В небольшом, ухоженном саду было тихо и прохладно. Как бы ни был жарок летний день, сквозь густую заросль парка лучи проникали внутрь с осторожностью, и будто с любопытством заглядывали в это закрытое от чужих глаз зеленое царство. От душистых трав и цветов, от кустов бузины, жасмина, смородины веяло свежим ароматным запахом.
— Настёна, ладушка, — вот ты где, — тетка Матрена подошла к влюбленной неизвестно в кого страдалице, печально сидевшей под навесом в деревянной беседке. — Идём в дом. Сваты скоро приедут... Надо подготовиться, собраться. Платье новое одеть...
— Опять? — девушка ехидно сморщила носик. Румянец засверкал на её щеках, губы сделались ярко-красными, а её чудные глаза стали темнее и глубже. — А впрочем, коли так — хоть какое-то развлечение от скуки. — Настёна показательно вздохнула. Замахала длинными ресницами, а затем задорно рассмеялась. — Ах, у меня, этих женихов было — целая куча! — Молодушка беспечно махнула рукой и, в её лукавых глазах возникло выражение задора и хитрости.
— Одним больше — одним меньше... — даже соседи не заметят. — Она вытянула указательный палец на руке и начала им махать, приговаривая. — Пусть завтра приходят... или через неделю. Сегодня у меня нет настроения!
Красавица вытянула из букета очередную ромашку. Задумчиво посмотрела на неё. Покрутила в руках. — Надо попросить папу, что бы он снова указал гостям на порог! Прошлый раз они так смешно дверь закрывали — спиной. — Озорница защебетала весело. — Он постоянно говорит, что плохой жених — хорошему дорогу указывает! Вот и пусть эти сегодняшние снова будут — плохими!
— Не думай так, солнышко! — воспитательница расстроено покачала головой. — Не откажет он им! Люди сказывают, сам Иван Шуйский к тебе сватов засылает.
— Чур, меня! — девушка резко встала со скамейки. Её настроение вмиг изменилось. — Чего, вдруг? Он толстый и не красивый! Настя бросила цветы на траву и, продолжая рассуждать, пошла в дом. — И глаза у него злые. Да и не нравиться он мне, телепень неуклюжий!
— Ходят слухи, старший сынок Шуйских давно на тебя засматривается! — рассуждала Матрена, двигаясь позади юной затворницы. — И большое приданное обещанное за тебя им лишним не будет. К тому же, сама посуди, — древний род... С давних пор с царями в родстве!
— А если я ему не понравлюсь? — Настя с надеждой печально посмотрела в оконце. — И... он возьмет и откажется от меня?
— Ахти-светы! — всплеснула руками Матрена. — Как же! Вразуми, тебя Господи! Откажется он — кобель проклятущий, от сахарной косточки? — Рассказчица остановилась и поправила платок на голове. — Сваты судачат, третий день к нам собираются. Да всё никак добраться не могут.
— А они, что? Из Суздаля аль из Чернигова к нам идут?
— Так говорят бешеным собакам семь верст не крюк. — Матрена недовольно скривила лицо. — Но здесь другое, солнышко. — Женщина осенила себя крестом. — Говорят, их нечистый водит по кругу. Так намедни у них кто-то ворота сломал. Выйти со двора не могли. Пришлось тараном двери вышибать. Когда проход открыли, — забор упал. В общем, не до нас им было в этот день.
— Вот! Не зря я с колдуньей встречалась, — Настя воодушевилась. — А ты не верила ей. Сказала, что она шарлатанка. Возмущалась — деньги потратили зазря!
— Может быть, — Матрена произнесла, задумавшись о чём-то своём, не забыв при этом перекреститься. — Вчера у них кони понесли. Потом карета сломалась. А затем какой-то добрый человек указал не ту дорогу к нашему дому. Говорят, плутали всю ночь непонятно где.
— Слушай! А давай её снова позовем. Пусть она их собьет с панталыку. Пускай с ними опять что-нибудь случиться! Или... они захолонутся и к другим сватов зашлют! — юное создание "разгорячилась" от новых идей.
— Не успеем, Ладушка! Вечером после захода солнца, чтобы не сглазили, сам Иван со сватами придет.
— Пресвятая дева Мария!... Ну, сделай что-нибудь! — несчастная повернулась в сторону иконы, упала на колени и начала молиться. — Пусть на него тати нападут по дороге... Или пусть их ограбит кто-нибудь! Только не надо в нашем доме свах и сватов! Надоели они мне хуже горькой редьки.
— Унять бы их, Ласточка! — сердобольная надсмотрщица недовольно встряла в молитву. — Да кто посмеет? Погляди, какие мордовороты его охраняют. Говорят злые как собаки. Всю Москву в страхе держат. Прохожие в другой рядь дорогу перейти бояться не то, что бы слово поперек молвить. А ты говоришь — ограбить!
— Господи! Ну, пускай... что-нибудь произойдет. Не люб он мне. Не смогу я с ним быть! — воскликнула девушка и со слезами на глазах бросилась, рыдать на "каменную" кровать.
В открытые окна донеслась громкая музыка и крики людей с улицы. Приближалось свадебное шествие. Ярко горели смоляные факелы, ярко освещая фигуры веселящихся людей.
— Пойду, выйду из дома! Посмотрю на наряды, на само сватовство. Потом тебе расскажу всё, — женщина забеспокоилась, от нетерпения поглазеть на праздничное действие. — А ты пока успокойся! Не распускай нюни! Окстись, дитятко... окстись. Прочитай молитву: да воскреснет Бог... Авось, не ты первая, не ты последняя выходишь замуж без любви. Помолись усерднее... Господь все страхи рассеет, всю нечистую силу отгонит. А там, глядишь... — стерпится — слюбится! — Матрена подвела итог разговора и быстро вышла из комнаты.
Музыка на улице стихла. Крики людей стали сильнее. Испуганно заржала лошадь. Громко заголосила женщина. Кто-то стал звать на помощь и громко ругаться.
— Всё равно вместе нам не быть. — Настя мстительно надула щеки и прищурила глаза. — Я что-нибудь обязательно сделаю! — Она с силой сжала подушку. — Я ему глаза выцарапаю! Нет, я на него порчу наведу! Вот ещё чего... Яду в кубок налью!
— Нет, я ему... Я ему, — девушка снова зарыдала, уткнувшись мокрым лицом в "колючую" наволочку.
— Настя, Ягодка наша ясная! — Матрена успокоила затворницу, войдя в комнату. — Перестань реветь! Ты, этак все глазки выплачешь. — Она говорила с отдышкой, запыхавшись от быстрой ходьбы по лестнице. — Не придет твой жених сегодня.
— А когда придет? — плакса переспросила, не переставая "мочить" слезами "жесткую" подушку.
— Не знаю, но думаю, что не скоро! — воспитательница присела на стул.
— А почему? — рыдание продолжилось, но не такое интенсивное.
— Их всех какой-то крестьянин избил.
— Какой крестьянин? — удивленное лицо девушки резко оторвалось от подушки. Слезы вмиг закончились и глаза заблестели.
— Откуда я знаю? — женщина развела руками, не поняв вопроса. — Молодой такой. Светловолосый, — Матрена вспоминая приметы, по привычке развязала и завязала узел на платке. Поправила рукой волосы. — Эвон гусь! Ох, и расторопный малый. Подождал пока сваты дойдут до ворот. Встал с травы, на которой сидел, у забора. Отряхнулся. Схватил какую-то палку и... давай их всех дубасить. Да так бойко... Словно мельница лопастями крутить. Такмо ублажил их, чертяка! Шуйскому кажется, ногу сломал. Его дяде — руку. Боярских кобелей как кукол раскидал. Не сдюжили они против него — пьяные были наверно. Дюже сильно кричали от боли... — с земли подняться не могли. На их крики уже половина города собралась. Шуйских, подальше от греха, быстро домой увезли. Стрельцов толпа набежала, ищут кого-то...
— А этот крестьянин — чертяка, случайно не синеглазый был? И... не с ямочками на щеках? — красна девица с мокрыми глазами и растрепанными волосами неожиданно сменила тему разговора. Внезапная мысль пришла ей в голову. Сердце девушки учащенно забилась.
— Ты знаешь, девонька моя! Я ему в глаза не смотрела. Но бил он их сильно. И постоянно что-то приговаривал или напевал, — рассказчица на миг задумалась, вспоминая подробности. — Улыбка у него такая... — приятная. Видно дрался молодец от души. И палкой своей... Здорово машет — было любо — дорого смотреть на молодца.
— Это он, — Настя захлопала длинными ресницами и шмыгнула натертым до красна носом. — Он! — девушка вскочила с постели и резво побежала на улицу.
— Да, кто? Кто, он-то? — Матрена ничего не понимая, бросилась за ней.
Глава 10.
Мэд Добертон, торговый представитель английской Московской компании, в прекрасном расположении духа прогуливался по набережной Москвы — реки. Ему доставляло удовольствие в хорошую погоду после плотного завтрака пройтись по ещё пустынным улочкам. Подышать свежим воздухом. Помечтать о чем-то приятном и дорогом.
Этим утром после долгих засушливых дней наконец-то прошел теплый летний дождь. Он прибил тучи пыли на городских тротуарах и мостовых. Насытил озоном городской воздух. Оставил повсюду на узких, кривых улицах и переулках небольшие мутные ручейки, весело бегущие в сторону речки.
И сейчас после небольшого полива всё дышало свежестью. Омытые водой высокие купола церквей и колоколен золотом переливались на ласковом летнем солнышке. Багряно — рыжими стали кирпичные стены сторожевых башен. Мелодичный перезвон колоколов разносился сладостным гулом над Москвой. Листва деревьев, смоченная водой, выглядела свежей и зеленой. С крыш, гулко и звучно шлепая о лужи, скатывались последние капли. На дороге возникли пенные лужи, в них плавали гуси. Чуть вдали грязные ребятишки сооружали запруду. Прохожий глубоко вздохнул. Перешагнул через ручей, бежавший вдоль дороги. Посмотрел по сторонам. Идти по городу было легко и приятно. Как легко дышалось! Как хотелось быть на воздухе, на солнце, на просторе! Иноземец задумавшись о прекрасном, остановился и несколько минут отрешенно глядел в сторону реки. На спокойной глади искрилось серебристое сияние. А вдали между берегами висел мост радушный и невесомый. Сама река струилась спокойно и величаво.
— Доброе утро, сэр, — секретарь Девис Шелтон прервал его размышления. — Не правда ли, сегодня, оно чудесное!
— Согласен! — чопорный англичанин вступил в беседу, всё еще не отрывая взгляда от бегущей воды. — Утро неплохое. А каким будет дальше? Зависит от новостей, которые Вы должны были мне принести.
— Оу, сэр, они довольно хорошие! — Дэвис заулыбался. — По вашей просьбе ещё два корабля с товаром будут через неделю в Архангельске. К общему списку товара предложенного к обмену добавлены хозяйственные металлические изделия. Особо выделю то, что вы просили: топоры, ножи, ножницы, иголки...
— Да,... спрос на них в Московии растет, — представитель компании задумчиво произнес и наконец-то перевел взгляд на своего тощего и длинного помощника. Его глаза алчно заблестели, предполагая выгоду от будущей сделки. — По моим расчетам именно они будут пользоваться большим спросам на московском рынке.
— Получено согласие на соотношение обменной цены с русскими купцами, — откуда-то сверху продолжал докладывать секретарь, семеня мелкими шагами за своим полным руководителем. — Более того в случае необходимости вам разрешили увеличить среднею цену закупа до двенадцати шиллингов, — теперь он напоминал собачку которая бежит позади хозяина и о чем-то ему весело лает. — Руководство компании надеется, что Ваше умение вести дела и знание местных традиций, позволит обойти ганзейские города, французов и особенно настырных голландцев в приобретении необходимого нам товара.
Услышав похвалу, торговец остановился и задумался. В глазах его заплясали цифры. Довольная улыбка медленно наползала на его полное, лощёное лицо.
— При этом общий объем закупа просят увеличить на восемь процентов, — закончил секретарь свой доклад. Он тряхнул рыжей шевелюрой и уставился на патрона, ожидая реакции на доставленную информацию.
— Понятно, — делец выдал через минуту раздумий. — Флоту её Величества требуется всё больше и больше крепких канатов на новые корабли. Особенно в связи с непростой ситуацией в Новом Свете. Поэтому-то от нас ждут успешных действий. И ждут с нетерпением.
На несколько минут оба мужчины замолчали. Они не спеша шли по набережной, и каждый думал о своем.
— Почему вы улыбаетесь, Шелтон? — заметив улыбку у подчиненного, спросил Добертон.
— Позвольте поделиться занимательной историей, сэр, — подойдя ближе к своему руководству начал рассказывать секретарь. — Сегодня с утра в конторе произошел забавный случай. К нам пришел какой-то непонятный русский купец и изъявил желание купить у нас пеньку. Долго объяснял, как она сильно ему необходима, настойчиво приставал ко всем, предлагал свои деньги.
— Весьма интересно! — произнес Добертон и остановился. — И что в этом смешного?
— Было очень весело, когда мы все по очереди направляли его друг к другу за консультацией. — непринужденно рассказывал секретарь. — А потом говорили, что не понимаем, что он хочет. На разный манер коверкали и изварачивали его слова. Показывали всякие нелепые знаки у него за спиной.
— Нет, до чего эти дикари непонятливые! — вспыхнул торговый представитель, уставившись колючим взглядом на своего подчиненного. — Сколько раз можно повторять, — он с силой пнул попавший под ногу камень. — Наша компания не продает пеньку. И не когда её не продавала. И не собирается продавать, — его лицо покраснело, на висках проступили синие жилки. — Неужто трудно запомнить! Мы,... закупаем ее. В большем количестве. Причем цену закупа в этой стране диктует именно наша компания.... А не какие-нибудь скандинавские или голландские проходимцы, — выбросив порцию гнева, англичанин часто задышал.
— Правильно будет сказать, мы производим обмен товара на сырье, которое нам необходимо, — поправил его Шелтон.
— Да,...Как раз для этого, я и заказал большую партию изделий, — глубоко хватая воздух, согласился начальник и снова двинулся вдоль по улице.
— Представьте, сэр! — подчиненный продолжил рассказ, не замечая изменений в настроении патрона. — Когда он понял, что над ним насмехаются. И сообразил, что мы ничего не продадим, он стал просить у нас адреса поставщиков или перекупщиков.
— Надеюсь, вы не сошли с ума? — Добертон вновь остановился и резко повернулся к спутнику, шедшему позади него. — И не указали наших поставщиков?...
— Нет, конечно,... — рассказчик едва успел затормозить, не ожидая такого поступка от своего руководителя. — Он сказал, что тогда и без нашей помощи найдет места, где можно купить сырье.
— Вот и пусть ищет... Кстати, а сколько ему нужно?
— Так в том то и курьез,... сэр, — рыжий помощник улыбнулся голливудской улыбкой во весь рот. — Вы не поверите! Он сказал, что готов скупить всё...
— Что? — чопорный англичанин с не доверием посмотрел на собеседника. — Он сумасшедший? Зачем ему столько пеньки?
— Желает в каком-то лесном болоте у себя в деревне разводить редкую рыбу. С блеском в глазах убеждал сотрудников нашей компании заняться этим, сильно прибыльным делом. Рыба, наевшись нашей пеньки, размножается и растет с утроенной скоростью. Жиреет, по его словам, прямо на глазах!
— Да, вы правы — комичная ситуация.
— Так, вот, и я говорю, безумец какой-то... А может быть пьяница. Ни у одного русского купца нет столько денег, чтобы перекупить наше сырье. Тем более для бестолковой откормки болотных рыбин.
— А как зовут, этого странного покупателя?
— Не то Сорванцов, не то Воронцов, — замявшись, пытался вспомнить фамилию подчиненный.
