Теледебаты оставили послевкусие из раздражения и любопытства. Этот самоуверенный, дерзкий парень, обладавший слишком точными сведениями, не мог быть простым зрителем. Он говорил о Титане, о некроморфах, об Обелисках... как о чём-то лично пережитом. А тотальная проверка по всем возможным каналам, включая утёкшие архивы колониальных властей, не дала адекватных результатов.
Слишком чисто. Слишком идеально. Идеальная ложь всегда подозрительна.
Раздался мягкий сигнал от внутренней связи. Голос его помощника прозвучал негромко, почти извиняющимся тоном:
-Господин Даник, результаты по делу Серова у меня. Вам сейчас удобно?
-Заходи, Маркус, — устало сказал он, не оборачиваясь.
Помощник вошёл бесшумно. Молодой, подтянутый, с безукоризненной формой и механическим лейблом на воротнике — признак доступа к секретным церковным архивам.
-Вы оказались правы, сэр. Этот "Серов" — не тот, за кого себя выдаёт. У нас есть кое-что интересное.
Даник повернулся к нему, взгляд стал острым, внимательным:
-Говори.
Маркус положил на стол голопад, активировал изображение. В воздухе всплыли схематичные силуэты, голограммы, фотографии.
-Расследование завершено, господин Даник. Как вы и просили, мы проверили всё: гостиницу, личные вещи, возможные контакты, источники информации, социальные связи. Внешне он почти безупречен. Евгений Серов — идеальный гражданин. Слишком идеальный.
-А конкретнее?
-Его биография — чистая, выверенная по шаблону. Трудовой стаж, образование, кредиты, медицинские справки, истории контактов в сети, всё на месте. И всё с какой-то странной, синтетической точностью. Мы даже нашли его детские фотографии и школьные снимки. Только вот...
-Только вот? — Даник приподнял бровь.
-Только вот все эти файлы были загружены в государственные архивы тремя пакетами. Тремя разными пользователями. В течение одного дня. За две недели до сегодняшней даты.
Веки Даника опустились, а затем снова приподнялись.
-Фальшивка?
-Более чем вероятно. У нас сложилось впечатление, что "Евгений Серов" — это сконструированная легенда. Качественно. Очень качественно. Кто бы её ни составлял, он имел доступ ко многим закрытым базам. Например, Агентство специальных инициатив или военная разведка.
-Имя? Лицо?
-Лицо — маска. Ультратонкая плёнка с возможностью имитации микромимики. Мы сняли остатки с подушки в гостиничном номере. Биометрия не совпадает с официальным образом Серова. Подлинное лицо пока не установлено. Также мы проверили генетический материал, собранный в номере, где жил Серов. Волосы, кожные клетки, мочу, всё то, что обычно оставляет обычный человек. Первоначальной задачей была стандартная биоидентификация, сверка с общими базами. Однако...
Он сделал паузу.
-Его ДНК не совпадает ни с одним зарегистрированным геномом. Ни с Земли, ни с колоний. Разница в структуре — 1,92 процента. Почти два.
-Почти два? -Даник нахмурился. -Это колоссально.
-Более того, определённые участки генома выглядят... изолированно. Будто бы они развивались в отрыве от общего пула человечества. Как будто он... не из нашей эволюционной линии.
-Иными словами, он не совсем человек?
Маркус кивнул.
-Биологически он ближе к Homo sapiens, чем к шимпанзе. Но отличия слишком велики. Мы проверили на всех известных мутациях, инопланетных патогенах, биомодификациях, всё чисто. Это не результат генной инженерии. Это естественное состояние. Как будто он — продукт параллельной ветви эволюции.
-Или чужой... — тихо сказал Даник. -Откуда он, Маркус?
-Этого мы не знаем. Но есть вероятность, что он не из отсюда.
-Не отсюда?
-Некая другая версия Земли.
Даник молчал. Мысль об этом человеке, чужом, в самом буквальном смысле, вновь всколыхнула нечто в глубине его убеждений. Церковь Юнитологии не случайно говорила о великом Единении. О трансформации. О переходе к новому виду. Возможно, этот Серов — не ошибка, а предупреждение. Или знамение.
-Продолжайте расследование. Ни шагу без нашего ведома. Постарайтесь избежать утечек, привлекайте только самых доверенных людей.
-Разумеется.
-У нас появился свидетель, Маркус. Или пророк. Но пока не ясно, с чьей он стороны. Кстати, где он сейчас?
-Убыл с Филадельфии ночью, на специальном борту, зарегистрированном на подставное юридическое лицо, которое использует Агентство специальных инициатив для проведения теневых операций. Вылет в направлении Евразии. Конкретные координаты неизвестны, транспондер отключили где-то над Балтикой.
На лице Даника не дрогнул ни один мускул.
-Нам не удалось проникнуть в систему маршрутизации транспорта. Агентство отгородилось стеной.
-Это не обычный человек, — тихо произнёс Даник, глядя в пустоту. — Он знает слишком много. Он видел Обелиск. Выжил. Знает про Титан. Знает про Схождение. А теперь ещё и не является полностью человеком...
Он обернулся к помощнику:
-Немедленно собери всех старших аналитиков. Мы начинаем анализ возможных аномальных происхождений. Все от внеземных цивилизаций до временных искажений. А Серова нужно найти. Настоящего. И выяснить: откуда он пришёл... и зачем.
* * *
Большой круглый зал подземного уровня, скрытый под фасадом юнитологического университета, заполняли голоса. Не громкие, не агрессивные, но плотные, тяжёлые, как стены самого убежища. Мягкое голубоватое освещение отражалось от светло-серых стен, создавая ощущение стерильности и отчуждённого спокойствия. Посреди зала, на постаменте из чёрного стекла, вращалась голограмма — визуализация генного профиля.
По центру, как гладиатор на арене, стоял доктор Эллиот Халбрехт — главный генетик отдела биологических исследований. В прошлом сотрудник одного из корпоративных институтов, уволенный за чрезмерное любопытство. Именно такие специалисты и попадали в поле зрения Даника.
-Итак, — начал Халбрехт, касаясь сенсорной панели на браслете. — Уважаемые братья и сёстры, перед вами результат прямого секвенирования ДНК субъекта, идентифицированного как "Евгений Серов".
Голограмма вспыхнула. Мелькнули цветные фрагменты двойной спирали, сопровождаемые набором цифр, сносок и пометок.
-Базовая структура генома выглядит в пределах допустимой нормы. Однако при сравнении с любой из эталонных моделей homo sapiens sapiens мы наблюдаем разницу в 1,937%. Повторяю, почти два процента отклонения по неинтерпретируемым участкам, относящимся к зонам эпигенетического регулирования, метилирования и устойчивых участков транскрипции.
Даник молчал. Он сидел в кресле, откинувшись назад. Он видел не голограмму, он видел смысл за ней.
-Столько же, сколько между сапиенсами и неандертальцами, — произнёс один из сидящих у края круга.
-Верно, — кивнул Халбрехт. -Только с поправкой: неандертальцы и сапиенсы делили общего предка примерно четыреста тысяч лет назад. Наш субъект... имеет куда менее объяснимое происхождение. Его отличие не просто в порядке баз, но в активных зонах. У него несколько иначе работают системы репарации ДНК, иммунный отклик и взаимодействие с белками, участвующими в регенерации. Мы даже наблюдали уникальный вариант гена FOXP2.
-Речевой центр? — удивился кто-то. — Он должен говорить иначе?
-Не совсем, — Халбрехт чуть улыбнулся. — Он говорит как человек. Но его способность к обучению, речевой адаптации и вербальному контролю на порядок выше нормы. Если гипотетически, дать ему чужой язык, он выучит его быстрее среднестатического землянина раза в полтора... Даже генетической модификации не выявлено. Его геном натуральный. Но... не наш.
Даник поднял руку. Тишина установилась мгновенно.
-Вы утверждаете, что он отдельная разновидность человека?
-В биологическом смысле, да, — чётко сказал Халбрехт. — Homo sapiens alter.
-Или... — кто-то из аналитиков осторожно добавил. -Гоминид с параллельной эволюцией? Возможно, с другой линии времени?
Несколько голов синхронно повернулись в сторону говорившего. Такие вещи здесь обсуждали редко. Тем более вслух.
-Мы не располагаем доказательствами, подтверждающими гипотезу временного дрейфа, — дипломатично парировал генетик. — Но наличие генных участков, которые отсутствуют во всех зарегистрированных популяциях, включая адаптантов Марса, Европы, Луны, Титана и прочих внеземных кластеров, требует выхода за пределы стандартной эволюционной модели.
-Физиологически он отличается?
-В небольшом объёме. Уровень восстановления тканей повышен. Скорость метаболизма выше нормы. Также... полное отсутствие отклика на нейропсихотропный резонанс Обелиска. По крайней мере, в виртуально моделированной среде.
На этом моменте кто-то шумно выдохнул. Даник поднял голову.
-Повтори.
Халбрехт не стал щадить слух.
-Он полностью невосприимчив к Обелиску. Имитация излучения с использованием копии Омега-сигнала в полной амплитуде не вызвала ни поведенческих отклонений, ни следов возбуждения в лимбической системе.
-Это невозможно, -произнёс кто-то шёпотом. -Ни один человек...
-Верно. Ни один из нас, -жёстко закончил Халбрехт. -А он — не из нас.
Голограмма изменилась: на её месте появился силуэт. Мужской, атлетический. Обозначены нервные центры, биологические узлы, отклонённые участки генома. Подпись: Субъект "Серов" — классификация: не определена.
-Мы думаем, -закончил генетик. -Что его появление неслучайно. Он либо пришёл откуда-то... либо его прислали.
Все взгляды обратились к Даника. Он не шевельнулся, только взгляд стал другим. Тяжёлым. Холодным.
-Вы продолжите работу, доктор. Мне нужны все детали. Все отклонения. Все следы, даже если они ведут в невозможное. Мы должны узнать, кто он. Что он. И главное, зачем он здесь?
* * *
-Ну? — спросил он, потирая виски. -Выглядел я, как законченный псих?
-Нет, -отозвался Шиф. -Ты выглядел как человек, который знает, о чём говорит. Это, к сожалению, для юнитологов, хуже.
Он подошёл ближе, поставил на стол планшет с графиками. Красные, синие, жёлтые кривые, столбцы, подписи:, Южноамериканский сектор, Африканский, Общеевропейский, Луна, Марс... Максим даже не стал вчитываться.
-Процентное?
-Везде. Причём с первых часов после эфира. По некоторым колониям — снижение числа заявок на посвящение до семи процентов. Это катастрофа для их медиафасада.
-Серьёзно?
-Более чем. Падение вовлечённости, массовые вопросы в соцсетях, резко возросшее количество "мягких отступников". То есть тех, кто ещё не вышел из церкви, но больше не жертвует. Некоторые попытались снять твоё выступление с сетей, но... — он кивнул. — Это интернет двадцать шестого века. Оно уже везде.
Максим тяжело выдохнул и откинулся в кресле.
-Прекрасно. Теперь они меня точно будут искать.
-Уже ищут, — спокойно подтвердил Шиф. — Мы перехватили запросы через их дипломатические и частные каналы. У тебя появилась пара новых прозвищ. "Красный Лжец", Миротворец Против Единства" и мой личный фаворит — "Отродье без Эха".
-Неплохо, — хмыкнул он. — Похоже, я стал кем-то важным. По собственной тупости.
-Это работает. Именно потому, что ты не из их мира. У тебя нет ни одной ассоциации, ни одного компромата, ни одной службы, которая могла бы "отозвать" тебя. Для них ты — фантом. И люди это чувствуют. Ты с ними говорил, как равный, но чужой. Это пугает и вдохновляет.
Максим сжал кулак и посмотрел на Шифа серьёзно:
-Я не хочу становиться символом.
-И не станешь, — кивнул тот. -Мы и не планировали. Саму идея участия в теледебатах одобрили как раз потому, что ты — не публичное лицо. На один раз. Остро, громко, и исчезнуть.
-И всё же получилось громче, чем вы ожидали?
Шиф ухмыльнулся чуть шире обычного:
-Мы рассчитывали на лёгкое осаждение Даника. Получили триггер информационной волны, которая уже бьёт по авторитету Церкви на ключевых территориях.
-Правительство теперь хочет это использовать?
-Конечно. Политики обожают топить врагов чужими руками. Уже поступили запросы: кто ты, где ты, нельзя ли тебя поставить на поток. Но...
Он опустил голос, глядя внимательно:
-Мы им отказали. Категорически.
Максим посмотрел в окно. Где-то вдалеке пробежал человек в форме, скорее всего, стажёр службы безопасности "Локуса". Снова стал важным. Снова не по собственной воле.
-А юнитологи не отступятся.
-Не отступятся, — подтвердил Шиф. — Но теперь они не уверены, с кем имеют дело. Им страшно. И это... впервые за долгое время даёт нам преимущество.
Он замолчал, дал Максиму переварить. Тот встал, подошёл к окну, руки в карманах.
-Я не хочу становиться лицом чьей-то кампании. Ни вашей, ни их. Я просто хочу, чтобы вся эта чертовщина закончилась.
Шиф кивнул. Он это уже слышал. Он это понимал.
-Но пока что, — продолжил он, — Ты случайно стал началом процесса. Сам не знаешь, насколько важным. Твоя анонимность — твоё оружие. Поэтому мы не будем тебя толкать дальше. Уйдём в тень. Позволим им волноваться.
Максим с усмешкой бросил:
-А ты не боишься, что это уже необратимо?
-Бояться — не моя работа. Моя работа — прикрывать твою спину.
Вечером, когда коридоры института опустели, а воздух наполнился запахом весенней влаги от недавнего дождя, Максим вернулся в их дом. Входная дверь закрылась за ним бесшумно. Он снял куртку, повесил её на крючок и прошёл на кухню.
Евгения сидела у окна, в простом свитере, босая, с кружкой зелёного чая. На столе лежал планшет — новостная лента была заморожена на кадре, где какой-то колониальный журналист обсуждал возникший в обществе ''вирус скепсиса''.
Она подняла на него глаза:
-Я все видела.
Максим молча присел напротив.
-Они говорят, что ты подставной. Или агент правительства. Или вообще не существуешь.
-А я, значит, галлюцинация, да?
-В мире, где ожившие мертвецы опустошают целые колонии? — она слабо усмехнулась. -Галлюцинация — не самый безумный вариант.
Некоторое время они молчали. Чай остывал в кружке. За окном шелестели редкие машины.
-Шиф сказал, эффект получился выше ожидаемого, — тихо начал он. -Не только на Земле. Даже во внешних колониях наблюдается падение лояльности к юнитологам. Люди начали задавать вопросы. Некоторые уже выходят из Юнитологической Церкви.
-А они просто так не отпускают, — сказала она с тревогой. -Это ведь не какая-нибудь безобидная секта. У нее связи везде, ресурсы, охотники, информационные каналы.
-Да, -кивнул Максим. -Они уже ищут меня. И, скорее всего, и тебя тоже.
Евгения побледнела.
-Значит, нас найдут.
-Нет, -он чуть подался вперёд, положил ладонь на её руку. -Мы сидим в глуши на закрытом правительственном объекте, прикрыты со всех сторон. ''Официально'' меня больше не существует. Отправляюсь на лечение. Уйду из поля зрения.
-И это сработает?
-Пока да. Потом... посмотрим. Главное, не светиться нигде снова в виде Евгения Серова. Они будут копать. Будут провоцировать. У них опыт.
-А ты? -она подняла взгляд. -Ты к этому готов?
Он долго не отвечал. Потом тихо, почти устало сказал:
