя. Ри, перезарядив самострел, выстрелила солдату в глаз и нетерпеливо дернула грифона за ухо.
— Спасайся! Потом узнаем!
Пернатый опомнился.
— Держитесь! — он с места рванулся в бег. Ри и Минас вцепились в перья.
Им еще трижды преграждали путь, но Крафт расшвыривал солдат, словно кукол. Ри уже думала, что они заблудились, когда впереди наконец показалась дверь на волю. Дверь — и целая толпа воинов, среди которых блестели перья двух грифонов.
— Не останавливайся! — завопила Ри. — Они ничего не смогут нам сделать!
Крафт попытался проскользнуть в дверной проем, и сразу десяток арбалетных стрел ударили грифона в грудь и горло. Серая дымка вновь на миг стала черной, и стрелы со звоном отлетели.
— Нас защищает Единый! — крикнул Минас. Однако пернатый уже понял, и обратил к Ри широко раскрытые глаза.
— Пояс?! — прошептал Крафт. Вэйта зашипела от гнева.
— Конечно, Пояс! Лети же наконец!!!
Справившись с шоком, грифон кивнул и распахнул крылья. Несколько солдат попытались атаковать его копьями, на беглецов обрушился целый град стрел, но Пояс надежно оберегал хозяев. Звон и треск разлетающегося вдребезги оружия наполнили двор.
С большим трудом, Крафт все же сумел взлететь. До предела напрягая силы, пернатый помчался прочь от замка; тройная тяжесть тянула его вниз.
— За нами погоня! — крикнул эльф. Два грифона с лучниками на спинах летели за беглецами, держась чуть выше и правее. Стрелы то и дело пронзали воздух, разлетаясь в щепки о защитный экран.
Ри передернула затвор.
— Крафт, лети медленнее, — бросила она холодно. — Пусть догонят.
Грифон оглянулся.
— Не надо, — попросил он. — Мы под защитой Богини, зачем зря проливать кровь...
— Они проследят нас до убежища, — возразила Ри. — С таким грузом ты далеко не улетишь.
— Убежище? — переспросил эльф.
Ящерка кивнула.
— Тайное убежище в горах, у города Зиккурат. Там можно будет отсидеться. Крафт, мне очень жаль, но либо мы — либо они.
— Подожди! — пернатый зарычал. — Не стреляй, я разорву им крылья!
Ри сузила глаза.
— Судьба стражников тебя так не беспокоила!
— Но они же... — Крафт запнулся, не найдя ответа. Ящерка погладила его по шее.
— Враги, — объяснила Ри. — Это враги.
Пернатый оглянулся на сородичей, мчавшихся следом.
— Я не могу... — выдавил он. — Кого угодно, только не грифонов...
— Тогда избавься от них! — гневно бросила Ри. — Я не собираюсь подводить своих друзей!
Ничего не ответив, Крафт развернулся и помчался навстречу преследователям. Те легко уклонились от атаки.
— Крафт, ты перегружен, — тревожно заметил Минас, — У них большое преимущество...
Очередная стрела ударила грифона в горло и разлетелась в щепки. Ри дернула хвостом.
— Ну, хватит! — щелкнул самострел. Один из преследователей дернулся и с шумом рухнул в реку, над которой они сейчас летели. Второй сразу сбавил скорость.
— Крафт, лети ему навстречу!
Грифон стиснул клюв, но выбора не было, и он послушался. Однако противник оказался опытным бойцом: все попытки Крафта приблизиться на расстояние выстрела окончились безуспешно. Оглядев ночное небо, Ри просунула свой хвост под Пояс, крепко обхватила грифона за шею и крикнула ему в ухо:
— Когда в тебя попадет следующая стрела, падай!
Пернатый кивнул. Некоторое время преследователь и жертва кружились над водой, и наконец лучник на спине второго грифона выстрелил, целя Крафту в глаз. Пернатый отчаяно забил крыльями и рухнул в реку.
Ри задержала дыхание. Крафт бился, изображая агонию, эльф из последних сил старался удержаться на грифоньей спине. Тем временем преследователь снизился, чтобы добить жертву, и стрелка из самострела попала ему в живот. Издав мучительный вопль, грифон рухнул в реку; всадник уронил лук и принялся рвать ремни, крепившие его к седлу. Ри выстрелила еще раз.
— Лети, пока не появились новые! — крикнула она. Однако перегруженному Крафту пришлось вначале доплыть до берега. Выбравшись из воды, грифон отряхнулся, бросил последний взгляд на тела в реке и расправил черные крылья.
— Будь проклята война! — прорычал он.
Ри ничего не ответила.
Глава 8. Бусидо
До вечера я совершенно измотала Куросао и себя скачкой. Мы проехали, наверно, два дневых пути, и когда Белое солнце коснулось горизонта, напоминали выжатые лимоны. Хотя конь устал сильнее, конечно.
Зато Тошиба прекрасно провел день. После обильного завтрака, который я на скорую руку приготовила из пойманного зайца, он забрался мне на колени, прижался и почти до самого вечера спал, убаюканный равномерной тряской. Я все больше привязываюсь к этому малышу.
Уже вечерело, когда мы наконец остановились у небольшой речки. Куросао прямо рухнул в воду, мне пришлось насильно вытащить его обратно — после долгого бега нельзя много пить. Это я постаралась объяснить жеребцу, но он, похоже, не захотел понять.
Так или иначе, скоро мы все трое плескались в холодной воде и рычали (мы с Тошибой), ржали (Куросао), дрожали (все трое) и смеялись (только я). Хотя смеяться я старалась не очень громко; кто знает, вдруг мы здесь не одни.
Далеко на горизонте виднелись горы. Все, что я о них знала — название; горы звались попросту Серыми Горами, и в них не было золота, как гласила пометка на карте. С чего бы мне искать там золото?
Немного отдохнув, я крепко привязала Куросао к кусту, взяла лук и пошла на охоту. Исполняя обещание, не обратила внимания на табун диких лошадок, пришедший к водопою. После часа поисков мне повезло подбить странного зверя, вроде дикобраза, только размером с человека. Две вонзившиеся стрелы совершенно не были заметны среди точно таких же по длине колючек.
Несколько секунд я раздумывала над этой мыслью, потом взвизгнула от восторга и бросилась снимать со зверя шкуру. Иглы, конечно, оказались жутко ядовитыми — даже цвет, ярко оранжевый на конце и краснеющий к основанию, как бы предупреждал об опасности. Зато стрелы из них получились просто потрясающие! Почти вдвое тяжелее деревянных, прочные как металл, они обладали удивительным свойством вонзаться в добычу под любым углом и не выскальзывать. Позже, разглядывая у костра новое оружие, я заметила множество мелких крючочков, прилегавших к игле. В теле жертвы они раскрывались, намертво зацепляя стрелу и причиняя невообразимую боль. Прямо как гарпун...
Первую стрелу я испытала на мелкой птице, а остальным приделала оперение из перьев дичи. Теперь мощь моего лука увеличилась в десять раз! Очень вовремя.
Немного побродив по берегу речки, я подстрелила еще одну птицу обычной, неядовитой стрелой, и вернулась нагруженная добычей . Быстро разожгла костер.
Куросао, похоже, наконец понял, что я ходила на охоту мимо табуна диких лошадок. Краем глаза заметила, как жеребец тянет шею, пытаясь разглядеть мою добычу.
— Я дала обещание, конь, — сказала я, не повернув головы. — Сомневаясь в моих словах, ты наносишь мне оскорбление.
Куросао прекратил подглядывать. Но мне показалось, он испытал большое облегчение. Тогда я встала, подошла к жеребцу и опустилась перед ним на траву.
— Послушай... — конь навострил уши. — Не знаю твоего истинного имени, поэтому буду звать Куросао. Я хочу сказать...
А в самом деле, как ему сказать? Как сказать, что теперь я хорошо понимаю чувства, испытанные им на той охоте?
— В общем... — я подняла голову и посмотрела в глаза черного коня. — Мы едем на запад, чтобы предотвратить гибель двоих моих сородичей. Или отомстить за них. И я... Я теперь понимаю, что ты ощутил, когда видел смерть лошади.
Куросао молча смотрел мне в глаза, не прячась за маску животного. Мне очень тяжело давались слова. Но так было надо.
— Завтра, скорее всего, мы догоним врага и я приму бой. Это будет очень опасный бой, из которого я могу не вернуться. Поэтому я хочу, чтобы ты...
Помолчала. Затем, отойдя к костру, подняла на руки Тошибу и вернулась.
— Я хочу, чтобы ты спас малыша. Если меня убьют, отнеси его в общину тавров, а сам делай что хочешь. Пожалуйста.
Конь замер, переводя глаза с Тошибы на меня и обратно. Я молча ждала. Наконец, Куросао осторожно шагнул вперед и коснулся носом моего плеча. Я вздохнула.
— Будем считать это согласием... Завтра, перед боем, я выброшу сбрую в реку. Независимо от исхода сражения ты станешь свободен, а дальнейшее будет уже зависить лишь от тебя. Бросить нас — или дождаться. Хорошо?
Жеребец ничего не ответил, и я со вздохом вернулась к костру. Тошиба мирно спал на руках, потрескивали ветки, в небе сверкали звездные острова... Я крепко задумалась о будущем.
Надо ли рисковать жизнью, пытаясь предотвратить гибель никогда не виденных мною сородичей? Вполне возможно, они даже не сумеют или не захотят оценить мой поступок...
Подумав об этом, я резко ударила хвостом. Так нельзя. Я — самурай, а самурай поступает согласно кодексу чести не из жажды почестей или боязни потерять лицо. Бусидо — не закон, не правила поведения, даже не учение. Это нечто большее.
"Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги — что он должен умереть. Вот его главное дело.", говорит напутствие для молодых воинов, будосесиньсю. "Если он всегда помнит об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий, уберечь себя от болезней и бед, и насладиться долгой жизнью.".
Я могла бы сказать, что самурай впитывает бусидо с молоком матери, но я никогда не пила материнского молока, да и мать не видела. Значит, бусидо врастает в личность по мере взросления, становится ее неотъемлемой частью, и поступать против него — означает отрезать куски от собственного "я", рушить камни, слагающие душу. Сейчас я вся, без остатка, чувствовала: отступление будет позором. И какая разница, что никто никогда об этом не узнает? "Бусидо, Путь воина, требует, чтобы поведение человека было правильным во всем. Если нет проницательности во всем, не будет и знания должного. А тот, кто не знает должного, едва ли может называться самураем"... И пусть я не человек, это не освобождает меня от долга. В мире нет более строгого судьи, чем собственное сердце. Его невозможно обмануть.
— Кагири... — впервые за много дней я заговорила с медальоном. — Я знаю, тебе известна вся правда о моем рождении и воспитании. Ты знаешь, кто и по какой причине оставил меня Годзю; знаешь, почему из всех дочерей только меня Годзю посвятил в бусидо...
Медальон мягко светился изнутри .
— Так вот, Кагири... — я закрыла глаза и несколько секунд внимала звукам ночи. — Я не хочу все это знать. Я — Хаятэ Тайе, Сокол Бури, и какая бы жизнь не ждала меня впереди — я проживу ее сама.
Глаза рисунка на медальоне внезапно полыхнули зеленым пламенем. Впервые с памятного дня в замке, Кагири заговорил чужим голосом, таким могучим, что на дереве задрожали листья.
— Жизнь моя принадлежит только мне. Я — Скай! И какая бы жизнь не ждала меня в прошлом или будущем, я проживу ее сам.
Голос изменился, теперь он был женским, мелодичным и приятным. Медальон засверкал фиолетовым пламенем.
— ...Жизнь на то и дана, чтобы прожить ее как подобает дракону!
И вновь изменился цвет огня, теперь драгоценность светилась пурпуром подобно раскаленному углю. Голос стал мягким и усталым, словно его обладатель был бесконечно мудр.
— В мире нет и никогда не будет ценности, сравнимой с жизнью простейшего из живущих, и это — простейшая из истин. Но она ценнее всех остальных.
Медальон засиял золотым пламенем, подобно маленькому солнцу. В голосе, молодом и энергичном, звучала страстная сила убеждения.
