Чужая земля

— Что это такое, сэр?

Голос Чамберса, в котором была слышна плохо скрываемая паника — вернул сержанта к жизни. Он отвечал за них за обоих — и должен был сохранять хладнокровие.

Сержант осмотрелся по сторонам.

— Второй, это первый. Слышишь меня? Медленно объезжай и вперед. Медленно объезжай и вперед.

Мерседес тронулся с места. Сержант не стал говорить Чамберсу, что он увидел еще одну такую тварь в кустарнике. И эта тварь — была живая...

Ближе к закату — они сошли с дороги, остановили машину — но на таком удалении, чтобы видеть дорогу и что на ней делается. Местность изменилась — теперь она была холмистая, покрытая какой-то степной травой, которая была взрослому человеку почти что по грудь. По-видимому, где-то рядом была большая вода, река или озеро, раз траве хватает воды для роста. Сержант обтоптал вокруг грузовика небольшое пространство — прежде всего от змей, он подозревал, что они здесь были. Затем, они занялись тем, без чего не могли двинуться дальше — дозаправкой машины. Нас счастье — нашелся и шланг, который можно было сунуть в бак и заполнить его соляркой. Простое и нужное для продолжения движения дело — отвлекало от мрачных мыслей.

Гибсон думал — где же они могут быть. Если это не Йемен — по его прикидкам это мог быть Судан. Не такое скверное место, как Аден — хотя дерьма и здесь хватает. Вотчина Аль-Каиды, несколько лет здесь жил Осама Бен Ладен. География совпадала — на юге страны местность была гористая, дальше выравнивалось. Но все остальное не вязалось. Прежде всего — поразительно мало людей, такое ощущение, что они попали в девятнадцатый век или даже раньше — хотя оружие как раз современное и действенное, в чем они убедились. Второе — в Африке должны быть негры и они должны говорит на суахили, распространенном в Африке языке. А тут были белые, и они говорили на арабском. Ближний Восток — можно было бы поверить, если бы не степь и такое безлюдье. Может быть, где-то в республиках бывшего СССР? Но там не говорят по-арабски, там, в основном до сих пор говорят по-русски — а здесь сержант явственно слышал арабский и просто в разговоре и в радиообмене. Афганистан? Да быть не может. Во-первых — их давно бы уже остановили для досмотра силы безопасности, во-вторых — в Афганистане распространен пушту и дари — но никак не арабский. Ливия? Тоже не подходит — там нормальные дороги и намного больше людей...

И нигде, ни в одной известной сержанту Гибсону стране — он не припоминал таких вот животных.

— Мне это не нравится, сэр... — сказал Чамберс нервно. Было видно, что он хочет поговорить — но никак не решается...

Гибсон вздохнул

— Если бы ты знал, как мне это не нравится...

— Нет, сэр, я имею в виду вот это.

Чамберс протянул сержанту какие-то дешевые, электронные часы.

— Посмотрите, который час.

Сержант посмотрел — и не поверил своим глазам. Двадцать шесть часов и одиннадцать минут....

— Это что за хрень еще такая, мать твою?

— Не знаю. Я только недавно это увидел. Вам не кажется, что день слишком длинный?

Гибсон посмотрел на часы, потом постучал об ладонь. Начал нажимать на все кнопки, но так ничего и не понял. Добился лишь того, что часы и вовсе начали показывать какую-то хрень.

— Где ты это взял?

— Снял с одного из этих. Там... — Чамберс махнул рукой в ту сторону, откуда они приехали — вам не кажется странным, что здесь нет ни одного мобильного телефона? Мы не нашли ни одного...

— Может, захолустье какое...

— Да не скажите. В Ираке мобильная связь покрывает больше половины территории страны. Но даже если здесь ее и нет — люди, которые приехали, наверное, за оружием — они наверняка живут в каких-то населенных местах. Они что — все как один оставили свои сотовые телефоны дома, отправляясь сюда? Сотовые есть даже у сомалийских пиратов! А здесь нет.

Сержант усмехнулся

— Давно таким умным стал?

— Всегда таким и был. Я не только журналист, не забывайте.

— То-то я удивился... И что?

— А то, что возможно, профессор был прав. Что если это не Земля, а какая-то другая планета?

— Чего? Ты, парень, переутомился, или это чувство юмора у тебя такое?

— А что те животные?! Вы видели когда-нибудь таких животных?!

Сержант усмехнулся

— В моем образовании, парень — зияют пробелы... Но если ты что-то никогда не видел — это не значит, что не увидишь. Все бывает в первый раз.

— Таких животных на земле нет. И быть не может!

— И что с того...

Простой вопрос — вогнал Чамберса в ступор. Он просто не хотел сам себе задавать вопрос — ну и чего?

— Вот что, напарник... — сказал Гибсон — если уж мы попали в такое дерьмо, надо просто выбираться из него. Лично мне насрать, сколько рогов у местных зверей — один, два или десяток. Здесь есть самое главное. Здесь есть люди, их видели и ты и я. А я — еще и слышал обмен по рации, где говорили об англичанах. Нам нужно просто выйти к своим — при этом желательно живыми и со всем с тем, что есть в кузове. Как план?

Чамберс немного подумал.

— А что, у нас есть выбор, сэр?

Сержант подмигнул

— Нет выбора, напарник. Никакого.

Откровенно говоря — и сам сержант подозревал, что дело неладно. Где-то идет бой, упоминают инглизи — англичан — значит, это зона боевых действий. Но он не видел ни самолетов, ни вертолетов, ни блокпостов, кроме вражеских — получается, что огромная территория находится вообще все всякого контроля. Оружие лежало в кузове свободно — если бы это была зона боевых действий, их давно заметили бы либо с беспилотника, либо — с патрульного Нимрода. Современные средства слежения позволяют заметить прыщи на заднице какого-нибудь Абдаллы, не то что машину с кузовом полным оружия. И выслали бы воздушный патруль или просто уничтожили бы.

Так что это за ваххабитский заповедник, мать твою...

Надо было готовиться ко сну...

Съев немного сушеного мяса и разделив лепешку на двоих — сержант подумал, что завтра надо пристрелить... да хоть такую же тварь в тонну весом, мясо оно и есть мясо — они начали строить оборону на случай ночного нападения. Можно было бы разжечь костер — но Гибсон поопасался это делать в незнакомой местности. Может загореться трава, с дороги могут прийти двуногие и четвероногие хищники — а они, как они уже успели убедиться — чрезвычайно опасны здесь, что те, что другие. Машину они загнали на возвышенность, местность хорошо просматривалась и простреливалась — за исключением случая, если кто-то подберется ползком по траве. К приборам ночного видения у них были батарейки — но сержант решил, что включать приборы они будут в самом крайнем случае — еще непонятно, сколько им идти и что будет на следующую ночь. Лучшее место для поста — это в кузове, за пулеметом, а лучшее место для сна — это в кабине, там хоть и узкая полка за сидениями — а есть. Сержант взял моток лески — он у него был всегда при себе — и из трофейных гранат поставил в траве растяжки, решив, что снимет их утром — а вечером снова поставит, и так будет делать каждую ночь. Гораздо лучше было бы использовать для растяжек сигнальные мины — но их у него не было. Наскоро объяснил Чамберсу — как пользоваться крупнокалиберным пулеметом. Он не сомневался, что Чамберс промахнется — но грохот пулемета, по крайней мере, разбудит его и даст понять, что дело плохо.

Самое хреновое — он понимал, что Чамберс может заснуть на посту — гражданский, что с него возьмешь. Но стоять на посту один всю ночь — он не мог, завтра — он должен быть сильным и отдохнувшим, чтобы идти дальше.

На посту — ему выпало стоять первым...

Взошла луна. Самая обыкновенная, желтая луна, чуть ущербная. Совершенно такая же, как на Земле...

На Земле?

Какой-то частью своего сознания он понимал, что профессор был прав, что это не Ирак, не Афганистан, не Ливия, не Судан, что это — какое-то место, о котором люди не имеют ни малейшего представления. Если бы это был обычный мир — он уже встретил бы либо туристов, либо военных, либо миссионеров... Земля в последнее время превратилась в одну большую деревню, шагу никуда нельзя сделать, чтобы не натолкнуться на других людей. А тут... Другой мир — как он говорил. Профессор, профессор... Было бы гораздо проще, если бы он остался с ними, но говорить в сослагательном наклонении бессмысленно.

Он не находил в себе отторжения той мысли, что здесь — другая Земля и теперь он здесь. Вспоминая последний свои туры в зону боевых действий... короткие промежутки между ними, он не мог вспомнить ничего хорошего. Об этом никто не говорил вслух, даже между собой не говорили, но их, солдат двадцать второго полка — в последние годы все чаще и чаще посещала мысль, что привычный мир катится в бездну. В отличие от других подразделений армии Ее Величества — их не касались правила сменяемости войск на поле боя — и они ездили не в туры, а почти не вылезали из зоны боевых действий. Только в Афганистане — лично он отбарабанил больше года, если считать все его ходки — а ведь ему пришлось побывать в последние годы и в Ираке и в Сомали. Особенно запоминалась Сомали... их патруль и еще несколько бросили на усиление, когда стало понятно, что повстанцы не справляются. Дернули из Афганистана, хотя там остановка была хуже некуда... это яснее всего показывало, насколько важна операция в Ливии. Там уже был спецназ... в основном французский, Иностранный легион, там было немало русских, сербов, хорватов... славян, в общем. Ситуация поражала своей несуразной дикостью — повстанцы представляли собой один большой табор и бросались в атаку под крики Аллаху Акбар, от которых у них, прошедших Афганистан — каждый раз мороз по коже. Там они их убивали... здесь это были возжаждавшие свободы жители диктаторской страны... вопрос только, в чем заключалась эта свобода...

Сержант смотрел на луну, мысли бежали табуном, обгоняя друг друга... Афганистан... Хост, Вардак, Кандагар... Двадцатилетние пехотинцы Ее Величества, зубами вгрызшиеся в камни и держащие оборону... по одному из удаленных постов за день выпустили двести одиннадцать ракет. Они знали, что надо уходить, что они воюют против народа, против всего народа — но знали они и то, что если уйти эти — пойдут за ними. Лондон... те же самые лица, какие он лицезрел в Кабуле во время короткого отдыха... чертыхающийся на урду бородатый водитель такси-кэба, который не может найти нужную улицу... он не знал, что его пассажир тоже знает урду. Финансовый кризис, общее ощущение какой-то непоправимости, бессмысленности и бесполезности происходящего, ощущение медленно, но верно наползающей катастрофы. Погромы... дым пожаров, который он видел по телевидению, в новостной программе, слушать которую собрались все свободные офицеры и унтер-офицеры в базовом лагере... голос диктора, прерываемый стрекотом вертолетов и тяжелыми вздохами гаубиц... Плакат на стене... здесь действуют законы шариата... плакат на стене лондонского дома, которому две сотни лет. Какого черта они воюют с этим здесь, если у них дома — ругающийся на урду кэбмен и действующие в столице законы шариата. Какого вообще черта... сержант был уверен, что многие хотели бы это крикнуть, но все подавленно молчали или с преувеличенно важным видом обсуждали прошедшую и счастливо завершившуюся без Т4* миссию.

Какого черта, кому нужна эта миссия, кому нужна британская кровь на этой земле, когда в столице метрополии — такое?!

Сержант внезапно понял одну вещь. Он уже больше суток не беспокоится ни о чем, кроме как об уровне топлива и о том, как бы не проспать патруль в степи. Ему совершенно неважно, что это за степь... есть дорога, и они по ней едут. Вот и все.

И все-таки — с происходящим надо разобраться. Завтра надо захватить по возможности кого-то живым и допросить на предмет того, где они и какого черта здесь делается. Потом можно и в расход... понятное дело...

Сержант посмотрел на часы — часы у него были нормальные, МТМ, один парень из Дельты подарил в восьмом году — пора. Хватит стоять как идиоту... пора и поспать. И пусть только этот маменькин сынок проспит...

Гибсон опустил монокуляр, осмотрелся по сторонам. Видно все прекрасно — луна дает достаточно света, можно даже и без монокуляра смотреть. Легкий ветерок, дующий с той стороны, откуда они едут, волнами колышет залитую лунным серебром траву, никакого движения — ни на дороге, ни где еще.

Красиво...

Он посмотрел туда, куда он собирался спрыгнуть — в мозгу застряла мысль о змеях. Ничего. Оставив пулемет в кузове, и держа автомат, он спрыгнул — и в этот момент понял, что рядом кто-то есть. Совсем — рядом. Палец нащупал спусковой крючок автомата... и в этот момент, его кто-то куснул... как комар, не сильнее. Он жал на спусковой крючок — но тот почему-то не поддавался. Потом — все потемнело... и он еще успел услышать выстрел. И подумал — кранты...

* В британской терминологии — погибшие

Чужая земля

Дорога

День второй

Сержант пришел в себя от того, что что-то больно толкало его в щеку. Очень больно. Потом пришла мысль — где это он сумел так нажраться, что аж себя не помнит? В Афганистане был сухой закон, пиво конечно можно было — но тоже в очень умеренных дозах и пропорциях. А он — нажрался буквально в дрова...

Ощущение было такое, как будто ты встал после долгого, но тяжелого, не дающего отдохновения сна. Распухший язык едва помещался во рту, перед глазами — какой-то ящик, голова — как чугунная. Мыслей — никаких. Кроме той, что ему влетит и влетит капитально. Впрочем — его наверное взяли на какую-то миссию, чтобы протрезвел — подальше от глаз начальства...

Он попытался лечь поудобнее, чтобы ящик не тыкался в морду — и обнаружил, что связан по рукам и ногам.

Хаджи, мать твою!

Осознание этого было как холодный душ, как ведро ледяной воды за шиворот. Если он попал в плен к моджахедам ... то дело дрянь. Даже если они не знают, кто он, в каком подразделении служит — все равно — приехали. Последнее, что доводила до них разведка — моджахеды собирались захватить кого-то живьем, доставить в Пакистан, установить веб-камеру — и в прямой трансляции в Интернете показать всем правоверным, как с неверного снимают заживо кожу. Что придумают местные хаджи — неизвестно, но вряд ли что-то менее мучительное. Попасть в плен — было самое страшное в Долгой войне, что для одной стороны, что для другой.

Возможно, кто-то другой и запаниковал бы. Но не Сосед — Сосед искал возможность высвободиться, или хотя бы подороже продать свою жизнь...

Плохо то, что с ним Чамберс. В одиночку — с его бородой и знанием намазов — возможно, удалось бы проканать за пакистанца, за пакистанского офицера, многие из которых в Сандхерсте или за британского мусульманина. Если даже штаны снимут... это его не выдаст... понятно, в общем. А пакистанского офицера не тронут, многие из этих ублюдков получают деньги и оружие от пакистанской разведки, у многих семьи на той стороне — и рисковать не будет никто. Узнав, что убили пакистанского офицера — остальные церемониться не будут, устроят зачистку и вырежут всю семью под предлогом того, что в доме была явка террористов, и им там оказали сопротивление. Только так... это мы с ними возимся, а надо вырезать под корень...