Для всего этого адмирал сигналом потребовал показать точное количество угля на судах и, о ужас: "Александр III" показал на 600 слишком тонн меньше, чем по утреннему рапорту. После этого ходили слухи, что именно из-за "Александра" — идти прямо во Порт-Артур не представилось возможности, и адмиралу поневоле пришлось отказаться от этого. Кто знает, чем бы тогда окончилось дело — неизвестно. Весь переход Индийским океаном суда прошли будучи страшно перегружены углем, так например, "Александр III", вместо положенного наибольшего запаса 1500 тонн, уходя из Джибути имел 3000 тонн; "Сисой" вместо 1000, имел 2000 и т. д. Уголь был насыпан везде, где был" возможно: на юте в мешках, во всех палубах, в отделениях подводных аппаратов, в офицерских отделениях и даже в кают-компаниях и командирских салонах, — одним словом почти не было свободного от угля места,— но действию артиллерией, минами, подаче — он не мешал.
Жить было безумно тяжело: днем солнце накаливало железные части кают так, что нельзя было тронуть рукой, а ночью борта и железо кораблей отдавали свое тепло, но так как с захода солнца велось приготовление к минным атакам, то иллюминаторы, двери, горловины задраивались наглухо броневыми крышками, вентиляции в жилых помещениях по этому случаю не было никакой и в каютах и в палубах было жарко, как на полке в бане — спать, даже голым, было немыслимо, происходила как бы варка в собственном соку; пот лил градом, и в особенности большие страдания испытывали те, кто болея тропической сыпью, которая от попадавшего пота зудела нестерпимо. Единственным лечением от сыпи должно было бы быть частое облившие холодной пресной водой, но, так как для сохранения угля, воду не опресняли, то запас воды пополнили, пользуясь ночными дождями, и выдавали воду в ограниченном количестве, недостаточном для частых обливаний. Приходилось как-нибудь ловчиться, а именно самому собирать воду во время дождя для лечения.
Спать ночью наверху тоже было не особенно приятно, — всюду лежал уголь, да и народу размещалось так много, что не было места даже яблоку упасть, — почти вся команда спала наверху. Офицеры спали — часть в верхнем офицерском отделении, где было, благодаря входным с палубы трапам, несколько холоднее, чем в каютах, в шлюпках, на мостиках, на компасных площадках. Все это сопровождалось неожиданными сюрпризами вроде дождя. Но несмотря на это, публика крепилась и хоть обливалась потом, но уныния заметно не было.
Во время этого перехода все офицеры как-то ближе сошлись друг с другом, ссор не было. Собирались каждый вечер на юте, где велись мирные дебаты о нашем будущем, делались предположения, и хотя на "Сисое" почти у всех офицеров было убеждение, что во время боя погибнут слабейшие суда, а именно "Сисой" и "Мономах", а остальные, быть может, и выйдут благополучно из боя, однако никто не хандрил и не унывал, считая это необходимостью. Часто во время этих вечерних бесед старший доктор Подобедов выносил свою цитру, на которой он чудно играл, и звуки мелодичной музыки родных и известных нам напевов как-то хорошо ложились на сердце среди тишины тропической ночи и заставляли спокойно и с покорностью смотреть на грядущую судьбу, а еще вероятнее на смерть, которая нас ожидала. Среди команды уныния не замечалось также, и мак-то странно было, стоя на вахте вечером, слышать ежедневно хоровое пешие на бака, видеть танцы под звуки гармоник, и прочее; казалось, что судно идет не на войну, а просто совершает мирное плавание, что все эти поющие и танцующие люди словно забыли, что быть может через несколько дней они найдут могилу и идут на смерть, а не на веселую стоянку в порту.
Все это объяснялось одним словом — полной определенностью: мы идем в бой, в решительный бой, и никто не в состоянии этого предотвратить, кроме судьбы, а значит нечего волноваться и прочее.
Один только командир, вероятно, не имел полного спокойствия или фатализма, а потому ежедневно пил, доходя иногда до полной невменяемости, возбуждая мало-помалу к себе недоверие, и только после случая со старшим офицером, который, как я писал выше, не выдержав, заявил ему, что доложит о нем адмиралу и будет просить о смене командира, случая, после которого командир опомнился и сразу бросил пить, опять доверие офицеров вернулось к нему, доверие в его храбрость, хладнокровие и опытность управления судном.
В Камране отряд стоял несколько дней, ждал[Author ID1: at Tue Jun 8 15:17:00 2010 ] угля. Наконец, уголь пришел, сначала на двух пароходах. Вместе с угольщиками пришел из Сайгона зафрахтованный князем Ливеном пароход с провизией. Там была всякая провизия, масса вина и прочее.
Во время этого промежутка был очень острый момент: явилось предположение, что угольщики захвачены японцами, и хотя суда и подгрузились углем с двух своих пароходов, но стоянка все время требовала угля, запасы таяли медленно, но верно, и через несколько дней ожидалось, что если угольщики [Author ID1: at Tue Jun 8 15:18:00 2010 ]не придут[Author ID1: at Tue Jun 8 15:18:00 2010 ], то угля едва хватит до Артура. Поэтому адмирал решил не ждать этого момента, а через два дня уйти во[Author ID1: at Tue Jun 8 15:18:00 2010 ] Артур, не ожидая больше пароходов.
Через некоторое время в Камран пришел французский адмирал, командующий эскадрой, и передал приказание своего правительства покинуть бухту, так как японцы заявили протест.
На другой день мы вышли и ушли в другую бухту Ванфонг, где и стали на якорь и принялись догружать уголь. В этой бухте мы задержались на неделю Никто не мог понять, чего именно ждет адмирал, и на кораблях ходили самые идиотские слухи. Все стало ясно 4-го октября. В тот день незадолго до полудня на станции радиотелеграфа было получено сообщение от транспорта "Петербург". Через три часа он вошел в бухту, в сопровождении еще трех судов. Увы, сопровождающий их крейсер "Жемчуг" из-за постоянных поломок и малого запаса угля от Гибралтара ушел обратно на Балтику. Но предварительно с него на продолжающие путь суда передали шесть стодвадцатимиллиметровых орудий с расчетами. Когда мы произвели положенный при встрече салют, нам отозвались не только орудия снятые с "Жемчуга". С транспортов раздалась жуткая многоголосая трескотня, в которой мы узнали пулеметный огонь.
После проведенного на "Александре" совещания командиров кораблей, нам стало известно — что транспортах прибыли два гвардейских полка, почти в полном составе. Сами суда были срочно закупленными в Германии и Франции быстроходными пассажирскими лайнерами, которые смогли дойти до Ванфонга за месяц. Кроме этого, наш ошарашенный таким поворотом событий командир, проговорился о нашей цели. Пока японцы будут ждать и ловить нас у Артура, мы должны будем сначала обстрелять остров Формоза. Потом, захватить один из островов архипелага Рюкю, и организовать на нем маневренную базу и угольную станцию. После подхода на эту базу крейсеров из Владивостока, захвату подлежал и остров Цусима, в одноименном проливе. Это позволили бы полностью прервать сообщение японской армии на континенте с метрополией.
Наконец, кажется 12 октября, наш пополненный отряд пошел в неприятельские воды. Путь лежал таким образом: сначала к Парасель Севаш, чтобы пройти между ними и Хайнань, потом к Лусону, куда мы отпустили все сопровождающие нас транспорта, кроме войсковых и "Петербурга".
Итак, мы шли сначала океаном, а затем вступили в военные воды Восточно-Китайского моря. По дороге посланные вперед крейсера "Светлана", "Очаков" и "Ока" осматривали все встречные и попутные пароходы, которых встречалось немного. Осмотры большей частью были без результата, и только 15 октября, "Окой" был задержан английский пароход с военной контрабандой. Он шел в Японию и был завален разным железнодорожным имуществом. Эскадра остановилась, послали туда команду добраться до дна трюмов, так как были предположения, что там найдем более существенное. Так как до вечера добраться до дна трюмов не удалось, то пришлось ссадить на "Камчатку" английскую команду, посадить туда нашу и под командой прапорщика отправить этот пароход кругом Японии во Владивосток, в качестве приза, а эскадре идти дальше. Дальнейшей судьбы нашего единственного приза я не знаю.
Насколько я помню (теперь прошло уже 5 лет), 16-го или 17 октября эскадра на траверсе Лусона остановилась в море и грузила уголь, а на другой день произвела последние эволюции. После этого были отпущены все опустевшие транспорта, что многие горячие головы посчитали тогда грубой ошибкой. Ведь это давало Того точную информацию о нашем местоположении. А при наличие в экипажах купцов болтунов, и о нашей цели.
Уголь было приказано догрузить только до полного запаса в ямах, что и было сделано. Относительно же влияния запасов провизии и материалов, которые действительно были на судах в изобилии, то вес их по самому простому подсчету был настолько невелик, что мало влиял на углубление судов. Запасы боевые были только в количестве обыденного снабжения судов +20%.
Вернемся теперь к последним эволюциям эскадры (17-го или 18 октября). Эти эволюции заключались в том, что адмирал подымал сигналы — "неприятель идет с носа", "с правой, левой стороны", "с кормы" и прочее и, не ожидая разбора сигнала всеми судами, начинал соответствующую эволюцию, согласно тактике, а именно: строил строй фронта, пеленга и пр. Этими эволюциями он хотел окончательно утвердить в памяти командиров, что он будет делать в бою, в случае встречи с неприятелем. Среди сигналов был и сигнал о появлении неприятеля и, согласно сигналу, суда производили эволюцию, строя строй фронта на неприятеля. Через примерно день хорошего хода, мы снова легли в дрейф посреди океана и стали чего то ждать.
Как всегда и здесь высказалась смешная сторона человечества, хотя и в исключительном случае. Я говорю о курьезе, который был со мною накануне боя вечером. Ко мне пришел прапорщик Т. и просил меня сегодня же заплатить ему 9 рублей за саблю, которую я хотел у него когда-то купить; так он решил, что может случиться, что покупателя убьют в дневном бою и он останется с ненужной ему саблей. В эту ночь офицеры и команда стали на две вахты, и я оказался на вахте с 4-х до 8-ми часов утра старшим вахтенным офицером.
В шесть часов утра в посветлевшей восточной стороне горизонта показались несколько силуэтов неизвестных военных кораблей. Пробили боевую тревогу а "Светлана" набирая ход понеслась навстречу неизвестным.
Глава 6. Облом...
Конец октября 1904 года. Дальний.
БУМ!!! Грязное бело-серое облако разрыва над втянутой в плечи головой, истошный визг круглых шрапнельных пуль, и частая дробь по бревенчатому козырьку.
— Ну что я могу поделать, — обиженно проговорил Шталькенберг, близко к сердцу воспринявший матерное высказывание Балка по поводу японской артиллерии, — у них тут всего то одна батарея. Но как я ее подавлю, если они стреляют только с закрытых позиций, а на "Илье" осталось по десятку снарядов на орудие? На батарее, вернее уже полубатарее, трехдюймовок и того хуже.
— Да не волнуйтесь, Курт Карлович, все все понимают, — извинился за невольный наезд Балк, — но уже два дня гвоздят, надоело... А что так плохо со снарядами, разве позавчера миноносец из Артура не прорывался?
— Да приходить то он приходил, но это был "Бураков", на него много не нагрузишь... А атаку шрапнелью мы вчера уже после этого отбивали. Так что имеем то, что имеем.
Как бы в подтверждение слов барона в небе рванул еще один снаряд.
— Вы мне лучше, Василий Александрович, вот что объясните. Когда на той недели к нам два Сокола прорвались. Что за бочки были навалены на "Решительном"? Половину груза они съели, а что в них — вы так никому и не сказали... Оно того правда стоило?
— Как придет время — увидите, — хитро усмехнулся Балк, — кстати — обстрел вроде кончился. Неужели опять полезут, как думаете господа — товарищи?
— А куда им деваться то? — удивился открывший глава ТВКМ*, до этого передремывающий обстрел привалившись к стенке окопа, — мне лейтенант Долгобородов, командир "Буракова", рассказывал как у японцев под Артуром вышло. Они же нас первую неделю, как прорвали линию обороны, вообще не беспокоили, помните?
— Так они, оказывается, решили, что уже взяли Артур! — дождавшись утвердительных кивков от слушающих его солдат и офицеров, продолжил Михаил, — и чуть ли не парадным маршем, полковыми колоннами, почти без разведки стали маршировать почти до линии фортов. Ну впрочем наши так драпали, что в какой — то степени я японцев понять могу. Да и откуда им было знать, что за тот месяц, пока мы их у Дальнего держали, те форты успели достроить? А про то, что Кондратенко пристрелял артиллерией все дороги на десять километров от крепости и подавно. Причем, он же не только крепостную артиллерию задействовал. Он у Белого выпросил один[Author ID1: at Tue Jun 8 15:27:00 2010 ]надцатидюймовые мортиры, с Золотой горы. Ну помните те, что при прорыве "Фусо" оскандалились и даже по стоящему никак попасть не могли? Ну если по кораблям они и правда больше попадать не в состоянии, то по пехоте, как выяснилось — самое то! Так вот сначала японцев подпустили почти до линии фортов, а потом... В общем накрыли япошек так, что они потом еще неделю к Артуру мелкими перебежками приближались. Они от огня пушек догадались укрыться в двух лощинах, а вот их-то мортирами и пристреляли заранее... Потом артиллеристы Долгобородову еще жаловались, что их Кондратенко заставил после пристрелки закапывать воронки от практических снарядов. Да и сами снаряды, куда их еще девать, не назад же в Артур было везти. Зато для японцев был сюрприз. После этого у них снова встал вопрос — а чем воевать? Ведь порта для разгрузки снарядов как не было под рукой, так и нет. А осень начинается, временные причалы в Бидзыво то и дело ломает штормами, да и миноносники наши раз в неделю туда наведываются.
— Да уж, та пятерка дестроеров, что "Донской" довел до Шанхая и которая дальше своим ходом прорвалась месяц назад, она очень кстати пришлась, — добавил свои мореманские пять копеек Шталькенберг, — всего-то пяток мелких корабликов, но воистину — дорога ложка к обеду! А то у нас уже все Артурские миноносцы — кто на ремонте, кто потоп, а кто и остался на ходу — так у тех мины порасстреляны!
— Вот тогда они про нас и вспомнили. Теперь держимся на пяти километрах обороны, одним полком против трех, как минимум. И ведь — ни позиций оборудованных, ни люнетов, ни фортов только окопы что китайцы откопали... Когда только успели, непонятно?
— Мне за эти окопы еще чувствую голову оторвать попытаются, — мрачно проворчал Балк, — думаете они за бесплатно или из под палки с такой скоростью их отрыли? Чувствует моя пятая точка — как кончится война, придется мне отвечать за не целевую растрату казенных пятидесяти рублей...
— Не расстраивайтесь, Василий Александрович, может еще пронесет вас, не доживете до победы то... — попытался как мог "утешить" товарища Ржевский, никогда не упускающий шанса на реванш, в затянувшемся поединке "ослоумий" с Балком.
