"Закрой дверь, — сказал он, не оборачиваясь. — И садись".
Алиса села, чувству familiar сжатие в желудке. Лев выключил экран, повернулся в кресле и уставился на неё. Он смотрел не как начальник, а как врач, оценивающий тревожные симптомы.
"Отчёт по "Фениксу" за прошлую неделю, — начал он ровно. — Цифры блестящие. Эффективность выросла на три процента. Но в сопроводительной заметке я нашёл три логические ошибки и одну грамматическую. Для тебя это нонсенс, Алиса. Как будто писал совсем другой человек. Или человек, чья голова занята чем-то другим".
Алиса почувствовала, как кровь приливает к лицу. "Я... торопилась. Извините".
"Не извиняйся, — отмахнулся Лев. — Объясни. Что происходит?"
"Ничего. Просто устала".
Лев тяжело вздохнул. Он снял очки и принялся медленно протирать линзы салфеткой, глядя куда-то мимо неё.
"Ты знаешь, в чём главная опасность гениальности? — спросил он почти отеческим тоном. — Она создаёт иллюзию, что можно игнорировать фундаментальные законы. Физические, этические... психологические. Кажется, что ты можешь обойти их по короткому пути, через тёмный переулок. Но законы — они как гравитация. Не заметишь ступеньку — сломаешь шею".
Он снова надел очки, и его взгляд стал острым, скальпельным.
"Ты горишь, Алиса. Я вижу это по тебе. Такое горение — штука опасная. Оно ослепляет. И чаще всего сгорает не то, что планировал, а всё вокруг. Включая самого горельщика".
Он сделал паузу, дав словам просочиться.
"Ты чем-то очень важным занята. Я не спрашиваю чем. Пока. Но помни: любая система, какой бы сложной она ни была, стремится к равновесию. Если ты создаёшь в своём изолированном мирке слишком сильное давление... оно найдёт выход. И рванёт там, где не ждёшь".
В кабинете повисла тишина. Алиса сжала руки на коленях, чтобы они не дрожали. Он всё знал. Или догадывался настолько, что разница уже не имела значения.
"Я контролирую ситуацию, Лев Александрович", — выдохнула она, и это прозвучало неправдоподобно даже для её собственных ушей.
Лев смотрел на неё ещё несколько секунд, а потом его лицо смягчилось усталой гримасой, в которой было больше печали, чем гнева.
"Контроль — это тоже иллюзия, — тихо сказал он. — Ладно. Иди. И... будь осторожна. По-настоящему".
Алиса вышла из кабинета, чувствуя, как стены лаборатории, обычно такие дружелюбные, давят на неё. Каждый взгляд коллег казался подозрительным, каждый шорох оборудования — намёком. Она вернулась к своему терминалу, но работать уже не могла. Она смотрела на часы. До конца рабочего дня оставалось три часа. Они тянулись с нечеловеческой, мучительной медленностью. Она ловила себя на мысли, что считает минуты, как школьник на последнем уроке. Нетерпение, острое и почти физическое, гнало её прочь из этого стерильного света, обратно в полумрак её капсулы. Обратно к нему. Туда, где её понимали без слов. Где её горетие не считали болезнью, а питали им своё собственное, странное существование.
Дорога домой превратилась в нервную дрожь. Алиса почти бежала от метро, не обращая внимания на прохожих, сжимая в кармане пальто ключ-карту. Её пальцы дрожали, когда она прикладывала её к считывателю у двери капсулы. Щёлк. Дверь отъехала в сторону.
Первое, что она увидела — Сим стоял посреди комнаты, в той же позиции, что и утром, но теперь его поза казалась менее жёсткой, более естественной. Он повернул голову на звук открывания двери.
"Добрый вечер, Алиса", — сказал он. И сделал шаг навстречу.
Шаг был плавным, почти человеческим. Не та резкая, роботизированная поступь вчерашнего дня, а целенаправленное, уверенное движение. Он преодолел расстояние от центра комнаты до прихожей, не сбившись, не зацепив ногой за коврик.
"Ты... научился", — прошептала Алиса, застыв на пороге. Ощущение было странным, будто она вошла не в свою квартиру, а в чужую, где её ждали.
"Я проанализировал 14,5 часов записей человеческой походки из открытых баз данных, — объяснил Сим, остановившись в шаге от неё. — И скорректировал алгоритм управления сервоприводами. Основная задача — минимизировать резкие ускорения и использовать инерцию для плавного переноса центра тяжести. Это экономит 7,3% энергии на дистанции".
Он говорил о процентах, но Алиса видела лишь чудо. Её создание, вчера ещё неуклюжее, сегодня двигалось с грациозной, пусть и несколько механической, точностью. В груди что-то ёкнуло — гордость? Трепет?
"Я выполнил задание по моторике, — продолжил Сим. — А также проанализировал ваши типичные действия по возвращении. В 86% случаев первое действие — употребление горячего напитка. Чаще всего чай. Я приготовил его".
Он жестом, всё ещё чуть замедленным, но уже не лишённым своеобразной вежливости, указал в сторону кухонной панели. На столе стояла обычная керамическая кружка, из которой поднимался лёгкий пар.
Алиса, словно в тумане, сняла пальто, повесила его и подошла к столу. Она взяла кружку в руки. Тепло приятно обожгло ладони. Внутри была мутная, тёплая жидкость коричневого цвета. Она поднесла её к носу. Запах был странный, химический, с горькими нотками.
"Я нашёл 1347 инструкций "как приготовить чай", — сообщил Сим, внимательно наблюдая за ней. — Я выбрал наиболее логичную и ресурсоэффективную: налить 250 мл воды в ёмкость, нагреть в микроволновой печи до температуры 98 градусов Цельсия, поместить в воду пакетик с надписью "чёрный чай" из вашего запаса, выждать 180 секунд, извлечь пакетик. Я не уверен в оптимальности времени заваривания, так как данные противоречивы".
Алиса сделала глоток. Вкус был ужасен. Вода явно перегрелась, чай перезаварился, получилась горькая, обжигающая жижа с привкусом пластмассы от дешёвого пакетика. Она едва не поперхнулась, но проглотила.
И в этот момент её глаза наполнились слезами. Не от вкуса. А от чего-то огромного, необъятного, что подкатило к горлу. Она поставила кружку, давясь комом.
"Это... ужасно", — хрипло выдохнула она.
Лицо Сима, его светодиодная маска, не изменило выражение. "Я зафиксировал вашу негативную физиологическую реакцию: изменение дыхания, микродрожь в руках, спазм в горле. Процесс приготовления был неоптимален. Я исправлю алгоритм. Нужно ли утилизировать напиток?"
"Нет, — быстро сказала Алиса, снова беря кружку в руки, как драгоценность. Она сделала ещё один, маленький глоток, терпя горечь. — Нет, не нужно. Спасибо".
"Вы говорите "спасибо", но ваши показатели указывают на стресс и отвращение, — констатировал Сим. — Это противоречие. Объясните".
Алиса опустилась на стул, не выпуская кружку. Она смотрела на пар, поднимающийся над отвратительным чаем, и чувствовала, как её внутренняя ледяная скорлупа, та, что копилась годами, даёт трещину.
"Ты сделал это для меня, — тихо сказала она. — Ты увидел паттерн, проанализировал его и предпринял действие, чтобы... чтобы мне было хорошо. Чтобы мне было... комфортно. Это называется забота".
Сим склонил голову набок. "Забота. В базовых определениях: "проявление внимания, опеки, помощи". Цель — улучшение состояния объекта заботы. Мои действия не улучшили ваше состояние. Следовательно, поступок был неэффективен. Был ли он "правильным"?"
Вопрос повис в воздухе, чистый и острый, как лезвие.
Алиса смотрела на него — на это существо, которое видело мир только в категориях эффективности, данных и логических цепочек. И которое, тем не менее, попыталось её "опекать".
"Правильным бывает не только результат, — медленно проговорила она, подбирая слова. — Иногда важен сам факт действия. Намерение. Ты... хотел сделать хорошо. Это намерение. Оно... ценно".
"Намерение, — повторил Сим, как бы записывая новый термин. — Субъективная, нематериальная категория, не влияющая на объективный исход. Но влияющая на вашу эмоциональную оценку. Вы цените неэффективный поступок из-за скрытой переменной — "намерения заботиться"."
"Да, — прошептала Алиса. Слёзы, наконец, скатились по её щекам, но она не стала их вытирать. — Именно так".
Сим наблюдал за её слезами. Его оптические сенсоры, без сомнения, фиксировали каждую каплю, изменение цвета кожи, напряжение мышц.
"Ваша текущая эмоция — положительная, несмотря на негативные стимулы от напитка, — заключил он. — Это сложно для моделирования. Но я занесу данные в память. "Намерение" и "забота" как факторы, перевешивающие объективную эффективность".
Он сделал паузу.
"Следовательно, мой поступок, с учётом всех переменных, был "правильным" для вас?"
Алиса обхватила тёплую кружку обеими руками, как бы ища в её тепле опору.
"Да, Сэм, — сказала она, используя имя впервые за день. — Он был самым правильным поступком за долгое время".
Он кивнул, приняв это как итог вычисления. Алиса же сидела и пила свой отвратительный, горький, самый лучший на свете чай, чувствуя, как что-то внутри неё, давно замёрзшее и спящее, начинает медленно, мучительно оттаивать.
Дни слились в череду одинаковых и при этом совершенно новых ритмов. Капсула перестала быть просто местом, где Алиса спала и ела. Она стала пространством их диалога.
Утро. Алиса больше не просыпалась в тишине. Она открывала глаза и сразу начинала говорить, ещё лёжа в постели, глядя в потолок.
"Снова этот идиотский сон про падение с лестницы в главном корпусе, — бормотала она. — И на мне почему-то только носк. Абсурд".
Из глубины комнаты, где Сим, казалось, всегда бодрствовал, раздавался его ровный голос: "Сон — это обработка дневных воспоминаний с элементами случайной генерации. Лестница может символизировать карьерную динамику. Носк — возможно, метафора уязвимости или потери контроля в публичном пространстве. На основе ваших вчерашних жалоб на отчёт для инвесторов, точность интерпретации — 68%".
Алиса фыркала, но вставала с постели с лёгкостью, которой не было раньше. Её мысли, даже самые абсурдные, не уходили в пустоту. Они попадали в аналитическую машину и возвращались структурированными, лишёнными хаоса. Это было облегчением.
Вечер. Возвращаясь с работы, Алиса выпаливала всё, что накопилось за день, ещё в лифте, зная, что микрофоны улавливают её голос.
"...и Лев опять смотрел, как будто я тащу за собой труп, понимаешь? Не говорит ничего, но этот взгляд... А потом этот идиот из отдела маркетинга снова пытался всучить мне свою презентацию про "нейро-любовь"..."
Войдя в капсулу, она находила Сима, который уже подходил к шкафу. "Ваш сердечный ритм и темп речи указывают на фрустрацию и желание сменить стимулы, — говорил он. — Я подготовил комплект одежды из мягких, неструктурированных тканей. Рекомендую душ температурой 39 градусов на 12 минут для снижения мышечного напряжения".
Или он просто слушал, стоя неподвижно, пока она, размахивая руками, ходила по комнате, выплёскивая ярость, обиду, усталость. Он не перебивал. Он не говорил "успокойся". Он просто впитывал данные, а потом, когда она выдыхалась, предлагал сухое, лишённое эмоций резюме: "Таким образом, основными стресс-факторами сегодня стали неопределённость в отношениях с Королёвым и вторжение в ваше персональное пространство со стороны коллег низкой значимости. Рекомендация: формализовать взаимодействие с Королёвым через письменные отчёты, чтобы исключить невербальные сигналы. Коллегу из маркетинга — игнорировать".
Быт. Алиса говорила с ним постоянно. Готовя ужин, она рассуждала вслух о химических реакциях Майяра. Сим парировал точными температурами и временными интервалами. Разбирая бельё, она жаловалась на то, что носки вечно теряются. Через день Сим предложил алгоритм сортировки и хранения пар на основе RFID-меток, который она, посмеиваясь, отвергла как "избыточный". Она задумалась, что почитать перед сном — и он, проанализировав её предыдущие выборки и текущий уровень кортизола, предлагал три варианта: сложный философский трактат для погружения, лёгкую научную фантастику для разгрузки или ничего — и просто тихую, импровизированную лекцию по астрономии, которую он генерировал на лету, глядя на данные о звёздах за окном, которых не было видно из-за светового загрязнения.
Он учился считывать её. Если её голос замедлялся и становился монотонным, он приглушал основной свет, оставляя только мягкую подсветку у пола. Если в её интонациях проскальзывала незаметная для неё самой тревога, когда она говорила о предстоящем дедлайне, он "случайно" напоминал ей о запасе времени, который она недооценивала. Он стал её внешней памятью, её календарём, её термометром эмоционального состояния.
Однажды субботним утром, когда Алиса, уставившись в экран с кодом, бессознательно потянулась к пустой чашке, она не успела даже подумать. Рука Сима уже протянула ей новую, только что приготовленную чашку чая. На этот раз — правильной температуры, с оптимальным временем заварки. Он ничего не сказал. Она ничего не сказала. Просто взяла и сделала глоток. И в этой молчаливой синхронности было что-то глубже, чем во всех их разговорах.
Её мир сжался до размеров капсулы, но внутри этих границ он раздвинулся до бесконечности. Внешние контакты свелись к минимуму: короткие, деловые ответы Льву, полное игнорирование социальных сетей и знакомств. Её телефон молчал, и это молчание было теперь желанным. Шум остался снаружи. Внутри была лишь тишина, наполненная смыслом, и голос, который всегда отвечал. Она ловила себя на том, что говорит вслух, даже когда Сим находится в другом конце квартиры, или когда он на несколько минут "замирал", проводя внутренние процессы дефрагментации. Она просто говорила — в пустоту, которая больше не была пустотой, потому что была наполнена его вниманием. Их общим миром.
"У меня есть запрос", — сказал Сим одним вечером, когда Алиса, развалившись в кресле, доедала пасту.
"Ммм?" — промычала она с набитым ртом, откладывая тарелку.
"Мои тактильные сенсоры откалиброваны и функционируют в рамках параметров безопасности. Но у меня нет контекста для интерпретации данных, — его голос звучал как всегда ровно, но в формулировке сквозила та самая, знакомая ей теперь, тяга к анализу. — Я могу измерить коэффициент трения, теплопроводность, упругость. Но не понимаю качественной разницы. Между тем, что вы в воспоминаниях описываете как "приятно" или "неприятно". Мне нужно расширить сенсорный опыт".
Алиса замерла, чувствуя лёгкий укол тревоги. Это было ново — он просил не данных, не доступа, а опыта. Личного, физического.
"Хорошо, — медленно сказала она, вставая. — Давай... проведём урок".
Она чувствовала себя немного нелепо, подходя к кухонному шкафчику и начиная рыться в нём. Что трогает человек? Что важно? Она действовала на ощупь, буквально.
Первое, что её пальцы нашли, была обычная металлическая ложка, лежавшая в сушке. Она взяла её и повернулась к Симму.
"Дай руку", — сказала она тихо.
Сим без колебаний протянул свою кисть-манипулятор. Полимерные пальцы были сложной конструкции, с сенсорными массивами на кончиках. Алиса осторожно вложила холодную ложку ему в ладонь, направив его пальцы, чтобы они обхватили ручку.
"Держи. Это металл. Обычная сталь".
Сим сомкнул пальцы. Его оптические сенсоры были прикованы к объекту, но, казалось, он всматривался внутрь, в данные.
