Безумие стали

— Фуф, рад, что с вами всё в порядке. Кто-то вырезал дальний кордон, а тут еще и вы пропали. Милорд послал всех свободных людей на ваши поиски.

— Неужели отец беспокоился за меня? Кто бы мог подумать. Как видите, меня сопровождал милейший Фалькон, с ним мне ничего не угрожало.

— Моё почтение, сэр, — сказал старшина и приложил ладонь к шлему. — Прошу вас, леди, следовать за мной. Милорд приказал сразу проводить вас к нему.

— Да пожалуйста! Любезный Гвен, благодарю вас за помощь, я сообщу отцу о вашей заботе. Увидимся позже.

— Я всегда к вашим услугам! — сказал рыцарь и бухнул кулаком в панцирь.

Зара выдавила улыбку и молча последовала за старшиной. На сегодня она уже исчерпала весь запас любезностей, к тому же страшно устала, хотела спать, но впереди разговор с отцом, а с ним не поспоришь. Олмест проводил до дверей Малого зала, не отступая ни на шаг, словно боялся, что дочь эрла вновь сбежит или просто растворится в воздухе. Он открыл дубовую створку и произнес:

— Милорд, мы нашли её.

— Ничего подобного, я нашлась сама!

— Спасибо, старшина. Оставьте нас, — сказал эрл со вздохом.

Отец казался изможденным, глаза печально смотрели на Зару. Она почувствовала смятение — он уже не радуется появлению сына из-за исчезновения дочери? Если это так, то она никогда больше не будет убегать из замка. Молчание затягивалось, девочка кашлянула и произнесла:

— Я не хотела тебя расстраивать, но ты даже не счел нужным меня выслушать, вот я и...

— Зара, я устал от твоего сумасбродства. Сегодня великий день, леди Мелиса подарила мне наследника, а ты поступаешь так, словно хочешь всё испортить.

— Отец, я...

— Выслушай, что тебе говорят! Меня не интересуют твои оправдания, я хочу, чтобы ты подчинялась Петинье и вела себя как настоящая леди, а не как дикий зверек.

— Раньше тебе нравилось мое поведение.

— Раньше у меня не было сына, — чуть слышно проговорил эрл. — Пойми, мать волнуется за тебя, у неё может пропасть молоко.

— А волнуешься ли за меня ты? — спросила Зара дрогнувшим голосом.

— Ну о чём речь? Конечно, да. Пойми, кто-то вырезал всех егерей на границе, а ты в этот момент пропадаешь неизвестно где, что мне делать? Посадить тебя на замок, чтобы больше не убегала? А может, лучше сосватать достойному рыцарю?

— Тьфу ты, глупости какие...

— Да? А что тогда, по-твоему, не глупости?!

— Ну, например то, что я видела сегодня Хана и, возможно, помогу тебе его схватить... если ты наконец-то выслушаешь меня, отец!

Джаб.

Луиза ударилась в хлопоты, готовясь к отъезду. Она решила посетить ювелира, рынок, портниху и нескольких подруг — Джаб не стал препятствовать. Обоих Тигров он приставил к жене и послал гонца в казармы. Нивельхейм тепло относился к супруге, но терпеть не мог совершать с ней покупки и выискивать подарки. Дело рыцаря — воевать, а не метаться по всему городу в поисках отреза шелка "изумительно вишневого цвета" или парчовых перчаток "как у самой королевы Фриги". Даже в такое тревожное время Джаб решил не отступать от своих привычек, тем более Ларкин предположил, что Краснорукие затаятся, новое покушение надо еще подготовить. Генри уехал во дворец на вечерний развод гвардии и попросил друга не высовывать нос на улицу, заявив на прощание: "Не хочу пропустить тот волнующий момент, когда тебя вновь попытаются утыкать стрелами, поэтому окажи мне услугу — сиди пока дома".

Карета с Луизой давно покинула двор. Джаб устроился на веранде, потягивая марочное зарийское. Перед ним лежал взведенный арбалет, пальцы отбивали нервную дробь на подлокотнике кресла. Стоящий рядом слуга подливал вино в бокал и старался делать это незаметно, чтобы не раздражать господина. Джаб стиснул рукоять, но тут же расслабился — над забором проплыл штандарт с коронованным вепрем, герольд торопился донести кому-то волю его величества. Виконт поморщился. Как проще на турнире, когда вот ты, а вот твой противник. Бей копьем, руби мечом, и пусть победит сильнейший! Никто не станет исподтишка нападать на тебя, грозить стрелами и стараться всенепременно оборвать твою жизнь. Пускай даже поле боя, смертная сеча, и тут всё ясно: ты настроен на битву и знаешь, что скоро это кончится, пусть и непонятно пока как. А что делать, когда тебя хочет убить неизвестно кто и непонятно за что? Когда в каждом шорохе чудится поступь врага, а из каждого темного угла ждешь подлого выстрела? Джаб не боялся, но нервничал. Он привык полагаться на свои силы и свой меч, но сейчас вынужден был следовать совету Ларкина. Арбалетный болт прошьет с близкого расстояния панцирь как простую ткань, нет в пользовании таким оружием благородства и мастерства, но зато налицо эффективность. Когда-то Верховный трой грозил отказом в посмертии любому стрелку, но сейчас времена изменились. Джаб вздохнул и разрядил арбалет в бревенчатую стену конюшни.

Как поймать Краснорукого, кто его нанял? Генри обещал помочь, а пока сиди, дорогой виконт, и заливай вином чувство собственного бессилия. Джаб предпочел бы выйти с мечом против пятерых соперников, чем вот так мучиться в ожидании: когда неумолимые убийцы придут по его душу? И самому же отвечать: скорее рано, чем поздно. А может, после неудачи они отступятся? Ну да, ну да, утешай себя... кто бы тогда платил братству Красноруких, если бы они не добивались результата? Никто. Конечно, их мало и если поймать одного исполнителя, другой придет не скоро, но вот как это сделать? Уж больно ловки, сволочи! Джаб вспомнил прищуренный взгляд трубочиста, блеск острого как бритва наконечника, и по коже прошел холодок. Виконт уперся ногой в железный рычаг и вновь взвел арбалет. Слуга протянул очередной болт. "Давайте, идите, я готов к встрече!" — подумал Джаб и опорожнил кубок.

Когда слуга принес второй кувшин, у ворот заржал конь. Они отворилась, во двор въехал Терми. Джаб со вздохом опустил арбалет и махнул старшине. Передав поводья конюху, Лар взбежал по ступенькам.

— Кого-то ждете, сэр? — спросил он, покосившись на оружие.

— Еще не решил, — буркнул Джаб. — Как дела в роте?

— Всё в порядке. Медведь появлялся, но не надолго. Лицо у него было такое зеленое, точно трава по весне.

— Пить надо уметь. Людей отобрал?

— Так точно. В смотре будут участвовать те, кто умеет хорошо чеканить шаг. Как ни странно, лучшие воины в их число не входят. Я выделил двадцать человек, ваша леди будет путешествовать в полной безопасности с таким эскортом.

— Спасибо, Лар. Выпьешь?

— Не откажусь, сэр.

— Ладно, расслабься, не на службе уже.

— Как скажешь. Что-то ты сегодня хмурый какой-то, — заметил Терми, смакуя вино.

— Не каждый день в тебя палят из арбалета.

За рассказом об утреннем покушении они прикончили второй кувшин, Джаб поразил стену конюшни еще тремя болтами, а под конец, когда Нивельхейм посетовал Терми на безалаберность стражи, створка ворот заскрипела и отворилась. Джаб держал взведенный арбалет на коленях. От неожиданности он нажал на рычаг, коротко тенькнула тетива, болт с глухим стуком воткнулся в дубовую створу. Генри Ларкин — уже без доспеха, в малиновом плаще — покосился на дрожащее в футе от него древко и произнес:

— Как я рад, милейший виконт, что арбалетом вы владеете гораздо хуже, чем мечом. Хотя, промахнуться с такого расстояния? Вам должно быть стыдно, мой оруженосец стреляет и то лучше.

Ларкин оставил драгуара у коновязи, в калитку заглянул Чак. Он заметил торчащий из дерева болт, вздрогнул и быстро прошел во двор, ведя в поводу своего жеребца. Слуга побежал закрывать ворота.

— Извини, Генри, — сказал Джаб. — С этим покушением нервы шалить стали.

— Оно и заметно, — буркнул Ларкин и кивнул Терми. — Вижу, вы избрали самый простой способ их поправить.

— Да, а что еще делать? Ты меня покинул, Луиза тоже уехала. Я остался один в огромном доме, а где-то рядом кружат убийцы. Хорошо хоть Лар навестил...

— В тебя он тоже стрелял? — спросил Змей старшину.

— Нет, граф. Но намеревался.

— Готов биться об заклад, что вы опорожнили после этого еще один кувшин зарийского. Наш дорогой Нивельхейм даже впал в патетику.

— От вас, граф, ничего не скроешь...

— Это верно. Ну что ж, господа, если продолжать дальше сидеть на веранде и расстреливать гостей, то среди них, конечно, может попасться и наш убийца, но вероятность этого события ничтожна мала. Предлагаю отвлечься от дурных мыслей и посетить дом баронессы Молиньяк. Диана дает сегодня прием в честь очередной годовщины сражения, в котором потеряла супруга. Нужно поддержать леди в её горе.

Терми коротко хохотнул. Барон Молиньяк имел неосторожность участвовать в восстании речных баронов, из-за чего потерял земли, замок и жизнь. Его жена, тогда еще юная девушка, только вступившая в пору созревания, переехала к родственникам в столицу и со временем превратилась в обворожительную куртизанку, которой благоволил даже маршал армии Олаф Лангобард. Благодаря своей красоте и её почитателям из высшего общества, Диана жила в роскошном особняке на одной из главных улиц столицы — Питейной. В стенах этого дома часто проводились приемы, неизменно собирающие цвет дворянства, среди знати считалось честью попасть сюда. Надо ли говорить, что баронесса нисколько не переживала по поводу гибели старого, и к тому же глупого мужа, а наслаждалась нынешней жизнью и купалась во внимании ухажеров, цинично использовав годовщину давнего траура как повод для нового празднества.

— Ты что-то разузнал? — спросил Джаб.

— Я поговорил с некоторыми людьми, но пока ни в чём не уверен. Давай осчастливим своим присутствием сей прием, тем более Диана давно интересуется, почему ты обходишь её дом стороной.

— Генри, у меня ведь есть Луиза!

— А тебя никто не заставляет изменять ей. Давай собирайся, а то действительно вернется твоя леди и нам уже не удастся улизнуть так просто.

— Спасибо за вино, Джаб. Я, пожалуй, пойду, — сказал Терми.

— Лар, ты разве не хочешь поехать с нами? — спросил Генри.

— Хочу, но вряд ли буду там желанным гостем. Вы прекрасно знаете, граф, что баронесса приглашает к себе только дворян. Не сочтите за дерзость, но с вашей стороны жестоко спрашивать про такое.

— Плевать я хотел, кого она там приглашает. Ты едешь с нами, тем более лейтенанту может понадобиться твоя помощь.

— В таком случае — почту за честь.

Терми пошел к лошадям. Джаб выбрался из кресла и покосился на Ларкина. Друг опять что-то задумал, но ехать к Диане?! Джаб вспомнил темно-карие, почти черные глаза в обрамлении пушистых ресниц; сбегающие локонами по плечам шелковистые волосы ослепительно желтого, как расплавленного золото, цвета; маленькую родинку над алыми губами, влажными и зовущими, способными дарить яркую улыбку и столь страстный поцелуй... даймон! Джаб думал, что давно забыл эту девушку, но стоило Змею заикнуться про неё, как Диана Молиньяк встала перед мысленным взором во всей красе.

...Когда отец выхлопотал место лейтенанта Железных Тигров, Джаб приехал в столицу и тут же начал готовиться к свадьбе. Ларкин взирал на все эти приготовления с неодобрением и старался завлечь друга шумными пирушками, ведь они только окончили Кале и окончили с отличием! Сначала надо хорошо нагуляться, утверждал Генри, а уж потом впрягаться в ярмо под названием "семья". Джаб противился, ведь он уже был обручен с Луизой и не мог изменить ей даже в мыслях! Ларкин смеялся над его рыцарской добродетелью, а в один из летних дней их пригласили в особняк на Питейной улице.

Диана была старше Луизы, но выглядела по сравнению с ней, как утонченная лань перед упитанной козочкой. Очень скоро Джаб понял, что внешность обманчива — баронесса не лань, а красивая и смертельно опасная для юного сердца тигрица. Понял и... влюбился. Диана ответила ему взаимностью, отвергнув куда как более знатных ухажеров. Джаб чувствовал себя на седьмом небе от счастья, он забыл в сладостном бреду о чести и такой давней помолвке. Их встречи проходили тайно, под покровом ночи, но боги, как восхитительны они были! Джаб жил в розовом тумане, пока не прискакал гонец, сообщивший: семейства Нивельхейм и Тельми скоро прибудут в столицу. Вот тут и пришла пора вспомнить о данных обетах, нареченной невесте и чести рода. Угрызения совести терзали его душу с одной стороны, страх потерять любимую — с другой. Джаб бросился в знакомый особняк, чтобы объясниться, и что же он услышал в ответ?

— Так ты намерен жениться? — спросила Диана прелестная.

— Я люблю тебя, но обручен с другой девушкой. Пойми, я тогда не думал, что это серьезно, я...

— Понимаю. Но ведь ты сможешь приходить ко мне и будучи семейным человеком, так делают многие, — сказала Диана коварная.

— Я очень этого хочу, но не смогу. Меня не страшит людская молва, но как я переступлю через свою честь? Как я смогу изменить той, кому дам слово беречь и любить её одну? Я не знаю, что делать!

— Делай, что должно. Женись, но помни — двери этого дома всегда будут открыты для тебя, — пообещала Диана любимая.

Видит хранительница семейного очага Святая Ламина — Джаб ни разу не воспользовался предложением Молиньяк. Он дозволил себе только прощальную ночь, они любили друг друга неистово, страстно, с надрывом, словно чувствуя, что другой возможности уже не представится. Шелковые простыни повлажнели от пота, ногти Дианы впивались в спину Джаба, стоны перешли в крик... а утром он ушел, чтобы больше никогда сюда не возвращаться, и лишь в ушах еще долго звучал горячечный шепот девушки, которую он старался забыть.

Постепенно безумие любви покинуло его. Помогло чувство долга, честь рыцаря и некоторые слухи, достигшие ушей Нивельхейма. Доброхоты рассказывали, что прелестная Диана нисколько не кручинится, продолжает устраивать приемы и весело проводит время с достойнейшими из дворян. Джаб сначала чернел от таких вестей, а потом понял — хоть баронесса и приблизила его, но она никогда не собиралась связать с ним свою жизнь, вольный дух куртизанки довлел над ней и не позволил бы завести семью, даже если бы она этого и захотела. Клятву верности Луизе Джаб дал со спокойной душой...

— Нам обязательно ехать туда? — спросил он у Ларкина.

— Ну, если ты хочешь поймать убийцу, тогда — да. Что-то мне подсказывает, что он непременно появится на этом приеме.

Оценив непроницаемое лицо друга, Джаб только вздохнул. Генри не скажет большего, хоть пытай его, хоть режь. После гибели отца он стал замкнут, никогда не делился своими планами, как прежде, и скрывал под изысканной речью стоны душевной боли, терзающей его. Впрочем, Змей ни за что не признал бы этого, он называл такое состояние "скукой" и старался любыми способами избавиться от неё. Сейчас он увлечен поимкой Краснорукого, Джабу остается только благодарить богов за это и выполнять распоряжения хитроумного друга, а раз так, то придется посетить знакомый особняк, хотя он когда-то и дал себе зарок больше никогда там не появляться.

Перед поездкой Джаб умылся, пригладил влажными ладонями постриженные на армейский манер — по краю шлема — волосы, сменил рубаху на свежую, а сверху надел темно-синий акетон с вышивкой. Доспех остался дома, но меч занял подобающее ему место на левом бедре; парадное облачение завершили шерстяные бриджи, сапоги воловьей кожи с блестящими пряжками и плащ с гербом Нивельхеймов — укрытый серебристым щитом красный крест на синем поле. В довершение, Джаб покосился на запертую дверь и быстрым движением мазнул ароматной притиркой шею. Когда он вышел на веранду, Ларкин шумно втянул носом воздух и заявил: