До Салимова — добрались нормально. Выставили в окно головной машины черный флаг джихада, позаимствованный без спросу у джихадистов — и доехали. Таких тачек крутых тут — полно, несмотря на то, что никто не работает. Мало ли кто едет — водочный король, начальник налоговой инспекции еще кто, сунешься — так отоварят! Какие-то местные — сунулись на Приоре, один из русских саданул короткой по моторному — больше соваться никто не осмелился...

Салимов — жил на самом верху, город как бы в горы уходил, и он там — очень хорошо пристроился. Вообще-то их было пятеро братьев — Салимовых. Один в Ростов переехал, место там себе купил, депутат от Единой России. Одного убили — того, кто это сделал, заставили смотреть, как режут всю его семью, потом и самого зарезали. Один был начальником местного РОВД. Еще двое — занимались бизнесом, один строительным, другой — с продуктами питания и водярой левачил. Нормальная, крепкая кавказская семья, в общем.

Казаки и Союз Ветеранов имели дело именно с ними по нескольким причинам. Во-первых — ни один из братьев Салимовых не был ваххабитом, и они всегда были против ваххабизма. Во-вторых — когда начались разборки с русскими — они первыми признали право русских на свою силу и пообещали не трогать русских и тех, кто под ними — распределив тем самым зоны ответственности. В третьих — все таки Салимовы в отличие от многих других были государственниками и неоднократно словом и делом подтверждали свою приверженность порядку и государству. С ваххабитами — у них была почти кровная вражда — человек, который убил одного из братьев, был ваххабитом. В четвертых — Салимовы принадлежали к аварскому народу, самому крупному и сильному в Дагестане. А в Союзе Ветеранов считали, что ради поддержания стабильности и государственного хода — надо блокироваться с сильными против слабых. Те же, кто блокируется со слабыми против сильных, как американцы и англичане — наоборот, государство разрушают и до добра такие действия — никогда не доводят.

В пятых — все равно надо было с кем-то дружить. Почему бы и не с Салимовыми?

Салимовы — обосновались хорошо. Дорога, где стояли основные их дома, точнее — ответвление от основной дороги — было застроено только их домами, а в самом конце улицы — были дома самих Салимовых. Все дома были окружены не просто заборами — а дувалами, как в Афганистане, причем укрепленными. Пулеметная пуля не прошибет. Между заборов — ни одного хода, сплошная стена как в крепости. Сами дома — были подготовлены к обороне, первые этажи — сложены не из кирпича, а из схваченных цементом и стальной обвязкой валунов, такое и гранатомет не прошибает. В каждом из домов — постоянно были мужчины, а у Салимовых — в каждом доме был фонтан и даже павлины...

— Ни хрена себе... — выругался водитель, добавив еще и матом, когда они свернули на дорогу и напоролись на БТР. Самый настоящий БТР, в каком-то странном камуфляже, он стоял как раз в самом въезде салимовского анклава и его пулемет — смотрел прямо на машины, простреливая дорогу. У БТР суетились пацаны, молодые — но без бород

* * *

* и в нормальных штанах. Автоматы и пулеметы их — так же были направлены на колонну.

— Не стрелять. Я пойду и поговорю с ними.

Казаки и бывшие спецназовцы — готовились к бою, незаметно со стороны отпирали двери машин — чтобы в случае чего выброситься и стрелять.

Капитан вышел из машины, держа в высоко поднятой руке автомат.

— Раклие!

* * *

** — громко крикнул он

Из-за БТР вышел молодой человек — тонкий в кости, но крепкий как витая проволока, коротко стриженный, чисто выбритый, с глазами цвета вороненой стали. Одет он был примерно так же, как одевались русские бандиты в девяностых — легкая кожаная куртка, видно, что дорогая и спортивные штаны. Автомат с подствольником, разгрузка — при том, что капитан знал его, ему было всего шестнадцать лет.

— Дое цоги щиб кваригунеб, руси

* * *

? — грубо сказал он

— Ворч ами, Руслан — сказал капитан — ты забыл русский язык со времени последней нашей встречи? Или ты забыл как надо вести себя со старшими?

Капитан — жил и работал здесь не первый год. И знал, что шестнадцатилетний сопляк — будет его уважать почти как отца, просто за то, что он старше — но только в том случае, если он правильно себя поставит с самого начала. Если нет — он будет просто еще одним русистом, которого можно сделать рабом, убить, украсть, сделать женщиной. Будет бараном — для волков.

— Что тебе здесь надо, русский? — Руслан перешел на русский — ты что, не видишь, что делается? Уезжай, пока тебя не украли или не убили.

Капитан недобро улыбнулся.

— Здесь есть волки, но нет львов, чтобы справиться со мной. Сегодня утром я и мои люди убили пятьдесят человек.

— Через час здесь будет пятьсот, а через день — пять тысяч. Нас много, а вас мало. Уезжай, русский, пока цел.

— Я приехал не к тебе, а к твоему дяде. К полковнику Салимову.

— Дядя занят и никого не хочет видеть.

— Дядя ранен? Сильно?

— Откуда ты знаешь?! — вскинулся волчонок

— Я знаю это потому, что наведался в РОВД и убил всех тех, кто ранил твоего дядю. Я приехал, чтобы сказать об этом твоему дяде лично.

— Это хорошие слова. Но есть ли в них дела, русский?

— Это решать не тебе. Проводи меня к своему дяде, пока я еще кого-нибудь не убил. И убери БТР, загони его задом в переулок и так поставь. Зачем он у тебя так стоит? Как засадят ракетой в борт, так и сгоришь...

— Не учи нас воевать, русский — мрачно сказал Руслан — пошли...

Полковника Салимова только что закончили перевязывать. К счастью — в доме были и нормальные аптечки и знающие о способах излечения пулевых ранений люди.

Полковник полиции Салимов жил в одном из трех домов, которыми заканчивалась эта улица. Они были больше остальных — трехэтажные массивные махины, построенные из красного кирпича, который на одном из своих заводов производил один из братьев. Во дворах, огороженных заборами — дувалами — большие мощеные стоянки для машин, на них — внедорожники, черные лакированные седаны — на Кавказе Мерседес-600 это почти что стандарт для любого настоящего мужчины, он недоедать будет, но машину такую купит. Фонтаны, по одному, у главы рода два. Зато у полковника Салимова — бассейн во дворе, настоящий с подогревом, он такой у замминистра МВД видел в имении, когда в Москву ездил вопросы решать и пьянствовать. Вернулся — не успокоился, пока такой же себе не построил. Говорят, что у этого бассейна сам Президент с б... отдыхал, когда в город приезжал...

Сейчас — полковник Салимов лежал в шезлонге под небольшой, полупрозрачной крышей — часть бассейна была под крышей, часть — нет. Какая-то женщина, довольно молодая — у полковника было три жены, но по документам только одна — перевязывала своего мужчину, стоя на коленях.

— Дядя Аслан — негромко сказал Руслан — русский приехал.

Полковник повернул голову, посмотрел на русского...

— Хватит... — сказал он по-русски жене.

— Напрасно, Аслан, пусть перевяжет, как следует...

Женщина — собрала нехитрый инструмент и, не смотря на посторонних мужчин, удалилась.

— Тебе надо в больницу, Аслан. Настоящую больницу.

— Не тебе решать, что мне надо. Скажи — что надо здесь тебе.

Капитан пригладил волосы.

— Когда ты убежал из своего РОВД, Аслан — спокойно сказал он — а твоих людей замочили в туалете из автоматов, я ехал сюда на встречу с тобой. Придя туда, где ты работаешь, я не увидел тебя, зато увидел животных, которые кричали "Аллаху Акбар"! Мне это не понравилось, и я всех их убил, а потом убил и тех, кто пытался прийти к ним на помощь. Потом — я поехал искать тебя и нашел тебя здесь, Аслан.

Полковник посмотрел на трясущегося от злобы мелкой дрожью Рустана

— Иди на свой пост.

Малец — хотя хорош малец, автомат с подствольником — выскочил за дверь.

Салимов — показал на соседний шезлонг.

— Несколько лет назад ко мне пришел человек, уважаемый в горах человек и сказал мне — Аслан, спаси моего внука, он попал в беду. Я спас его внука, хотя ему грозило двадцать лет. Потом — он опять пришел ко мне и сказал: Аслан, пристрой моего внука к делу, иначе он опять попадет в беду. Он не слишком умен, плохо учился в школе — но он добрый и верный малый, а мы, весь наш род — будем считать тебя за брата. Я сделал и это. Сегодня — человек, которого я спас, пристроил к делу, дал возможность подняться — провел в здание убийц и сам хотел застрелить меня. Ты оскорбил меня своими словами, русский, но ты был прав, сделав это. Я не трус — но я глуп как ишак, если такое произошло. Я принимал этого человека в своем доме, сажал его за свой стол — а теперь получается, что я пригрел змею на груди.

Капитан покачал головой

— Ты не глупый, Аслан. Просто ты не делаешь то, что ты должен сделать. Ты лжешь сам себе — и потому ты едва не погиб.

— О чем ты, русский?

— О том, что ты должен сделать. Ты должен пойти и отречься от Аллаха и сказать, чтобы все твои люди отреклись от Аллаха, а тех, кто не сделает этого — прогнать или убить. Ты должен пойти и поджечь мечеть, которую ты выстроил вместе со своими братьями — она превратилась в рассадник ваххабизма. Это будет плохо — но ты должен сделать это. Потому что иначе — твои люди так и останутся рабами Аллаха, а не твоими людьми. Рано или поздно кто-то из них тебя убьет. Одному это не удалось — удастся другому.

— Мой народ и мой род всегда верили в Аллаха и ходили в мечеть по пятницам... — сказал Салимов, недобро смотря на русского, словно говоря ему: ты нарушаешь правила поведения гостя, берегись...

Капитан по-блатному цыкнул зубом.

— Ошибаешься, Аслан. Я тебя человеком считаю, поэтому с тобой говорю. Это раньше можно было — так. И туда — и сюда. В советские времена — и в мечеть ходили и на партсобрания. И ничего, все нормально. Сейчас ты — и полковник полиции, и мечеть с братьями выстроил. Тоже все нормально. А вот в будущем — так не будет. Не получится так.

— И как получится?

— Кто не с нами — тот против нас. Мусульмане будут воевать с нами — а мы будем воевать с мусульманами.

Салимов — улыбнулся в усы, хо я было видно, что боль от ранений терзает его

— Ты пришел ко мне как друг, русский. Приходи теперь как враг, и посмотрим: кто — кого.

Смирницкий покачал головой

— Я не о том, Аслан, ты так и не понял меня. Зачем мне к тебе приходить, ты такой же, как я. Что я, врагов себе не найду? Я говорю о том, Аслан, что мы с тобой родились в одной стране. Учились в одной школе, пусть разных — но все таки одинаковых. Ты хоть и мусульманин — но вон, ты и телевизор смотришь, и пиво пьешь и от водки не отказываешься, и в долг даешь, и вон — изображение человека у тебя висит, а это харам. Потому что ты одновременно — и аварец, и дагестанец, и русский, и мусульманин, и полковник полиции. А у твоего брата и вовсе жена русская, и дети получается, русские наполовину. Раз у тебя есть деньги — ты купил телевизор и смотришь его. Раз у тебя есть желание — ты купил портрет и повесил на стену. Раз твой брат нашел себе женщину — то и женился и детей от нее завел. А вот те, кто за тобой придут, Аслан — они совсем не так живут, они не шутят, они — все всерьез. Телевизор — отнимут у тебя, харам. Портрет твой, в парадной форме — в сортир спустят, на мелкие кусочки изрезав. Жену твоего брата и детей ее — как скот зарежут. А кто слово скажет против, тот же твой брат, например — тебя заставят его зарезать. При них — уже ни телевизор не посмотришь, ни на курорт не съездишь, ни машину нормальную не купишь. Будете жить как скоты, с туберкулезом, с вшами, с блохами, воюя постоянно, без телевизоров, без телефонов, безо всего. Только Аллах Акбар — вам и останется.

— Нехорошо говоришь, русский — сказал Салимов — это ты говоришь так, или твои хозяева так говорят?

— Это я тебе говорю, от себя, лично. Потому что умным человеком считаю. Не дураком. Хозяев у меня нет, есть начальники, есть сослуживцы, есть друзья. Хозяев нет. И ни у кого из нас хозяев нет, мы, русские — под хозяином жить не можем. Нет никого над нами. Я племянника твоего встретил на выезде, мне его, Аслан, жалко. Это ему жить рабом, не тебе. И пусть рабом Аллаха — скажи, какая разница? Тебе-то так не жить, тебя сразу зарежут...

— Нехорошо говоришь, русский... — повторил Салимов

— А от начальства своего, слова тебе будут вот какие. Хоть в Махачкале уже стреляют русские в дагестанцев, дагестанцы в русских, да и брат в брата стреляют, но мы по-прежнему считаем тебя другом и советуем уходить в горы, дождаться, пока все не уляжется. Я сообщу тебе и твоим людям способы связи, после чего, уеду по своим делам.

— Я не покину свой дом.

— Как знаешь...

Снизу, с той стороны, откуда пришел капитан, и где стояли его машины — донесся глухой подрыв, и тут же — густая, автоматная стрельба.

В этот же момент — словно невидимый кулак опрокинул шезлонг, где лежал полковник и сам полковник — покатился по дорогущей итальянской кафельной плитке, которой вымостил дворик.

— Снайпер! — выкрикнул капитан, хотя рядом не было его верной роты. И хотя Аслан был другой веры и другой нации — он, рискуя собой, подскочил к нему, потащил в укрытие...

Он затащил его за закрытую часть бассейна, там уже снайперу их было не поймать. Но снайпер не собирался сдаваться: прочный пластик лопнул, и на нем появились две дырки с расходящимися от них в сторону ломаными линиями.

Кто-то закричал, во двор заскочили несколько человек, среди них был и Руслан. Со стороны дома — бежала, что-то крича, женщина, которая и перевязывала полковника. Но крик ее — оборвался внезапно и страшно, и она повалилась в бассейн. Прозрачная вода в бассейне — стремительно бурела...

Горцы, рассредоточившись, открыли по нависающим над домом горам, но это было худшее, что они могли сделать. Еще два выстрела — один за другим, в полной тишине — и два бойца, которым было по двадцать — двадцать пять лет — упали как сбитые точным ударом кегли.

Руслан — пробежал несколько метров и укрылся за блестящей конструкцией крыши бассейна.

— Помоги мне! — крикнул капитан — дымовые шашки есть?

— Дома!

Вот тебе и вояки...

— Что с моими людьми?

— Там... — Руслан сделал жест назад — стреляют...

— Бери его! Здесь! Как я скажу — беги как я, беги быстро! Понял?!

— У

* * *

— Лабго, киго, цо, бегула!

* * *

Капитан и сам не понял — как они добежали, не попав под выстрел. Они бежали прямо на снайпера, поправку по горизонтали, самую сложную — можно не брать. Но снайпер не выстрелил, и они — добежали.

Внутри дома — на них кинулись женщины, едва не сшибив с ног.

— Пакет мне принеси! — заорал капитан — пакет! И полотенце! Аслан, держись! Аслан!

Полковник Салимов — что-то прохрипел на своем языке. Смирницкий разобрал только — руси.

— Что?! Говори, Аслан, говори.

— Дядя, что!? — отбросив автомат, Руслан упал рядом на колени.

Полковник — сказал несколько слов. Потом — глаза его закатились, и он — умер.

Полотенце и пакет принесли — но было поздно. После такого ранения и двух предыдущих, нормально не залеченных, без оказанной первой помощи — не живут...