— Держи его! Хватайте Ролта!
Теанар, оказавшийся поблизости, не успел отреагировать. Антипов ловко обошел его и устремился к лестнице. К чести солдата, он не стал мешкать и бросился вдогонку.
Виктор быстро понесся вниз. Лестница вела в просторную прихожую, за выходной дверью которой располагался дворик с небольшой оградой. Ограду перемахнуть легко, но сначала нужно до нее добраться. К разочарованию сына лесоруба, на крик барона выскочили несколько человек. Двое: лакей-распорядитель и конюх оказались как раз между лестницей и дверью. Антипов, пригнувшись, ринулся на прорыв как заправский игрок в регби или американский футбол. По пути он не забыл прихватить большую корзину, стоявшую у лестницы, и, на мгновение распрямившись, метнул ее в голову лакея. Тот машинально отпрянул в сторону, корзина врезалась в конюха, который весьма неудачно принял ее на грудь, от чего заметно покачнулся. Виктор влетел в образовавшийся промежуток между двумя преградами. Его скорость лишь чуть-чуть уступала скорости плетеного снаряда.
Оставалось дело за малым — открыть дверь и оказаться во дворе. К сожалению, дверь открывалась внутрь, а не наружу. И если лакей с конюхом опешили и в ближайшие несколько секунд не представляли из себя серьезной угрозы, то несущийся вдогонку солдат был все еще полон физических и моральных сил.
Виктор не раз замечал в себе способность мгновенно и правильно оценивать обстановку. Он точно знал, когда нужно нападать, а когда — убегать. Второе происходило несравнимо чаще первого, потому что, говоря откровенно, Антипов, как и всякий здравомыслящий человек, предпочитал нападать, обладая некоторым перевесом в силах. Лучше — значительным. Вот и на этот раз правильное решение пришло вовремя. Уже перед самой дверью он резко затормозил и пригнулся еще больше, буквально свернувшись в клубок.
Если Виктору не везло с вином, то определенно везло с тем, чтобы успешно притворяться препятствием на пути у бегущего. Сначала его жертвой пал воин противника в лесу, теперь вот — Теанар.
Молодой солдат бежал широко, размашисто, видимо он вырос где-нибудь в деревне и простор полей выработал такой тип бега. И еще, наверное, в той деревне не было кочек посреди дороги. Отсутствие привычки к означенным кочкам его и погубило. Теанар, уже протянувший руку, чтобы схватить беглого лесоруба за шиворот, внезапно обнаружил, что цель исчезла. Он хотел было осмотреться, чтобы вновь найти виновника баронского гнева, но обнаружил, что времени на осмотр почти не осталось. Он был практичным человеком, этот солдат, с мудрой сельской хваткой и хозяйственной жилкой. Поэтому сразу же понял две вещи. Во-первых, в полете чрезвычайно трудно вертеть головой, потому что непреодолимо хочется видеть, куда, собственно, летишь. Во-вторых, дверь выглядит крепкой. Очень крепкой. И, похоже, что избежать столкновения с ней не удастся. А так хотелось бы.... Но воин сумел подавить зарождающийся крик и смог взять себя в руки, вспомнив то, чему учил его десятник — если проигрываешь бой, то нужно это делать так, чтобы и положение противника тоже ухудшилось.
Виктор был готов разразиться проклятиями, когда увидел, что произошло: солдат ударился головой о доски и рухнул так, что дверь оказалась заблокированной его телом. Требовалось время на то, чтобы очистить путь. А лакей и конюх уже почти пришли в себя. Конечно, они были слабее Ролта, но их ведь двое, к тому же, другие слуги и солдаты уже бегут сюда.
Антипов схватил лежащего и, слегка приподняв над полом, швырнул тело в сторону конюха. Для лакея же, который уже был почти готов схватить сына лесоруба, Виктор использовал верное средство, применяемое еще в дни своего детства, и которое по эффективности уступало мало чему. Он оскалился и зарычал. Будь на месте Валена солдат, тот бы, возможно, не испугался. Но лакей не был воином. В его глазах мелькнул страх — мало ли что придет в голову дурачку, и он быстро отскочил прочь. Путь наружу был открыт.
Свобода. Сладостное слово. Ничего нет желанней ее. Можно обойтись без еды или питья, но без свободы — нет! Она, только она предел всех мечтаний. Каждый цивилизованный человек должен стремиться к ней, бороться с тоталитаризмом, рушить диктатуры, сражаться с тиранами. Виктор понял все это именно сейчас, когда взялся за ручку двери и рванул, рванул на себя. Он видел, как неторопливо, словно в замедленных кадрах, появляются кусок земли двора, чахлая трава, забор, какое-то ведро, ворота, глаза сотника Керрета....
Глаза сотника Керрета! Они находились буквально в метре от Антипова и с ними еще можно было бы как-то смириться, если бы они были сами по себе. Но, увы, к ним прилагалось могучее тело в броне, снабженное очень крепкими конечностями. Даже более того, за спиной сотника, чуть сбоку, стояли еще другие солдаты. И, судя по их виду, были готовы исполнить приказ барона буквально. А именно — схватить бедолагу Ролта. У Виктора мелькнула досадная мысль, что эти люди, похоже, лишены всякого воображения. Зачем же воспринимать слова Алькерта именно так? Почему не понять, например, иносказательно? Может быть его милость просто изволит шутить?
Антипов сделал глубокий вдох и бросился на сотника. Какой у него был выбор? Назад, где слышен топот за спиной, или вперед, где безмолвные яростные глаза и крепкие руки? Бывший студент не стал выбирать ни то, ни другое. Он выбрал ноги. А именно, снова сгруппировавшись, совершив какой-то немыслимый изгиб в своем теле, нырнул между ног сотника. Он почувствовал, как чья-то рука хватает его за рубашку и впервые пожалел, что не бежит обнаженным. А лучше даже не просто обнаженным, а обмазанным с ног до головы скользким маслом, которым пользуются некоторые борцы и культуристы. О, эти люди знают, что делают. Их никто никогда не поймает.
Впрочем, качество материала оставляло желать лучшего, и с громким треском кусок рубахи оторвался. Мысленно благословив замковую портниху из наружников, Виктор быстро-быстро пополз вперед на четвереньках, пытаясь на ходу приподняться, чтобы перескочить через забор.
Его кто-то сумел схватить за ногу, Антипов, не глядя, лягнул обидчика другой ногой, хватка ослабла, и бывший студент уже был готов разогнуться, как вдруг что-то тяжелое навалилось на него. Отчаяние придало лесорубу сил. Он извернулся, пытаясь то ли ударить, то ли укусить, ухватил пальцами за что-то мягкое, скорее всего, ухо, рванул, услышал чей-то вопль, потянул еще сильнее, но тут же понял, что не в состоянии шевелиться. Его руки оказались прижаты к земле. Ноги тоже. Как минимум трое воинов держали его. Из последних сил приподняв голову и скосив глаза, Виктор увидел барона, который, видимо, наблюдал за всем действием с самого начала.
Алькерт подошел к нему, обескураженно качая головой, наклонился и сказал:
— Ну ты, Ролт, даешь.
После чего развернулся и отправился обратно в дом.
Через полчаса Виктор сидел в отдельной комнате на том же самом постоялом дворе. Его никто пока что не бил и даже дверь была не заперта. В этом отсутствовала необходимость — на ногах Антипова красовались самые настоящие кандалы: два железных кольца, скрепленных цепью между собой.
Барон любил награждать и наказывать своих подданных прилюдно. В воспитательных целях. Поэтому приказал пока что не трогать сына лесоруба и отложить кару до прибытия в замок.
'Вот и приехали, господин Колумб, — печально думал бывший студент. — Недолгая у меня была карьера. Вот это и значит — невезение. И почему барон именно в тот момент должен был увидеть мой разговор с этим типом... как его? Ан-Ерресом. Вот же молодой отморозок. Да и Алькерт тоже хорош. Боится графа. А ведь сам наверняка этого ан-Ерреса недолюбливает. И почему я должен страдать из-за сословных предрассудков? Бежать нужно как-то, бежать...'.
Но побег был весьма затруднителен. Комнату Ролту выделили на третьем этаже и категорически запретили спускаться во двор без разрешения. Окно располагалось аккурат над парадной дверью. На ночь незадачливого сына лесоруба грозили запереть. Как бежать? Будь Виктор профессиональным взломщиком, у которого припрятаны за поясом отмычки и инструменты кузнеца, он бы как-нибудь смог избавиться от кандалов и открыть замок. Но ничего этого у него и в помине не было, включая навыки вора.
У Антипова на душе скребли кошки. Нет, конечно, он был не против наказания, если уж сделал что-то плохое и попался. Но проблема в том, что с его точки зрения, ничего плохого не случилось, а наказание категорически не нравилось. Хотя, конечно, это не первая несправедливая кара в его жизни (точнее, жизнях). С этим тоже можно смириться. Но сам метод!
Виктор особенно не возражал против того, чтобы посидеть в тюрьме. Денек-другой. Еще и не такие люди там сидели. Можно даже в кандалах, если это кому-то нужно. Но телесные наказания были противны его сути.
Сидя на матрасе, набитом соломой, Антипов очень переживал по этому поводу. Его кулаки непрерывно сжимались и разжимались, в то время, как Виктор, не обращая ни на что внимания, вынашивал планы побега. Эти планы разбивались о суровую реальность, но молодой человек не переставал думать.
'С кандалами я далеко не убегу, — рассуждал бывший студент. — Понятно, что меня сразу же схватят. Хотя, с другой стороны, зачем бежать? Можно ведь красться. Вопрос лишь в том, как, куда и что я буду делать там, где окажусь'.
Кроме всего прочего, сыну лесоруба было бесконечно жаль, что его блестящая идея по поводу обучения у опытного фехтовальщика накрылась медным тазом. Если не получится сбежать, то барон, естественно, потащит его обратно в замок. И потом, даже если удастся перетерпеть наказание, нужно будет возвращаться в город пешком по незнакомой и неприветливой местности, где каждый феодал считает себя властителем судеб, а люди относятся к путешественникам в высшей степени подозрительно. И эту подозрительность может смягчить только одно из двух: сильный отряд за спиной или быстрая лошадь. По какой-то странной причине люди относятся с большей враждебностью к тому, кого могут поймать, чем ко всем остальным.
Виктор с трудом дождался темноты. Он не мог сказать, что к нему плохо относились. Напротив, все смотрели с каким-то сочувствием. И даже позвали к ужину на кухню. Антипов кое-как, по-черепашьи, спустился по лестнице, гремя кандалами. Его никто не пытался обижать. Даже Теанар с перевязанной головой при встрече во время ужина похлопал по плечу. Ободряюще. Словно та рана, которую получил воин, не идет ни в какое сравнение с теми ранами, которые приобретет Ролт.
— Привет, Теанар, — сказал ему Виктор. — Ты прости, что так получилось. Я не хотел ведь. Собирался просто сбежать.
— Зря побежал, Ролт, — ответил молодой воин. — Покаялся бы, глядишь, его милость и смягчил бы наказание. А так, пятьдесят плетей — не шутка.
Антипов еще не до конца понимал, что это значит, но интонации сказанного вызвали мурашки на коже.
— А что, потом долго болеть придется? — спросил он.
— Болеть — не то слово. Если вообще выживешь. Но тут зависит от того, как бить. Можно с силой, когда кожа и мясо рвутся после каждого удара, а можно и послабее. Если послабее, то еще ничего, выкарабкаться можно. А если с силой... сам понимаешь.
И сын лесоруба понял. Только сейчас понял, что означают в реальности пятьдесят плетей, предписанных ему господином бароном, а также сочуствующие взгляды. Наказание ведь можно не пережить! Зависит, конечно, от мастерства палача, но шансы на то, чтобы покинуть экзекуцию живым, наверное, не очень велики. Алькерт в приступе ярости, похоже, решил убить Ролта. Чтобы другим неповадно было.
Осознание этого бросило молодого человека сначала в жар, а потом в холод. Он кое-как, не помня себя, закончил ужин, а потом, оказавшись в своей комнате, прежде всего впал в панику. Одна-единственная мысль свербела в мозгу Виктора — его, наверное, скоро убьют. Убьют насовсем, навсегда, и никакой Арес уже не поможет. Его, весельчака, оптимиста и, в общем-то неплохого человека, не будет. Та, первая смерть, казалась даже легкой по сравнению с этой. Потому что наступила внезапно, а перед второй смертью Антипов должен еще мучиться от знания ее срока.
Молодой человек пару часов бродил туда-сюда, еле переставляя ноги. Когда первое ошеломление прошло, он начал думать о том, где же совершил ошибку, и ничего не находил. По его представлениям, все действия были совершенно правильны. Но, похоже, что кодексы поведения Виктора-студента и Ролта-лесоруба слегка различались. И цена за пренебрежение этим различием была очень проста — смерть.
Поэтому когда наступила глубокая ночь, Виктор решил оставить на потом вопрос о кандалах, и реализовать напрашивающуюся возможность побега. Он отбросил последние сомнения и принялся за дело. Все его вещи остались при нем, включая кошель с монетами. Благородный барон не занимался крохоборством. И за неимением других режущих предметов, Антипов остановил свой выбор именно на монетах.
Достав одну из серебрушек из кошеля, он принялся точить ее край о цепь кандалов. Металл поддавался легко, не сталь ведь, поэтому уже через несколько минут ребро монеты стало достаточно острым.
Порезать матрас из мешковины на полосы тоже было в общем-то просто. Связать их обычным двойным узлом — еще проще. Теперь оставалось окно. Там не было стекла, просто наглухо вделанная в стену рама, затянутая какой-то пленкой. Возможно, кожей или кишками животного или еще чем-то в этом духе.
Виктор не стал размышлять о том, какой убыток нанесет владельцу постоялого двора, а просто вырезал эту пленку из окна. Лаз получился не очень широким, но в целом, при большом желании пролезть было можно. Желания у Антипова имелось в избытке.
Он выглянул к окно и постарался рассмотреть происходящее во дворе. Забор и какие-то ящики около него отбрасывали нечеткие тени в тусклом свете отдаленных светильников. Вроде бы никого не было видно. Все спали, а если кто и не спал, тот находился в здании.
Кое-как примотав мешковину к единственной в комнате скамье, молодой человек выбросил другой конец 'веревки' в окно и, пятясь задом, начал протискиваться в лаз. Его расчет строился на двух предположениях. Во-первых, мешковина выдержит вес тела лесоруба, а во-вторых, скамья, будучи подтянутой к окну натянутой 'веревкой', не выскочит следом за Виктором и не ударит его, упавшего, по голове.
'Вот подговаривал же меня приятель заняться с ним альпинизмом, — мрачно думал Антипов, медленно спускаясь вниз и борясь с непослушными кандалами, — а я, дурак, отказался. Может быть, если бы согласился, то сейчас был бы опытным скалолазом и полез бы с большим комфортом. Хотя, слышал, что опытные скалолазы предпочитают не рисковать, если страховка плохая. Так что, возможно, и к лучшему, что не стал альпинистом. Наверное, будучи им, вообще бы никуда не полез'.
Мешковина неприятно потрескивала, скамья поскрипывала, кандалы позвякивали, а Виктор, думая о том, что вот-вот упадет и расшибется, продолжал спускаться. Третий этаж, с одной стороны, это не очень высоко, можно даже при желании спрыгнуть и, если повезет, отделаешься каким-нибудь незначительным переломом или вывихом. Но с другой стороны, прыгать Антипов никак не мог. Из-за кандалов. В них не попрыгаешь. Да и перелом ему не был нужен. Куда же с таким повреждением убежишь? Поэтому он, судорожно цепляясь за мешковину, медленно, но неуклонно полз вниз.
