| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Библейские персонажи женского пола также широко использовались для пропаганды крестовых походов. Булла или декрет папы Григория IX от 1234 г., призывающий к крестовому походу, начинался словами "Rachel suum videns" ("Рахиль, созерцающая своего [создателя]"), поскольку в ветхозаветных пророчествах Иеремии Рахиль символизировала образ матери всего Израиля, которая оплакивает страдания своих детей (Иеремия 31:15). В булле папы Григория Рахиль представляла собой Церковь, оплакивающую состояние Святой Земли, которая была завоевана мусульманами в 1187-1189 гг. и до сих пор не возвращена в результате крестового похода. Булла изображает сам город Иерусалим в виде женщины, и небезосновательно, поскольку образ Иерусалима как женщины, имеющей отношение к Богу, был знаком еще по Ветхому Завету. Но здесь Иерусалим представал крайне слабой женщиной, беспомощной среди своих врагов, чтобы побудить латинских христиан поддержать крестовый поход каким-либо образом: действиями, финансовыми пожертвованиями или молитвами 108.
Заступничество женщин-святых и других женских фигур было важно для крестоносцев не только при жизни, но и после смерти. Давайте теперь рассмотрим поддержку крестоносцев женщинами после окончания крестового похода.
Глава 5
После крестового похода: память и воображение
После крестового похода крестоносцы и их семьи наверняка вспоминали свое участие в крестовом походе и влияние, которое крестовый поход оказал на их жизнь; но они также хотели бы, чтобы будущие поколения знали о том, что произошло, либо для прославления своих деяний, либо в качестве предупреждения на будущее. Женщины, безусловно, сыграли в этом определенную роль, хотя в большинстве случаев мы не знаем, кто был инициатором мероприятия или установки памятника в память о крестовых походах.
Например, кто решил, что исполнение "Pas Saladin", эпической поэмы конца XIII или начала XIV в. о битве между крестоносцами и Саладином во время Третьего крестового похода, должно стать предметом декламации в честь прибытия Изабеллы Баварской в Париж на ее свадьбу с королем Франции Карлом VI в 1389 г.? Или, действительно, кто выбрал "Pas Saladin" в качестве темы для фрески в замке Валансьен в Эно в 1375-1376 гг., или историю Годфрида Бульонского, героя Первого крестового похода, в качестве сюжета для пятнадцати гобеленов в замке Плеше в Эссекс в конце XIV в.?1 Поскольку крестовый поход стал неотъемлемой частью рыцарской культуры, выбор этой темы для спектакля или художественного произведения не обязательно был связан с активной памятью о крестовом походе, а просто выражением интереса ко всему рыцарскому. Тем не менее, иногда можно определить инициатора патронажа или увековечения памяти, а тот факт, что иногда инициатором была женщина, является еще одним свидетельством того, что женщины были неотъемлемой частью этой рыцарской культуры и не рассматривали крестовый поход как нечто отдельное от собственного жизненного опыта.
Память и увековечивание памяти — разные вещи. Память — это то, что мы помним сами; увековечивание памяти — это средство увековечения событий прошлого, которые мы сами не обязательно пережили, с использованием ритуалов и предметов, гарантирующих, что эти события не будут забыты обществом. То, что на самом деле помнили крестоносцы и их семьи, и то, что они увековечили, не обязательно было одним и тем же, поскольку они также могли решить исключить определенные события из процесса увековечения памяти. Кроме того, будущие поколения членов семьи и общества в целом будут корректировать эту "память", чтобы она соответствовала новым социальным и культурным ожиданиям и потребностям 2.
Памятники и религиозные учреждения
Поскольку омовение тела умершего и одевание его для погребения традиционно было женской обязанностью, мы могли бы ожидать, что женщины будут активно участвовать в непосредственном поминании погибших крестоносцев 3. Иногда в письменных источниках действительно упоминается, что женщина организовала похороны крестоносца, как Жан Жуанвильский писал, что дама Сидонская (Маргарита де Рейнель) получила останки своего кузена Вальтера IV Бриенского, когда король Людовик IX договорился о выдаче его останков египтянами. Затем она распорядилась похоронить их в больнице Святого Иоанна в Акко за свой счет, устроив пышную церемонию, на которой она заплатила за то, чтобы каждый рыцарь подарил свечу и серебряный денье (пенни), а король — свечу и золотой безант 4. Жан не описал гробницу, но, по-видимому, владелица Сидона также оплатила памятник своему двоюродному брату.
Характер и степень такого поминовения будут зависеть от собственных возможностей женщины. Женщины королевских кровей и знатных семей основывали религиозные обители, где можно было поминать крестоносцев, и покровительствовали им, а также заказывали сооружение в них гробниц или мемориалов для бывших крестоносцев. Такие сооружения не только служили памятником семье и укрепляли семейную идентичность, но и были ценны для религиозной обители, в которой они были размещены, возвышая ее за счет прославления прошлых жертвователей и устанавливая постоянную связь между семьей и монашеской общиной, с надеждой на дальнейшие выгоды в будущем. Мемориалы были центром проведения памятных мероприятий в пользу крестоносца, таких как молитвы и мессы за упокой души крестоносца. Для наибольшей духовной пользы они должны были располагаться в самой святой части храма, посреди клироса или в святилище, как можно ближе к алтарю, где они будут освящаться молитвой священников и принесением духовной жертвы во время месс.
Однако при оценке вклада женщин в создание этих мемориалов мы сталкиваемся с проблемой, заключающйеся в том, что в большинстве случаев неясно, кто отвечал за их проектирование. Можно было бы предположить, что за гробницу платили члены семьи, возможно, при содействии религиозной обители, в которой она находилась, но так было не всегда. В некоторых случаях, описанных ниже, надгробия заранее готовились человеком, который намеревался быть там похороненным, а семья затем вносила свой вклад в украшение или надпись на них после смерти заказчика.
Например, в 1170-х гг. граф Генрих I Щедрый Шампанский построил свой собственный мемориал в новой базилике Сент-Этьен в Труа: великолепную металлическую гробницу в частной часовне, за которой должны будут присматривать светские каноники или священники, обслуживавшие базилику. Внутри гробницы находилось бронзовое изображение графа, видимое сквозь открытые арки по бокам и с торцов гробницы, словно граф был святым, мощам которого поклонялись верующие. Именно такой образ самого себя Генрих хотел показать миру и своим преемникам. Однако две надписи на гробнице были сделаны уже после смерти Генриха и, вероятно, по заказу его вдовы, графини Марии, Симоном Ауреа Капрой, выдающимся латинским поэтом, которому Генрих ранее заказывал эпитафии. Они упоминают о его паломничестве в Иерусалим, основании им церкви, его вере, надежде, преданности и благочестии и сравнивают его с солнцем, которое сияло над его владениями, но теперь оставило их во тьме 5.
Бланка Наваррская, вдова младшего сына Генриха I, графа Тибо III Шампанского, который умер, когда собирался принять участие в Четвертом крестовом походе, заказала для своего мужа металлическую гробницу, расположенную прямо за могилой его отца. В отличие от своего отца, изображение Тибо покоилось на вершине гробницы; через правое плечо изваяния была переброшена сума паломника, на правой стороне плаща — крест крестоносца, а в сложенных руках он держал посох паломника, символизирующий его обет крестоносца. Надписи вокруг гробницы (предположительно, продиктованные Бланкой) гласили, что он "намеревался возместить ущерб, причиненный Кресту и земле Распятого" и "искал земного города", но вместо этого "обрел град небесный". Внизу, в арках вокруг гробницы, стояли сделанные из серебра или бронзы статуэтки его ближайших родственников: во главе стоял Филипп Август, король Франции (двоюродный брат Тибо, сын сестры его отца Аделы Шампанской), с братом Тибо, графом Генрихом II, правителем Иерусалима, слева от головы Тибо, и братом его жены, королем Санчо VII Наваррским, справа. Статуи его матери, отца и брата были установлены дальше слева, а его детей, жены и сестры — справа. Статуэтка Бланки держала в руке модель гробницы и была обращена к могиле графа Генриха I; надпись над статуэткой гласила о ее происхождении от королей Наварры и о ее горячей любви к покойному графу. У подножия гробницы находилась статуэтка английского короля Ричарда I, мужа сестры Бланки Беренгарии и сына бабушки Тибо Элеоноры Аквитанской. Этим надгробием Бланка почтила память своей семьи и семьи своего мужа, а также самого мужа, напомнив всем, кто видел его, о законных правах Тибо на графство и его славных родственниках, большинство из которых, как и он, были крестоносцами 6.
Собственная гробница Бланки в ее усыпальнице в Аржансоле недалеко от Суассона, датируемая примерно 1252 г. (более чем через двадцать лет после ее смерти) и, вероятно, построенная по заказу ее сына Тибо IV, внешне была менее впечатляющей, но, возможно, более прочной, поскольку была вытесана из известняка, а не отлита из металла, с лежачим изображением в вуали на голове и длинным платьем, подпоясанным сумой на поясе, мантией, накинутой на плечи, и руками, сложенными в молитвенном жесте. По обе стороны от ее головы стояли фигуры (ангелы?), а ее ноги опирались на край надгробия без каких-либо мелких животных, которые иногда появлялись на современных гробницах. По материалу и внешнему виду она больше походила на гробницу ее сестры Беренгарии (о которой подробнее ниже), чем на могилу ее мужа 7.
Дочери заказывали гробницы крестоносцев также, как и жены. Вероятно, именно Жанна Майенская, третья дочь Юэля III Майенского (ум. 1220), заказала гробницу своего отца между 1258 и 1264 гг. Юэль принял участие в Третьем крестовом походе и в 1204 г. основал цистерцианское аббатство Фонтен-Даниэль. Гробница, расположенная в святилище церкви, представляла собой сундук с изваянием Юэля, лежащим навзничь с закрытыми глазами и сложенными в молитве руками. Его меч и щит были на боку, а на четырех сторонах сундука были изображены щиты его семьи. Все это было покрыто медными эмалированными пластинами ярких цветов. Эпитафия на могиле, написанная прекрасными латинскими стихами, просила тех, кто ее читал, молиться о том, чтобы в Судный день Юэль царствовал вместе с Христом, напоминала читателям, что Юэль основал аббатство, и описывала его добродетели, славу и щедрость. Заказав эту гробницу своего отца-крестоносца, Жанна прославила наследие своей семьи, которое к моменту создания гробницы находилось в упадке. Аббатство также получило престижный памятник своему основателю, который подчеркивал и поддерживал взаимовыгодную связь между семьей патрона и аббатством 8.
Некоторые королевы и знатные дамы, участвовавшие в крестовых походах, перед смертью заказывали собственные гробницы. Шаджар ад-Дурр построила свою собственную великолепную гробницу в Каире, стоимость которой должна была быть оплачена за счет подарков, полученных ею от ее мужа султана Салиха, и любого наследства, которое она получила от него, поскольку по праву его вдовы она должна была унаследовать часть его имущества. Гробница была частью более крупного комплекса, включающего мечеть, медресе, бани, дворец и сад, хотя на момент ее убийства в 1257 г. комплекс оставался незавершенным. Он был расположен прямо через дорогу от гробниц почитаемых членов семьи Пророка Мухаммеда и гробницы одной из дочерей Али, двоюродного брата Пророка, построенной в XII в.; возможно, Шаджар надеялась привлечь внимание посетителей к этим святым местам или полагала, что ее гробница выиграет от близости к ним. Внутри гробницы михраб (полукруглая ниша, указывающая направление Каабы в Мекке, к которой мусульмане должны поворачиваться лицом во время молитвы) выложен золотой мозаикой с изображением древа жизни зеленого, черного и красного цветов с перламутром, что является отсылкой к ее собственному имени, поскольку Шаджар ад-Дурр означает "жемчужное дерево". Фризы с надписями включали несколько коранических изречений, взятых из заброшенных дворцов Фатимидов, что символизировало триумф ортодоксального суннитского ислама над еретической шиитской ветвью ислама, которой придерживались Фатимиды. Другие надписи, сделанные специально по заказу, не только восхваляли Шаджар в традиционных выражениях за ее скромность и целомудрие, а также за тот факт, что она была матерью сына султана Салиха, но и упоминали ее "славу", ее авторитет и утверждали, что "ей помогает Бог, и она побеждает в череде ночей и дней через Мухаммеда, его семью и сподвижников, щедрых, чистых и благородных"9.
Прежде чем создать собственную гробницу, Шаджар заказала памятную гробницу для своего покойного мужа, султана Салиха, который погиб, сражаясь с вторгшимися крестоносцами. Ее строительство, должно быть, было завершено очень быстро, поскольку оно было начато только после убийства Туран-шаха 2 мая 1250 г., а 25 октября 1250 г. тело Салиха уже было предано земле. Усыпальница примыкала к медресе, которое Салих построил в Каире. Как и более поздняя гробница самой Шаджар, здание было построено с использованием материалов из более старых построек, включая (вероятно) дворец, который ранее находился на этом месте и был построен династией Фатимидов, которой пришла на смену династия Айюбидов; в здании также повторно были использованы дохристианские резные камни. Внутренние полы и стены были покрыты мраморными панелями. Надписи на фризе содержали цитаты из Корана и восхваляли Салиха, описывая его благочестие и тот факт, что он был святым воином. Надпись на самой гробнице гласила, что он был сыном аль-Камиля (который разгромил Пятый крестовый поход), и гласила, что "по милости Божией он погиб на поле битвы при Мансуре, сражаясь с проклятыми франками". Это было неправдой: Салих умер в лагере перед битвой, но это была удобная выдумка, поскольку его смерть держалась в секрете до тех пор, пока Туран-Шах не прибыл в Египет. В своей великолепной гробнице Салих стал мучеником и защитником ислама, и, как следствие, его вдова, построившая гробницу, стала вдовой мученика 10. Строительные работы Шаджар не были уникальными в исламском мире: современницы Шаджар, обладавшие властью, также возводили прекрасные здания с надписями, подчеркивающими их благочестие, скромность и целомудрие 11.
Элеонора Кастильская, королева Англии и крестоносец, при жизни также готовила собственную гробницу, хотя данный памятник был завершен ее скорбящим мужем, королем Англии Эдуардом I, вместе с "крестами Элеоноры", которые он заказал, чтобы отметить места остановки кортежа с ее телом на пути к месту последнего упокоения в Вестминстере, место захоронения ее сердца в лондонской церкви доминиканцев в Блэкфрайарсе и место погребения ее внутренностей в Линкольне. Ее позолоченное бронзовое изображение в Вестминстере, созданное Уильямом Торелем между 1291 и 1293 гг., показывает ее лежащей с короной на распущенных волосах. Она одета в длинное одеяние и мантию, ее левая рука на груди придерживает завязки мантии, а правая опущена набок и первоначально держала скипетр. Подушка под ее головой и надгробная плита покрыты изображениями замков и львов, символизирующими ее родину — Кастилию и Лейн. В основании гробницы, на котором изображены фигуры четырех молящихся паломников и рыцаря, преклонившего колени перед Богородицей с Младенцем, можно увидеть отголоски крестового похода. Рыцарь носит гербовую накидку с гербом Отто де Грандисона, который сопровождал Эдуарда и Элеонору в Святую землю в 1270 г. и был на Святой Земле с небольшой группой рыцарей при падении Акры в мае 1291 г.12
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
