Меч Господа нашего ч2

Правду не остановить.

Комп негромко пиликнул — и Дик хлопнул в ладоши.

— Всё! Ха....

Алиссон тупо смотрела на него

— Что с тобой, мать.

Бывший полицейский курсант определил с одного взгляда. Метнулся к бару...

— Двадцать семь девяносто девять... — с сожалением сказал он, сворачивая красную голову миниатюрной бутылке. Давай — залпом.

Алиссон так и смотрела — она просто не понимала, что происходит.

Только после того, как он силой скормил ей весь джин — до нее начало доходить. Шок...скверное дело, бывало, что люди умирали, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем. Для выведения человека из такого состояния — пока это еще возможно — нужна сильная встряска: клин клином. Мордобой, секс, водка — все что угодно. Дик не мог помочь ни по первому, ни по второму пункту — оставалось третье. К счастью — помогло...

Она разревелась. Страшно, навзрыд — как прорвало плотину. Она не могла ничего внятного сказать — она просто сидела и выла. Дик молча ждал...

Прошло больше часа. Дверь никто не ломал.

— Ну? — наконец сказал он — все?

— Они... — она смогла вымолвить слово — убили. Убили...

— Знаю...

— Убили...

— Знаю...

Дик внезапно хлестнул ее по щекам, крест-накрест. От неожиданности она замолчала.

— Слушай сюда. Эти уроды — одинаковые, понимаешь. Что на улице, что в этих вертолетах. Просто у одних в руках автомат, у других — вертолет.

— Господи... они их убили.

Из распахнутого настежь окна, у которого стояла на подставке спутниковая антенна — тянуло дымом пожара...

— Чуешь? Здесь война начинается... второй Бейрут нахрен будет.

— Но как...

— А вот так. Приди в себя, мать. Они все одинаковые. Исмаил — такой же

Она вдруг вспомнила

— Исмаил!

А если он был там?!!!

Дик вырвал у нее аппарат.

— Ах ты, сукин сын! Педик проклятый!

От удара она полетела на кровать. Еще раз. Еще...

— Лежать!

— Ты!

— Лежать, сказал!

— Он мог быть там!

— Да, и причем что с той, что с другой стороны. Здесь человеческая жизнь и плевка не стоит! И я нахрен не хочу, чтобы ты навела на нас карателей с черными флагами!

— Он не такой! Он...

— Ты уверена, что это так? Ты можешь мне гарантировать, что это так? Гарантировать — можешь, а?!

Несчастливый гомосексуалист и несостоявшаяся лесбиянка — разъяренно смотрели друг на друга в номере каирского отеля, расстрелянного города, который медленно, но верно, с каждым часом погружался в трясину гражданской войны. Причем такой, которая хуже ливанской... наверное такой, какая была в России в начале двадцатого века.

— Нет.

— Вот именно.

— Но он...

— Выпутается сам — подытожил Дик — господи, Алиссон, ты же взрослая женщина. Он у себя дома, это мы, нахрен на чужой планете. Если он собирается сделать какую-то глупость — вряд ли ты его остановишь, согласна?

Алиссон устало села на кровать.

— Сволочь ты, Дик. Ты никогда не любил, потому ты такая сволочь.

— И еще какая. Просто я предпочитаю остаться живой сволочью. А ты — тянешь нас на дно, поняла?

Алиссон устало вздохнула

— Ладно, ты прав. Отправил?

— Ну, наконец то. Все тип-топ. Я не только отправил — я еще положил в хранилище несколько хороших скринов

* * *

* * *

. Думаю, за них там бойня уже идет.

— Вообще — то контракт...

— Да брось, мать... — отмахнулся Дик — ты, похоже, не поняла, что происходит. Мы одни из немногих — если не единственные — западные репортеры, которым повезло находиться в самом эпицентре. Мы можем выбирать, от нас все зависит. Никто и слова не скажет, если мы потребуем выплатить за нас ипотеку и снять по возвращении для нас Максим. Или хотя бы Четыре сезона

* * *

* * *

. Мы определяем правила игры. И если мы сейчас пойдем и еще поработаем на улице — выпускающий редактор закажет в нашу честь памятник из чистого золота...

Зазвонил телефон. Дик подмигнул

— Вот видишь?

* Такое существует в действительности. Как можно так говорить о людях, которые защищают тебя и ради тебя принимают смерть с оружием в руках — автору, наверное, никогда не понять.

** Фанатик, скрывающий свои истинные взгляды за маской безбожия. В отличие от обычных борцов — джихадистов им разрешено во имя Аллаха нарушать любые нормы шариата: пить харам, трахаться с неверными, лгать. Эти люди приезжают куда-то оформляют статус беженцев — но в глубине души эти люди ненавидят приютившее их общество и всегда готовы к любым, самым зверским действиям. Никто не знает, сколько есть таких такфиров и куда они уже проникли.

* * *

Алиса в стране чудес. Л. Кэрролл

* * *

Убийство отцом дочери или братом сестры за внебрачную половую связь. На Востоке такое процветает

* * *

* Имеется в виду вторая попытка получить Пулицеровскую премию за репортаж

* * *

** Далласский кинолюбитель Абрахам Запрудер случайно снял убийство президента Кеннеди — одна из наиболее известных пленок в мире

* * *

* * *

Существующая на Западе система. База данных фотографий, кому нужно — тот берет оттуда и платит обладателю сколько то... обычно не так много, в пределах двадцати-тридцати долларов за снимок, до сотни за самые востребованные. Но если учесть, что на хорошие снимки на злобу дня существует большой спрос — так можно стать миллионером.

* * *

* * *

Максим — известный ресторан в Париже, Четыре сезона — в Нью-Йорке

Исламская республика Египет

Исмаилия, расположение девятой танковой дивизии

06 августа 2014 года

Лучше погибнуть в битве, чем спасаться бегством.

Это будет славная охота, хотя для многих она станет последней.

Джозеф Редьярд Киплинг

Полковник Тури проснулся по будильнику. Ровно три сорок пять ночи по местному времени. Восток оживает в шесть часов утра — к этому времени они должны будут уже занять танковый городок, загрузить снаряды и топливо, разобраться кто с кем.

Он вышел во двор своего небольшого дома, немного попрыгал, приводя себя в порядок комплексом упражнений, потом вылил на себя ведро холодной воды — роскошь здесь, где летом пятьдесят в тени не редкость. Начал одеваться. Есть он не собирался — если получишь ранение в живот, лучше, если он будет пустым.

Когда он пристегнул кобуру с пистолетом и начал проверять нож, который купил вчера — складной, но смертельно опасный, каким можно в секунду зарезать человека — на пороге их маленького уютного дома появилась жена. Она была наполовину немка, тоже дочь офицера, он познакомился с ней много лет назад, и до сих пор была единственной женщиной в ее жизни.

Он коротко глянул на нее, сложил нож и убрал его в карман. Она машинально прикрыла рот ладонью, в глазах стоял ужас. Она все поняла.

Конечно же, он ей ничего не сказал. Одно оброненное слово — и шариатским судом будут судить уже тебя.

— Бери детей — коротко сказал он — беги на юг, к границе.

Он ненавидел их. Он согласился заседать в трибунале, в исламском трибунале — но при этом он ненавидел их. Солдат, забывших о долге и присяге. Ублюдков, которые стали учить его как делать свою работу и как жить. Он заседал в трибунале, чтобы обезопасить себя и давать знать друзьям о беде — а так он ненавидел их, тяжело и страшно...

Полковник прошел в дом, из тайника достал автомат М4 с подсумками. Оружие нужно было сдавать в оружейную комнату, за офицерами следили, на ночь у оружейки выставляли в караул солдат из самых преданных и фанатичных — но сейчас в Египте оружие можно было купить прямо на базаре. Именно это они сделал.

Упаковав все в спортивную сумку, он пошел на выход. Перед дверью остановился, посмотрел на жену, на проснувшегося от шума сына. Сказал только одно

— Бегите...

Маханув через забор, полковник огляделся — улица была темна и пустынна, никого не было. Держась в тени забора — он пошел на восток.

Через несколько минут — внедорожник Ниссан, тот самый остановился у обочины, его окликнули условленными словами. Он подошел, сел в машину.

— Салам, брат.

— Салам. Есть?

Майор Джаннат с победным видом показал глушитель

— Пробовал?

— Да. Как щелчок кнута, даже тише.

— Плохо...

— Ничего другого нет.

— Хорошо...

Еще несколько лет назад кто-то из них обязательно бы сказал "Аллах с нами". Но теперь — никто и не подумал бы такое сказать... в их среде за такое могли бы без особых разговоров двинуть в морду.

Нельзя сказать, что они не были мусульманами. Нельзя было даже сказать, что они были плохими мусульманами — в конце концов, они делали намазы, когда это было возможно, помогали милостыней-садакой нищим, давали закят, старались не есть харам. В Египте до арабской весны мусульманами было подавляющее большинство населения, были, конечно, и копты, но мусульмане были в большинстве. Но сейчас, когда Египет превратился в Исламский Эмират Египет — мусульман в стране становилось не больше, а меньше. И более того — появились те, кто готов был убивать мусульман только за то, что они мусульмане. Раньше этого не было — а теперь было и вина в этом во всем -лежала на пришедших к власти исламистах.

Потому что когда ислам означает необходимость в нужное время произнести нужные слова, туда то заплатить такую-то сумму на исламскую благотворительность — это одно. Это можно принять. А вот когда ислам означает, что тебя могут избить на улице за то, что ты не носишь бороду, а твою женщину — за то, что не носит чадру, когда твоих детей на улице бьют и шпыняют за то, что они "недостаточно мусульмане" при полной поддержке родителей — "достаточно мусульман", когда тебя в любой момент могут снять с твоей должности полуграмотные фанатики, поставить тебя перед исламским трибуналом и расстрелять по его приговору. Когда стремительно создается исламская милиция, на которую нет никакой управы, которая по факту ненаказуема и в которую набирают жителей нищих пригородов, которые готовы мстить всем этим. Когда каждый, от лейтенанта и до генерала подсознанием понимает, каков будет их конец и что вопрос лишь в том — когда...

Вот тут то и начинаешь задумываться. А нужен ли ислам в Египте вообще? На какой платформе собирать сопротивление. Гамаль Абдель Насер строил коммунизм — и тогда Египет разрабатывал собственные самолеты — а сейчас что? Почему египтяне, за плечами которых древнейшая и самобытнейшая культура фараонов — должны внимать речам каких-то полуграмотных фанатиков — бородачей, которые еще три поколения назад даже обувь себе не могли позволить.

Так и получалось, что патриотический заговор — превращался в заговор антиисламский. Антиисламистский...

Впереди — показалось здание КПП части, знакомое до боли. Раньше оно ярко освещалось — теперь половина лампочек лопнула, и никто не взял себе за труд их заменить. На КПП несли службу солдаты, которые еще не разбежались — а таких было все меньше и меньше. Танковые части — это не авиация, где платят намного лучше, и не пехота, где можно ничего не делать. До сих пор — все держалось на офицерском костяке, который тоже таял. Мулла же, назначенный в часть из Каира — только и занимался, что председательствовал в исламском трибунале, да натравливал солдат на офицеров. Полковник знал об этом — а мулла и подчиненные ему исламские милиционеры — не показывали открыто свое отношение к нему только потому, что полковник и сам заседал в исламском трибунале, проявляя должное усердие. Гнойник ненависти и подозрений давно созрел — и сегодня должен был лопнуть...

В темноте машины — металлом щелкнул предохранитель пистолета...

— Отставить...

Полковник достал из кармана на переднем сидении маленькую бутылку с джином, добытую через знакомого бармена в отеле. Взял немного в рот, прыснул на одежду...

Резко прозвучал сигнал, солдат на воротах вскочил с лежанки, направил на них автомат. Потом — включил фонарь...

Полковник, пошатываясь, вышел из машины...

— Салам, брат! — громко крикнул он

Горе-стражник опустил автомат

— Салам, эфенди акид*... — неуверенно сказал он. Он знал, что допустил серьезный проступок, заснув на посту и, несмотря на то, что теперь все наказания солдат должен был утверждать мулла, а он не был таким дураком, чтобы утверждать хоть что-то — он понимал, что должен быть наказан. Оттого он чувствовал себя неуверенно перед лицом офицера высокого ранга.

— Открывай дверь что встал! — крикнул полковник без особой злобы в голосе

— Сейчас, эфенди, сию секунду... — засуетился солдат

Полковник засмеялся, вернулся в машину. Шлагбаум поднялся, машина тронулась

— Не спешите лить кровь — сказал полковник — без них вся наша затея — ничто.

— Брат... — отозвался водитель, в голосе звенела сдерживаемая злоба

Одним из первых указов новой власти в армии была отмена титулования — теперь все были друг другу братья, даже последний жунди** из какой-нибудь засранной деревни — убеленному сединами генералу. Трудно было придумать что-либо более действенное для ослабления армии и доведения офицерского корпуса страны до белого каления. Ни для кого не было секретом, какого качества контингент оказывался в армии — подростки из нищих пригородов Каира, с нищей деревенской южной границы страны... на побережье можно и нормальную работу найти, без армии. Офицеры же — были белой костью, семьдесят лет, считай, страна держалась на армии, на офицерском корпусе. И вот теперь представьте — никаких наказаний, офицер для ошалевших от безнаказанности солдат — брат, а еще и местный мулла подначивает...

— Али.

— Да, эфенди акид — отозвался водитель

— Повторяю еще раз — от солдат и только от солдат зависит успех нашего дела. Если солдаты пойдут за ними — мы погибли. Это понятно?

— Да, эфенди.

— Теперь к зданию казармы и остановись там...

Несколько офицеров — забрав из машины спортивные сумки — прошли к зданию штаба. Зашли внутрь... на случай, если кто следит. Полковник уже наметил путь...

В офицерском гальюне выбили стекло, там не было сигнализации. Один за другим, они вылезли через разбитое окно, побежали к машинному парку. Там, готовые к бою, стояли стальные исполины светло-песочного цвета. М1А2 Абрамс, самые мощные танки египетской армии. Эти танки были самого последнего заказа, их собрали из поступающих из США комплектов в десятом, как раз до того, как все это началось. Каждый из офицеров — знал, какой танк в каком состоянии находится, какие нужно взять, какие вывести из строя, чтобы ими не могли воспользоваться исламисты. Они были профессионалами, отучившимся в академиях США — а эти были бородатыми обезьянами, которые и водить то нормально танк не могут, не говоря о том, чтобы отремонтировать его.

Танковый мехпарк построили еще при русских. Для более массивных и крупных Абрамсов — часть столбов, поддерживающих крышу, снесли и теперь каждый танк — стоял на месте, предназначенном для двух русских танков. Было тихо. Где-то вдалеке — зарождалась заря...

— Что будем делать? — негромко спросил полковник, когда они оказались у танков.