Война Смотрителя

Но предусмотрела Она и более масштабные, удобные и универсальные инструменты для тех, кому понадобится менять целые миры, сектора, а то и вселенную. Первый и самым очевиднейший из них — цепочка Операционных Залов. Мировые, Секторальные, Предельные и Центральный. Каждый из них давал возможность менять соответствующие области: миры, сектора, Внешний и Внутренний Пределы, наконец, всю систему миров. Изменение взаимодействия и места в общей структуре отдельных миров могло менять законы их физики. Работаешь с Пределами — меняется физику их секторов. Центральный же Зал мог позволить менять физику Пределов, но не вселенной в целом.

При всём могуществе Старших Ключников и Служителей Центрального Зала, менять отдельные миры им было — неудобно. Для этого существовали Мировые Операционные Залы, но и их операторам крайне неудобно менять в масштабах ниже, чем планетарный. И, конечно, Операционные Залы не могли выйти за грань отведённой Первым Словом власти.

Для этого Творец предоставила ещё один инструмент, вернее даже, два не отделимых друг от друга. Карандаш Творения с одной стороны и Окончательный Ластик с другой. Одной стороной ты можешь написать новые законы мироздания, исказить существующие, явить материю и даже целый мир, а то и сектор, другой — только стирать. Существ, сущностей, законы природы... миры... сектора... Пределы. Почти всё. И даже Персонал. Карандаш-с-Ластиком обладал таким могуществом, что Она не могла вручить его никому, кроме самых доверенных своих слуг — Смотрителей.

Изнанкой могущества и универсальности являлись сложность и время. Карандаш мог созидать планеты и миры из небытия, но требовал подробного представления, что и как. Вплоть до описания положения атомов, вернее, до вероятностного распределения их положения, описываемого функциями, вынутыми напрямую из Первого Слова. Карандаш позволял встать на место Творца — и осознать, какой мудростью и умом надо обладать, чтобы написать вселенную. Абстракции, классы и иерархии объектов — все ухищрения Смотрителей смотрелись детским лепетом по сравнению со сложностью Первого Слова.

Подобным ограничением обладал и Ластик, но его применение упрощалось тем, что стирать можно было и лишнее — с той же эффективностью. Потому к процедуре стирания прибегали крайне редко. О самом существовании Ластика знали единицы. Лишь самым доверенным Смотрителям открывал я его существование. Пользоваться им, тем более, искусно пользоваться умели, пожалуй, только мои ровесники. На текущий момент — только Акнис Дораго, заклятый враг и друг. Но он не знает, что Карандаш-с-Ластиком работают. А я не собираюсь демонстрировать.

Ещё Творец сочла Ластик допустимым риском. Она говорила, что однажды вселенной может пригодиться сила совершенного, абсолютного уничтожения, но использовать её в повседневных и даже сложных случаях — как жарить пирожки на теплообменнике коллайдера или заказывать себе обед через Операционный Зал. Неосмотрительно. А во время Большой Ревизии властью Старшего Смотрителя, первого, в отсутствии Хозяйки, лица Дома, я запретил Карандаш-с-Ластиком. Слишком легко злоупотребить и слишком глобальны последствия. Достанься, тем или иным образом, Ластик Аске... и после этого некоторые из Смотрителей называли меня параноиком. Но никогда — Акнис. Он — согласился, согласился и поддержал.

"Мы прибыли, Старший", — телепатически доложил Вариас Танга.

Превосходно. Я почувствовал, как часть меня, доставшаяся от Андры, мнётся в нетерпении. Сколь знакомом нетерпении, которое я так часто видел у Ирвиса Рэлу. Мой Главный Ключник Карандаш Творения обожал. Я многажды временно отменял запрет, чтобы дать Ирвису разгуляться. Выделил ему целый мир, где можно было экспериментировать, регулярно туда заходил — проверять, не творить. Хорошо, что я частично достал эти воспоминания. Ощущение, что они приоткрываются сами, по мере моих успехов. Мог ли я-прошлый это предусмотреть? Интересный вопрос.

"Стремительная" выскользнула из портала, двумя незаметными для пассажиров рывками снизила скорость. Мы летели в громадном, многих диаметров лебы тоннеле в чём-то, отдалённо напоминающим камень. Свет исходил ровно против движения лебы, не ослабевая и не усиливаясь. Минута, другая — рядом распахнулся портал и, грациозно развернувшись, параллельным курсом лёг "Провозвестник Творца". Лебы замедлялись.

Я прыгнул с наблюдательной палубы вперёд. Прошёл сквозь экран, проецирующий изображение из-за активных щитов. Сами щиты, десятки слоёв, расступились. Пара простеньких форм, и я обогнал лебу. Слева, приближалась Томико Аваре. Где-то на грани восприятия — Илла. Или её иллюзия, а сама она...

— И чем же мы займёмся? — спросила Илла, стоило Томико приблизиться.

— Рисованием и чистописанием, — усмехнулся я бесплотному голосу. — Томико, я не говорил тебе, но Карандаш-с-Ластиком вновь доступен.

— Плохая новость, Старший, — склонила она голову. — Акнис с Ластиком...

— ...немногим хуже Акниса с Карандашом, — кивнул я. — Нет, ему об этом неизвестно, но мы должны предполагать, что он знает. Ты должна овладеть им.

— Приложу все усилия, — всё та же спокойная твёрдость в голосе, за которой скрыт точно выверенный удар клинка. — Стоит ли так доверять Илле?

— У нас нет выбора, — только и ответил я. — Она — наш ценнейший союзник. Илла, ты боишься или опасаешься Ластика?

— Нет, — последовал мгновенный ответ. — Не буду объяснять.

— Разумеется. Томико, протяни мне атрибут.

Касаюсь шпаги своим жезлом. Передаю несколько воспоминаний и заранее подготовленных инфопакетов.

Минут семь мы летим в молчании, понемногу ускоряясь. Лебы исчезают серыми точками вдали. Тоннель сужается — и совсем не потому, что что его таким построили. О нет, просто я аккуратно, почти незаметно влияю на законы физики — как Ключом, так и готовыми ритуалами. Это и есть код, который почти невозможно разгадать. Мы смещаемся в шестнадцатимерном пространстве-времени, проходя через миллионы подобных миров, созданных банальным копированием. Мы проходим по запутанному лабиринту, и физические константы скачут, и единственный признак верного пути — сужение тоннеля.

Я бы не назвал это творение шедевром — гораздо раньше, до Ревизии, рисовал и более сложные, грандиозные проекты. Сейчас мне кажется: тогда я не понимал всех возможностей, не сознавал, на что способен Карандаш. Когда всё закончится — если закончится! — обязательно поэкспериментирую. Душа Андры дала мне так много...

Лабиринт миров закончился. Тоннель сузился до пары-тройки метров в диаметре. Конечно, никаких леб позади. Томико приняла всё это как должное, наблюдая и запоминая, Илла буквально фонтанировала любопытством — и молчала. Полагает, что ответа не будет?

— Ты расскажешь всё сам, — ответила Имфоли на невысказанную мысль.

— Смотри, — я повёл жезлом, несколькими вспышками света убирая свет, простор и сам тоннель. Вернее говоря, смещая их во вложенной двенадцатимерности. Потом они вернутся на место — автоматика. Перед нами раскинулся... не мрак, нет. Ровный белый свет ассоциируется именно с...

— Чистый лист, — шепнула Илла. — Никаких искажений. Это же...

И белизна сменилось чернотой. Чернота плавно, неспешно перетекла в серый, затем вернулась к начальному белому.

— Ну как тебе? — поинтересовался я.

— Любопытные эффекты, — ответствовала Илла. — Податливо. Хорошо крепятся. Никогда не сталкивалась. Что это?

— Лабиринт — из ранних опытов Творца, адаптировал для защиты, — объяснил я. — Чистый Лист — элемент Малого Полигона. Мы с... — память, проклятая память! — С одним Смотрителем вычленили его из общей системы.

— Малый Полигон — существует? — вскинулась Томико. — Не легенда, не ложный след?

— Ещё как существует, — я продолжал проверять и настраивать Лист. — Там работала ещё Творец, для нужд Персонала он — избыточен. Сейчас до него не добраться. Заперт в Технических Помещениях.

— Старший, неужели...

— Не стоит об этом, — предугадал я вопрос. — Есть он, отсутствует или был когда-то — тайна. Нет, Илла, за этой информацией невыгодно гнаться. Ничего тебе не даст.

— Уверен? — шепчет на ухо.

— Разумеется, — прекрасно, всё работает, всё настроено. — Итак, Томико, начнём с малого, — молвил я. — Во-первых, атрибут — на чистое восприятие, — послал ей мыслеобраз.

— Так? — уточнила она, передавая ответный.

— Неплохо. Технически, можно работать совсем без атрибута, как Ирвис, например, — заметил я, перестраивая и свой. — Это имеет свои преимущества и свои недостатки. Теперь вызови Карандаш-с-Ластиком. Это делается так, — ещё один мыслеобраз, целиком на Та-Рете.

Томико замерла, точно напряжённая струна. Медленно повернулась ко мне, поймала взгляд:

— Это... то, что я думаю?

— Да, — улыбнулся ей. — Тебе откликнулась частица Изначального Пламени, Негасимого Огня. Только так мы, Персонал, и никто другой, можем ощутить Её Волю. Но Воля Её неотделима от Её Представления, потому ты чувствуешь отголосок, тень, тень тени Первого Слова.

— Я... — не сразу нашлась Смотрительница, — никогда не понимала твоего преклонения пред Нею. Теперь...

Кивнул, стёр улыбку, продолжил инструктаж:

— Начнём мы с простого — атом водорода. Для него существует шаблон, — новый мыслеобраз. — Да, тебе придётся обращаться к частице Слова — ни мне, ни Акнису, никому в этой вселенной не хватит Воли и Представления, чтобы воссоздать атом со всей его физикой из пустоты. Поэтому мы используем шаблон обобщённой физики, этот, — указал на часть мыслеобраза. — Пробуй.

И Томико попробовала. Её Карандаш спроецировался в атрибут, отчего тот стал жезлом, подобным моему, но стальным, напоминающим дротик — с заострением на конце. Легонько "коснувшись" Чистого Листа, она "выцарапала" символ из Та-Реты, одновременно произнося руну и определяя волей сложную конструкцию. Переведённый на восприятие, мой атрибут уловил, как совместное действие нарисовало на Листе протон с электроном. На том уровне восприятия, который я поставил основным, это действительно походило на рисунок. Или запись. Несколько неумелую, корявую, но понятную — это главное.

— Неплохо для первого раза. Теперь попробуем посложнее. Карандаш. Простой карандаш из дерева и графита. Вот так, — новый, на многие порядки более объёмный мыслеобраз. — Нам некуда спешить. Темп времени в сто двадцать крат выше, чем снаружи, — это означает, что за шесть часов вовне у нас пройдёт месяц. Понадобится — ускорю ещё.

Это потрясающе. Она смотрит и видит, она слушает и внимает. Невероятно. Нереально. Надреально.

Она впервые столкнулась с чем-то настолько... реальным. Настолько сущим. Затмевающим тени. Свет, что не преломляют её линзы. Истина, не могущая быть искажена. Тяжёлая, тяжкая истина. И одновременно — парящая, словно Песнь. Песнь Света и Песнь Тьмы.

Только сейчас она узрела, насколько велика может быть Симфония. Насколько величественна. Насколько многогранна. Насколько сильна. И Песнь Мечтаний была лишь небольшим, обрётшим каплю самостоятельности, мотивом в этой бесконечности. И вместе тем она осознала, сколько ещё предстоит. Насколько далёк путь. И улыбнулась.

О Творец! Ты — величайшая из поющих. Что бы ни говорила Симфония Печали, она — лишь робкая тень на Песне Творца. Что же она сама? Она сама — выше Печали и Страданья. Она — уже заметна. Её мелодии различимы. Её ритм оригинален. Она вырывается за пределы Первого... Слова? Глупость какая. Нет ни Слова, ни Огня. Есть только Песнь. Огнетворная Песнь, а Её — с заглавной, только с заглавной буквы! — можно назвать Огнетворицей. Той, Кто Напела Бытие.

Её, Хранящей, миры были лишь жалким подобием. Иллюзией. Мечтанием. Но они — были. И — будут. Не будь она стремящейся вверх — иллюзии станут не менее реальными. Не менее великими. Она сольёт все мотивы, она сплетёт новое Сущее, не будь она Иллой Имфоли, величайшей из иссис.

И каждая нота, звучащая на Та-Рете, совсем не той, что использовал Персонал, а настоящей, подлинной, бесконечными смыслами твёрдости вьющейся округ строк Книги Судеб — открывала ей путь. Она смотрела — и видела. Слушала — и понимала. Начинала понимать.

Каждая нота была инструментом. Каждый мотив был Песнью. Каждая Песнь была нотой. И Песнь распространялась бесконечностью направлений, и в каждом пелась по-своему. И Пламя пронизывала её. И Пламя было Её Волей, а Река Слов... Река Имён... Море, бурлящее Море Имён и Структур — её Представлением.

Маленькая девочка, Илла взирала на взрослую женщину. Ученица, восхищалась она работой мастера. Начинающая художница, вглядывалась она в полотно состоявшегося гения. Пыталась познать. Пыталась постичь. И пусть их стили, их темы и даже их цели, средства и способы отличались принципиально — она училась.

Несколько секунд касанья к Первоначальной Песни — попытки Томико вызывают лишь смех. Её попытки — тоже. Но ведь каждый мастер начинается с любителя? Этот путь будет пройдён. Ведь это мечта. А мечтанья — в её власти.

Первая попытка сотворить карандаш привела к замусориванию Листа атомами от водорода до свинца включительно. Плотный и горячий, газ успел послужить средой тысяч химических реакций, прежде чем я очистил Лист встроенными средствами полигона.

Младшая попробовала ещё раз. На этот раз газ был менее разнообразным и более холодным. Третья попытка привела к чему-то, отдалённо карандаш напоминающему. По крайней мере, химическим составом и формой. В принципе, я видел, где ошибается Томико, но Младшая должна понять сама. Таким образом, карандаш получился с двадцать первой попытки. Послужило ли стимулом хихиканье Иллы?

— Попробуй что-нибудь посложней, — предложил я. — Например... у тебя есть платье на Фестиваль Иллюзий?

— Я могу помочь с идеей, — немедленно шепнула ей Илла.

— Нет уж. Занимаюсь своей одеждой сотни лет, — сухой ответ.

— Моё искусство началось задолго до твоего рождения, — парировала Хранящая Надежды.

Томило промолчала, едва заметно нахмурившись. Обычно это означает крайнюю сосредоточенность. Выбирает стиль. Я кивнул своим мыслям. Томико, как никто, заботилась о репутации и внешнем виде Персонала... Так и не разобрался, что причина: желание демонстрировать свои наряды привела к этой заботе или забота — к демонстрации?

Как бы то ни было, Томико была, в своё время, лицом Персонала — одним только внешним видом, не говоря уж о репутации и планомерной кадровой политике, привлекая в наши ряды Служителей, Ключников и Помощников. Аска говорила тогда её строгим, холодным голосом — Смотрительница, наравне с Тулдором, была нашим символом. А потом она ушла сквозь время — теперь символ снова с нами. И никакие потрясения не изменят её и её вертикаль власти, силу от её силы, дух от её духа. Как же я рад ей!

На платье ушли две недели. После предложил нечто иное:

— Приступим к действительно полезным вещам? — улыбнулся на выражение её лица. Конечно, платье тоже полезно, но... ограниченно полезно. — Некогда у Ирвиса было нечто, могущее ограниченно заменить атрибут. Тебе не помешает дополнительное оружие — и не только. Многофункциональный, гибкий инструмент с готовыми функциями. Сейчас я покажу тебе концепт. Полугода должно хватить. Илла, не хочешь...