Посмертие. Второй шанс.

Определившись с направлением, зверь пустился в путь.

* * *

Дождь начался после полуночи. Короткий, но сильный ливень, ознаменовавший прибытие дождевых туч, быстро напитал влагой почву и прошлогоднюю опавшую листву. Пришедший ему на смену мелкий дождик наполнил воздух мельчайшими, почти невесомыми капельками влаги. В лесу наступила власть сырости. Дождь разогнал большую часть лесных обитателей по их логовам. Только самые упорные из них, гонимые голодом или иными инстинктами, продолжали заниматься своими делами. В их числе был и похожий на волка хищник, необычно больших размеров и почти белого окраса.

Зверь не охотился. Ещё задолго до полуночи ему повстречался отбившийся от стада отпрыск местной свиньи. Останки непослушного свинёнка сейчас поедались хищной мелюзгой, а его убийца размеренным шагом двигался к намеченной цели. Он двигался бы быстрее, но приходилось соблюдать осторожность: шорох дождевых капель приглушал все остальные звуки леса. Это резко уменьшало расстояние, на котором можно было обнаружить опасность. Но с другой стороны этот же шорох скрывал звуки его собственных шагов, что отчасти уравнивало шансы. На второе неудобство — мокрый от дождя мех — зверь попросту не обращал внимания. Идущая из глубины души решимость, гнала его вперёд по ночному лесу, заставляя игнорировать и тяжёлый от пищи желудок, и влагу, и возможные опасности.

Приближение к намеченной цели он почувствовал раньше, чем слух уловил приглушенные дождём неприятные скрипучие звуки. Чувство опасности, поднимающееся откуда-то изнутри, начало подавать тревожные сигналы, заставив уменьшить скорость движения. Осторожно, шаг за шагом, зверь приближался к конечному пункту своего ночного похода. Но наступил момент, когда инстинкт самосохранения, требовавший убираться подальше отсюда, заставил его замереть на месте. Он не мог сдвинуться вперёд ни на шаг, но и не мог отступить обратно. Одна часть его души гнала вперёд, а другая не менее решительно требовала отступить. Огромный волк стоял неподвижно, не реагируя ни на что, пока человек и зверь боролись за право овладеть его телом — человеческая решимость и чувство долга против звериных инстинктов. И в этой борьбе завершался процесс, начатый ещё за Гранью мира.

* * *

Незримые нити, которые связывали две такие различные сущности в одно целое, уже давно перестали быть просто нитями. Словно прутики ивы, посаженные во влажную плодородную почву, эти останки астрального существа пустили корни в душу смертного и дух зверя. Прорастая, они изменяли тела сущностей, вытягивая из них нужную для этого процесса энергию. Но в результате и само это связующее звено изменялось. Все три составляющие: душа человека, зверя и останки астрального хищника, постепенно превращались в единое целое. Каждое напряжение духовных сил, каждый всплеск эмоций, словно катализатор, ускоряли это слияние. И вот наступил момент, когда незримая борьба смела последние барьеры, и человек со зверем осознали, что они связаны навеки и им не обойтись друг без друга. Осознали и потянулись друг к другу, сливаясь в единое целое, поглощая и растворяя в себе ошмётки их общего врага.

* * *

Информация из окружающего мира обрушилась в сознание бурным потоком, будто снова включился какой-то приёмник. Греф пребывал в облике огромного белого волка, но это его совершенно не волновало. Он просто осознавал этот факт, и всё. Отныне ему не грозили спонтанные превращения или возможные неудачи с этим процессом. Изменение тела стало таким же простым и понятным, как и способности управлять своими конечностями. Тот или иной облик физической оболочки теперь можно было использовать для достижения поставленной задачи максимально эффективно. В данном конкретном случае, облик зверя был не вполне удобен. Пары секунд хватило, чтобы волк превратился в смертельно-опасное существо, сочетающее в себе черты человека и зверя.

Неизвестный враг находился уже близко. Неприятный писк-скрежет странных летающих созданий не оставлял в этом никаких сомнений. Но настораживало другое: Греф ощущал этих птице-ящеров примерно так же, как и местных магов. Однако были существенные различия. Энергетика шаманов не вызывала у него такого чувства гадкой брезгливости. Эти крылатые создания были не только необычные по виду, но и мерзкие по своей сути.

Среди энергии этих тварей чувствовалось присутствие и вполне обычных носителей магии. Неужели Крылатые Убийцы — это маги человеческого рода, которые ради каких-то своих загадочных целей не дают покоя сородичам? Выяснить прав ли он в своих предположениях, Греф мог только одним способом. Для этого следовало подобраться поближе. Оборотень осторожно скользнул вперёд, прикрываясь стволами лесных гигантов. Шаг за шагом он приближался к разгадке тайны, которая не давала ему покоя в последние дни. Дождь и крики странных скакунов позволяли надеяться, что его присутствие останется незамеченным.

Лагерь чужаков расположился на обширной поляне. Выбрали её, скорее всего, из-за наличия бойкого родника и отсутствия зарослей кустарника. Это позволяло, как предположил Греф, не опасаться за самое уязвимое место 'транспортного средства' — кожистые крылья. Плотные накидки закрывали глаза этих необычных животных, тем самым не давая им подняться в небеса. Дополнительной страховкой служили поводки из блестящих и неожиданно тонких цепей, один конец которых крепился к забитому в почву штырю, а второй заканчивался кольцом, продетым в огромные ноздри. Крылатым зверям не оставалось ничего другого как отдыхать, временами оглашая округу своим противным голосом.

Их хозяев Греф поначалу принял за людей. Две руки, две ноги, голова — всё как у представителей рода homo sapiens. Необычно стройны все, но и только. Но это вполне может быть результатом повального увлечения культом собственного тела. Ночь и дождь мешали сразу рассмотреть более мелкие детали, а потому первую значимую деталь чужаков удалось узнать благодаря усилившейся чувствительности: все они были носители магии. Вот только большая часть пришельцев ощущалась едва-едва, а примерно десяток, или чуть больше, на этом фоне выглядели яркими факелами. И пользовались своими способностями эти избранники судьбы весьма охотно. Чем ещё кроме магии можно было объяснить ярко пылающие костры и совершенно сухие туши крылатых созданий. Да и одежды чужаков мокрыми не выглядели.

Именно яркие языки пламени позволили Грефу заметить главное отличие пришельцев от людей — удлинённые и заострённые уши. Потом проявились и отличия уже между самыми чужаками. Носители магии были темнокожи и обладали яркими светлыми волосами, напоминающими по цвету золото. Их прислуга и охрана отличались куда более светлой кожей, тёмными волосами и чуть более низким ростом. Последняя деталь, впрочем, была почти незаметна. Одежда и оружие хозяев отличалась богатством и индивидуальностью, в то время как у более светлокожих чужаков царила изящная простота и единообразие.

Охрану пришельцы выставили грамотно и несли исправно. Не было здесь видно той небрежности, которая позволила Грефу навести столько шороха на ночёвке местных каннибалов. Помимо бдительных часовых, ощущались и незримые магические потоки по всему периметру лагеря. Они были едва различимы, но всё же присутствовали. Греф сначала удивился этой детали, но потом вспомнил ритуал в исполнении Глатака. Если тогда ему удалось ощутить магию в деревьях, то разве стоит удивляться, что вражеские маги что-то сотворили для своей безопасности. Вот только означало сие открытие то, что умение и знание чужаков в этом аспекте местной реальности куда больше, чем у людских шаманов. Ну и ещё практичней, что ли.

Чем дольше наблюдал Греф за вражеским лагерем, тем сильнее его мучил червяк сомнений и подозрений. Что-то было не так во всём этом. Организованная по всем правилам охрана ночного привала, которую несли вышколенные и отлично вооруженные светлокожие воины, слабо вязалась с расслабленным поведением темнокожих магов. Если это военный поход, пусть даже карательная акция, то почему эти обладатели золотых шевелюр позволяют себе выпивать, закусывать и вообще вести себя так, словно они и не находятся вовсе на вражеской территории? Они настолько уверенны в своих солдатах и собственных силах? Или за многие поколения им подобные сумели так запугать обитателей местных лесов, что теперь и не воспринимают их всерьёз?

С удивлением Греф отметил, что среди отдыхающих не только мужчины, но и женщины. Походная, пусть и богатая, одежда, всеобщая стройность и длинные причёски поначалу ввели оборотня в заблуждение. Но по мере того, как воздействие горячительных напитков начало усиливать своё влияние, отдыхающие стали допускать некоторые вольности в общении. Вот тут то и заметил укрытый ночью и дождём тайный соглядатай, что у некоторых магов имеются в наличии такой отличительный признак, как женская грудь. И червяк сомнений принялся за своё дело с новыми силами. В том, что женщины могут служить в военных формированиях, никакого чуда бывший землянин не увидел. Но вот вольности, которые допускали в общении сослуживцы, явно принадлежащие к офицерскому составу, мягко выражаясь, удивляли. За подобные вещи, да ещё и на глазах у младшего состава, в земных армиях запросто можно было бы угодить под трибунал.

В конце-концов гуляки всё же отправились отдыхать в разбитые возле костров приличного вида палатки. До рассвета оставалось не так уж и много времени, а потому и оборотень потихоньку и незаметно удалился вглубь леса, чтобы покемарить где-нибудь пару часов. С первыми лучами солнца он намеревался вернуться на свой наблюдательный пост, чтобы продолжить изучение этого врага и, если получиться, понять его дальнейшие планы.

Подходящее для сна место удалось отыскать относительно недалеко от лагеря Крылатых Убийц. Один из лесных гигантов в прошлом не выдержал натиска ветра и рухнул, выворотив из земли своё обширное корневище. Кустарник и травы заплели этот неопрятный ком земли, под которым в результате образовалась небольшая пещерка. Для Грефа главным её достоинством была относительная сухость её земляного пола. Превратившись обратно в волка, он заполз в этот временный приют, с наслаждением вытянулся, положил голову на передние лапы и уснул. Спал чутко, время от времени поднимая голову и прислушиваясь к доносящимся звукам.

* * *

К утру дождь практически прекратился, хотя небо было по-прежнему затянуто пеленой серых туч. Но такая погода не являлась существенным препятствием для полёта трикстеров, и старший десятник Баалейн отдал команду готовиться к выступлению. Бойцы отряда охраны не мешкая приступили к сворачиванию лагеря, оставляя в покое только палатки высокородных ангья.

— В этом году дожди пришли слишком рано.

Баалейн даже не обернулся, чтобы узнать, кто сумел так тихо подобраться к нему со спины. Он и так знал, что позади сейчас стоит его заместитель Тарлааен, точно такой же десятник и старый товарищ.

— Ты прав. Обычно в это время здесь ещё царит Солнце.

— Может, Покровителям неугоден этот поход?

— Никому неведома воля Покровителей, до тех пор, пока они не возвестят её своим слугам, Тарлааен. И потом, с чего ты решил, что Покровителям интересна судьба этих фиримар? До сих пор всё было совсем наоборот.

— Времена и обстоятельства меняются, Баалейн. Когда к нашему господину прилетал эрниль Илоонир, я перекинулся несколькими словами со своим знакомцем из его свиты.

— И что же тебе поведал твой знакомец?

— На юге назревают проблемы. Эрниль Илоонир был очень обеспокоен, после последнего Совета властителей. Ты же знаешь, что он не из тех высокородных, которые начинают волноваться по любым пустякам.

Баалейн помолчал, наблюдая за тем, как воины упаковывают тюки и распределяют их по трикстерам. Молчал и его собеседник.

— Ты прав, — промолвил он наконец, — Эрниль Илоонир достаточно часто встречался с призраками времён Иа, чтобы научиться отличать опасность от глупых подозрений. Но какое это имеет отношение к воли Покровителей?

— Может, что и никакого, но дожди вот начались слишком рано. Не нравиться мне всё это.

— Ты слишком подозрителен, Тарлааен.

— Согласен. Вот и сегодня ночью мне показалось, что за нами кто-то следит.

— Показалось?

— Именно. Правда, караул ничего не заметил, трикстеры вели себя не шумнее обычного, да и к периметру никто не приближался. Точно показалось.

— Но что-то тебя всё же насторожило?

— Да это, наверное, просто хищник какой-то ночной близко подошёл.

Старший десятник Баалейн хотел было продолжить расспросы, но тут из своей палатки вышел первый из высокородных — младший отпрыск эрниля Санкаана и глава этого похода ангья Релеенарин.

— Потом договорим, — бросил старший десятник собеседнику уже на ходу.

— Потом так потом, — согласился тот, и направился к воинам, которые уже завершали погрузку вьюков на трикстеров.

* * *

Греф вернулся к лагерю чужаков, едва небо на востоке начало сереть. На этот раз он решил остаться в облике зверя: если заметят, то пусть лучше заинтересуются просто необычным хищником, а не монстром.

Крылатые Убийцы сворачивали лагерь. Светлокожие воины сноровисто собирали палатки и упаковывали нехитрый походный скарб в небольшие тюки. Часть из них была занята кормлением крылатых созданий: куски туш убитых оленей на длинных шестах подносились к безобразным головам и мгновенно исчезали в клыкастых пастях. Впрочем, обильной трапеза этих необычных летунов не выглядела. Очевидно, отряд намеревался продолжить движение, а тяжёлый желудок в таком случае будет только помехой. Хотя, если подумать, полёт обеспечивается далеко не крыльями — их площади не хватит для удержания в воздухе довольно массивного тела, на котором ещё и восседает всадник с оружием и пожитками. Может, их намеренно не хотели кормить досыта, чтобы твари были злее и агрессивнее?

Золотоволосых офицеров пока в поле зрения не наблюдалось: очевидно, проблемы поддержания дисциплины на должном уровне возлагались на других членов отряда. Вскоре Греф обнаружил этот младший командный состав: двое чужаков не участвовали во всеобщих хлопотах, а только следили за остальными. Понятно: вот он — местный аналог сержантов или прапорщиков.

Благодаря приличному освещению удалось составить более полную картину внешнего облика пришельцев. Помимо удлинённых ушей, всех их объединяла 'модельная внешность': идеальные пропорции фигуры и лица, гладкая кожа, пышные волосы. Больше всего они напоминали хорошеньких гимнастов. Или даже гимнасток: на его взгляд в облике этих воинов присутствовала некая толика изнеженности.

Впрочем, это совершенно не мешало им выглядеть дисциплинированными и хорошо обученными солдатами. Очевидно, что и своим оружием они тоже умели пользоваться. Греф заметил обязательное наличие сабель, кинжалов, луков и довольно необычного с виду древкового оружия. Поначалу он обозвал его копьём, но потом понял, что ошибся: однолезвийный ножевидный наконечник с хвостовиком, закреплённый на древке позволял не только колоть, но ещё наносить рубящие и режущие удары. Умелый воин таким оружием может сражаться, пожалуй, даже эффективней, чем мечом или, как данном случае, саблей.