Зоя отмахнулась от голоса, словно от назойливой мухи и, воспользовавшись тем, что Профессор впал в ступор, задрав голову, скрылась в ближайшем коридоре.

— Хмы...— голос похоже издевался, — Именно, именно...

Профессор отлично знал, что на корабле кроме их четверых никого нет. Но голос явно не принадлежал ни Шуке, ни Роману. Какой-то странный голос. Потусторонний, что ли. Неужели... Испуганно озираясь по сторонам, Михалыч хрипло зашептал:

— Т-ты к-к-кто?

— Я? — охотно откликнулся голос, — Всего лишь машина. Вам же сказали. Счетная машина. Я рассуждать не могу.— и замолк, больше не отвечая ни на какие вопросы.

Савелий Михайлович прыжком развернулся и бросился в свою каюту. "Неужели показалось? Галлюцинации? Но ведь и Зоя слышала... или... или не слышала? Боже!".

* * *

Внутреннее пространство корабля на первый взгляд не поразило землян своим объемом. Большую его часть занимали различные элементы двигательной системы, системы, позволяющие совершать прыжки в подпространстве и, разумеется, самые разнообразные системы жизнеобеспечения.

Тем не менее, обитаемое пространство занимало пять этажей-палуб, расположенных в центральной части корабля. Палубы соединялись меж собой проходящей продольно через весь корпус, пронзая все палубы, трубой. В этом "лифте" не имелось ни кабин, ни движущихся площадок — просто вошедший на своем этаже в открытый овальный проем оказывался в состоянии невесомости и, оттолкнувшись от специальных ступенек, не торопясь дрейфовал вверх или вниз, в зависимости от того, куда он направлялся. У каждого этажа его движение слегка подтормаживала некая сила, благодаря чему он мог, ухватившись за поручень, свободно выйти. На палубе его сразу подхватывала сила тяжести. К этому переходу следовало привыкнуть и пока путешественники не получили навыка случались самые казусные ситуации, непременно вызывавшие взрыв смеха присутствующих. Через мгновение потерпевший уже сам хохотал над следующим горемыкой.

Больше всех этот "лифт", вернее то состояние невесомости, которое охватывало в нем, неожиданно понравилось Профессору. Первые дни он проводил в "лифте" по нескольку часов кряду, добродушно ворча в ответ на шутки товарищей, что ему это интересно: "С научной точки зрения. С научной". Приходилось выманивать его из трубы различными посулами.

Еще одна палуба размещалась у самого днища (или того, что считалось днищем) корабля. Там находились два шлюзовых отсека двух отдельных выходов — основного (побольше) и резервного (поменьше), а так же ангар с небольшим катером и пустым местом под еще один катер, которого не было в наличии. Куда делась вся масса тех топливных кубов, на погрузку которых потратили столько времени и усилий, Роман не мог понять. По словам Зои корабль, вернее его механизмы, сам распределил всё топливо по предназначавшимся ему местам.

Пять палуб позволили астронавтам расселиться с большими комфортом. Каждый в отдельной каюте со всеми необходимыми в дальней дороге службами: санузлом, спальней, комнаткой с чем-то вроде спортивных тренажеров и набором различных массажных устройств. Кроме того имелось несколько лабораторных отсеков, один медицинский, складские, общий, который Шуке назвал "кают-компанией".

Один этаж, с потолком вдвое выше, чем на остальных палубах, полностью занимал... как его назвать? Какой-то необычный, фантастически-необъяснимый каменный грот, поразивший землян больше всего. Само его наличие на таком небольшом по размеру корабле уже загадочно. Войдя, несколько согнувшись, сквозь небольшую совершенно круглую, прикрытую прозрачно толстой заслонкой дверь, сразу оказываешься в ином, сказочном мире! Словно попал на другую, удивительную планету. Находясь в ней, можно было гулять целый день по каким-то необыкновенным зарослям, по тропам меж невысоких скал, перепрыгивать небольшие ручьи. Ступать по мягкому мху и отдыхать в многочисленных крошечных, глубиной не более полуметра, кристально прозрачных озерках-ваннах с теплой водой. Уходить вдаль на километры и километры и, при этом, ни разу не оказаться в одном и том же месте. Земляне поначалу даже боялись заблудиться, но вскоре чувство страха ушло, уступив место восхищению и преклонению перед технологиями и искусством инопланетных иллюзионистов.

Всё-таки наибольший интерес Профессора, даже больший, чем труба-лифт и вышеупомянутый грот, вызывала рубка управления кораблем, занимавшая вторую сверху палубу. Вокруг центрального экрана, представлявшего собой вертикальную, трехметровую диаметром световую трубу, расположенную по самому центру рубки, установлены двумя полукольцами столы с восемью удобными глубокими креслами с внешней стороны каждого. Именно в этой трубе и находился Центральный Процессор — мозг корабля. И откуда бы, из какого бы кресла ты не смотрел на клубящийся мрачновато-сине-зелёным цветом бок "трубы", тебе в её глубине открывался совершенно одинаковый объемный вид. Изображение формировалось где-то в глубине газообразного, заключенного в силовое поле, тела. Кроме того каждому члену экипажа выводилась еще и дополнительная, соответствующая его специальности и занимаемой должности, информация. Экран сам определял специальность и должность смотрящего в него, неважно в какое бы кресло тот не сел. Таким образом, какого-то определенного рабочего места ни у одного из членов экипажа не было. Можно бухнуться в первое попавшееся и Центральный Процессор тут же обратит его именно в твое рабочее место.

Кроме того стол каждого, находящегося в рубке управления, украшали два-три дымчатых экрана, появлявшихся и исчезавших по мере необходимости. Лишь с кресла сидящего за столом картинка в них виделась вполне четкой, при взгляде же со стороны тело экрана расплывалось легкой дымкой. Всё управление кораблем сводилось по большей части к тому, чтобы выбрать из нескольких вариантов предлагаемых на экране центральным процессором возможных действий — одно, самое необходимое в данной ситуации. Если выбор порождал, с точки зрения корабля, нежелательные последствия или разночтения, он не стеснялся его уточнить голосом, прибегая порой к самым саркастическим комментариям.

Вообще корабль мог без стеснения заговорить с любым пассажиром или членом экипажа, где бы тот в то время не находился, хоть в санузле в самый интимный момент (что поначалу шокировало землян). Мог ответить на совершенно любой, самый каверзный, самый нелепый вопрос. Но категорически не желал общаться с землянами на темы устройства корабля или правил его пилотирования.

Первый раз Романа, беспечно принимавшего "душ", чуть не хватил удар, когда голос прямо за спиной посочувствовал: "Тебе бы не мешало скинуть немного вес". И убедившись в произведенном эффекте, успокоил: "Ухожу, ухожу. Неженка какая!". И кто его знает, "уходил" ли он в действительности. Корабль, вернее речевой блок его центрального процессора, с удовольствием вспоминал все последующее время полета его первые "встречи" с Профессором и Романом. Корабль мог разговаривать со всеми членами экипажа одновременно либо с одним-двумя из них. Как вскоре убедился Роман, голос слышал только тот, к кому корабль обращался непосредственно. Шуке пояснил, что голос раздается не извне, а рождается в голове того, к кому обращается процессор. Поэтому голос всегда говорит на языке слушателя и речь его настолько разнообразна или примитивна, насколько это позволял лексический запас и интеллектуальный потенциал слушателя.

Хотя голос корабля возникает у каждого в голове, но у члена экипажа создается полное впечатление, что он разносится из вне. Роман мог поклясться, что в большом помещении его даже сопровождает лёгкое эхо.

Но каких либо речевых команд, связанных с управлением кораблём, центральный процессор не принимал принципиально, требуя их непременного подтверждения с экрана в рубке управления.

* * *

Первые недели повышенная сила тяжести до нельзя выматывала землян, особенно не молодого уже Михалыча. Он даже перестал по своей привычке слегка подпрыгивать на одном месте, погрузившись в размышления. Да и отвыкшие от родной силы тяжести Шуке и Зэнь-Ди в своих земных обличьях молча страдали, не показывая вида. Шуке лишь однажды, в ответ на жалобы Романа, проворчал: "Скажите спасибо, что это не военный крейсер. Вот где ускорение. Там сила тяжести плющит людей. Сам-то я, правда, на них не летал, но слышал много...".

Однако уже к концу первого месяца заметно возросшая мышечная масса позволила членам экипажа забыть об увеличившемся тяготении. Этому в немалой мере способствовала и та диета, которую подобрал каждому из них командир. Он, кстати, взял на себя и роль медика.

Образовавшуюся уйму свободное время земляне использовали для дальнейшего ознакомления с кораблем, его устройством и оборудованием. Судя по всему, корабль изначально предназначался для каких-то научных экспедиций.

Савелий Михайлович очень скоро нашел себе занятие по душе. "Люблю астрономию, знаете ли, — почти каждое утро теперь заявлял он Роману за завтраком, потирая руки, — Астрономия моя страсть". После чего прямиком отправлялся в астрономический отсек, где мог просиживать сутками, пока Роман буквально не выволакивал его оттуда. Вход в астрономический отсек открывался узким лазом с неким подобием весьма неловкой винтовой лесенки из рубки управления. Поднявшись по нескольким ступенькам, попадаешь в на удивление небольшое круглое помещение с невысоким потолком и тремя креслами по центру. Оно чем-то походило на комнатку для курения.

Но стоило потухнуть освещению... как вы оказывались в бесконечном открытом космосе! Сияющие звезды обступали вас со всех сторон. Казалось, в следующее мгновение ужасный космический холод набросится на тебя, превращая живую теплую плоть в кусок льда. Или твое тело разорвет в кусочки, в атомы твоим же внутренним давлением.

Стены, пол, потолок отсека сплошь закрыты большими вогнутыми экранами. Профессор поначалу думал даже, что эти экраны являются окнами — настолько естественную картину окружающего пространства они выдавали. Вскоре земляне привыкли и, сидя в удобных откидывающихся креслах в центре отсека, с упоением исследовали открывавшиеся их глазам красоты Вселенной. По просьбе, обращенной к центральному процессору корабля тот или иной участок можно приблизить настолько, что у отдельных, наиболее близких от них звезд, становились различимы даже вращающиеся вокруг них планеты. Планеты, совершенно невидимые в начале, неожиданно возникали из мглы моргающими точками, неслись навстречу, превращаясь в небольшие серпики. Росли, росли, росли, вдруг набегая с безумной скоростью, заполняя собой значительную часть экрана. На некоторых из них удавалось даже словно спуститься к поверхности на несколько километров, а то и сотен метров, путешествуя над ее поверхностью, планируя птицей на невидимых крыльях. Одни из планет не имели атмосферы, другие (таких большинство) в той или иной мере затянуты газовыми пузырями самых разных цветов. Две из множества обнаруженных с помощью Шуке планет необычайно похожи на Землю. На них моря и реки. Правда разглядеть, есть ли там жизнь, невозможно даже с этими поразительными технологиями зартеннарцев. Больше всего Романа поражало, захватывало дух, то обстоятельство, что это вовсе не монтаж, не цветные кадры научного фильма, не реконструкция художника или предположение фантаста, а реальность. Пусть эта реальность, эти виды и показывают то, что творилось на этих планетах сотни и тысячи лет назад, до того, пока свет сквозь пространство донес её до них. Но реальность! Такой же шок Роман испытал некогда, когда в детстве направил небольшой шестидесяти сильный школьный телескоп на Луну и отчетливо различил на ее поверхности самые мельчайшие детали.

Но даже у этого волшебного "телескопа" была граница его возможностей и наиболее удаленные участки галактики (или уже других галактик?) он затруднялся рассмотреть. Тем не менее границы его зоркости простирались на миллиарды миллиардов световых лет. И этого хватало нашим исследователям с избытком, так как и маленькую толику самой маленькой толики сотой части толики доступного им мира они не смогли бы посетить в своих креслах за всю их оставшуюся жизнь.

* * *

Корабль в пути уже три месяца. Пассажиры стали привыкать к новому для них образу жизни, свыкнувшись с мыслью о том, что родная Земля убегает от них всё дальше и дальше, навеки оставаясь в глубинах холодного космоса. А что впереди — там будет видно. Какой смысл гадать об этом сейчас?

Их посудина несётся в пространстве под небольшим углом к условной плоскости орбит вращающихся вокруг Солнца планет, что дает прекрасную возможность "попутешествовать" по своей такой родной и такой незнакомой солнечной системе. Это как уезжать на поезде в далёкие края на долгое, долгое время и, глядя на проплывающие за окном деревушки, которых ты раньше никогда не видел и о существовании которых даже не подозревал, с тоской понимать — это твои края. Это твои деревушки. И речушки, и лески — здесь всё твоё. Здесь ещё живут твои земляки. И всё вдруг до слёз становится таким родным, таким близким.

Пусть ты никогда не был на Сатурне или Юпитере. Не пролетал мимо Урана, не кружил по орбите вокруг Нептуна. Даже не видел их в телескоп. Но они вращаются вокруг того же Солнца, что и твоя собственная планета. Земля! А Венера или Марс, так это вообще дома, расположенные в твоём родном дворе!

Глава 15. И снова в плену.

Роману откровенно нечего делать. Он скучает. Все вокруг заняты делом. Шуке беспрестанно носится по всему кораблю, что-то высматривая, что-то перемещая из одного угла в другое, что-то изучая на экранах рубки управления, проверяя исправность всего, что только возможно проверить. Раздает команды — по делу и без дела. На нём огромная ответственность! Он — капитан.

Но Роман не раз уже ловил брошенные штурманом на капитана откровенно пренебрежительные взгляды. Штурман понимает, что реально занята управлением корабля лишь она, астронавигатор Зэнь-Ди. Остальные играют роль балласта, который необходимо доставить в определенную точку и там выгрузить на берег. Её настроение все больше беспокоит Романа.

Профессор занят какими-то расчетами и безвылазно сидит в астрономическом отсеке. Роману же это вскоре наскучило. Он попытался помочь кому-либо из друзей, но его отовсюду выгоняли. Он всем мешает и больше раздражает своими нелепыми вопросами, чем оказывает помощь.

Особенно расстраивает Романа явно изменившееся к нему отношение Зои. Вернее полное отсутствие этих отношений. Девушка теперь постоянно в делах. В редкие минуты встреч она воспринимала его не как некогда горячо любимого человека, а как надоедливого глупого пассажира. Бесполезный балласт.

Роман первое время успокаивал себя тем, что просто Зоя сейчас очень занята управлением кораблем, на что у неё уходит почти все время. На неё столько всего свалилось. И когда она будет посвободнее, всё вернется на прежние места. Их отношения еще наберут прежний пыл. Все-таки по штату полагалось почти десять человек экипажа — ей же приходилось большую часть работы выполнять одной. Землян она даже близко не допускала к управлению. Шуке доверяла больше, но тоже лишь там, где не требовалось принятия каких либо ответственных решений. Когда её, обессиленную, на вахте всё же сменял Шуке, Зоя, едва добравшись до каюты, проваливалась в сон.