Раб сердец

Решено было заслушать воеводу , храброго воина, весьма опытного в ратном деле, под началом коего находился Матюкалинский пехотный полк. Тот с грубым красноречием бывалого вояки обрисовал положение: треть служивых разбежалась при подходе восставших, вторая треть собирается перейти на сторону мятежников с оружием в руках, прочие вряд ли будут сопротивляться.

Ужас, обуявший думцев, который только что лишал их дара речи, заставил почтенных мужей прийти в себя. Все дружно вскочили с дубовых скамей, будто ужаленные осами. Все завопили хором, что рехнувшихся нет и следует немедля открыть ворота, что будет весьма благоразумной и осторожной мерой.

Таким образом был занят третий по важности город волости. Бран пополнил Рать перешедшими на его сторону правительственными воинами и добровольцами из горожан. Так что к Поползаевску он вернулся уже с двумя полками.

8.

Для Карра в углу бранова шатра был устроен особый насест с задёргивающейся шторкой. Сейчас ворон крепко спал. Несколько часов перед этим выдались необычайно бурными. В первые дни осады городские голуби наотрез отказались сообщать Карру, что творится в Поползаевске: -«Зачем нам это надо?» -«Толстые балбесы! —обозлился Карр. —Скоро поймете, зачем. Только как бы поздно не было!» Голуби поняли. Произошло это, когда голодающие горожане обратили на них внимание. «Дошло наконец? —не упустил случая поиздеваться Карр. —Съедобными оказались? Ладно, убирайтесь оттуда прочь, Братство птиц не трогает. Но на разведку летать будете, как миленькие!». Голуби угрюмо молчали. От разведывательных полётов им так и не удалось отвертеться. Время от времени они проникали в Поползаевск и по возвращении докладывали Карру, что там творится. Делая поправки на пресловутую голубиную тупость и сравнивая донесения с отчётами круживших над городом воронов, Карр готовил доклады для Брана.

Вот и сейчас, выслушав усталого крылатого друга, Бран поблагодарил его, усадил на жердочку и задёрнул шторку. После чего пригласил Учеников на совещание. Пришло время взятия Поползаевска.

Глава 7 Восходящая Луна

1.

Заканчивалась длинная весенняя ночь. Зор Меньшой вытянулся на деревянной лежанке. Сознание начало прясняться, вот-вот должен был уйти сон, тяжёлый и рваный, но всё же хоть как-то восстанавлива-ющий силы. Лежанка была жёсткой и грязной, но всё же лучше холодного каменного пола, на котором приходилось спать в прежней тюремной келье. Он поднялся на локте -показалось, что у двери кто-то топчется. Нет, тихо. Поглядел в узенькое зарешечённое окошко. На верхнем этаже допросного дома, что стоял напротив, теплился огонек. Встревоженные голоса раздались во дворе, затопали кованые сапоги. Кто-то распахнул завизжавшие ржавыми петлями ворота. Зловещими тенями начали метаться по двору стражи.

У двери завозились. Отодвинулась щеколда.

-Твой спи-ит? Спат нэ нада, прасни-ис нада, быхтыргады! — вполголоса зачастила тёмная фигура в дверном проёме. -Слушай, ти-ибя сейчас уби-иват приходи-ит будут. Хайсы турым! Всех в тюрма уби-иват! При-иказ такой, а то Бран приходи-ит, выпускаи-ит. Давай так: я твой выводи-ит си-ичас, крыша-чердак прятат будем вместе. Бран приходи-ит будет, мы выходи-ит буди-им, ты ему сказат буди-иш, как я ти-ибя спасал. Устымгай охон, тырхук. Твой согласен?

-Подумать надо. -неожиданно для себя усмехнулся Зор. Им внезапно овладело нездоровое веселье.

Фигура палача-вастака дёрнулась в двери.

-Твой для зачем смеятся, а? Твой дурак? Твой с ума савсэм сходи-ит, да? Тогда мой двер запирай, твой для зарезать бросай. Другой искат буду, умный! Сахуры-сай умдырлах шур-шур башхай!

-Ну, ладно. -снисходительно сказал Зор, садясь на лежанке. -Давай, веди... спаситель... Только мне сил дальше порога уйти не хватит.

-Твой руки на мой плечи давай, всё хорошо буди-ит, газызай ухум.. Твоя мамой клянись, что меня Бран не буди-ит казнит?

-Клянись, клянись.-успокоил Зор. -Не буди-ит.

Палач проворно скользнул в келью, подхватил Зора на загривок и проворно поволок к двери. Меньшой из последних сил помогал ему, отталкиваясь дрожащими ногами.

-Что за шум? -спросил он.

-Твой не знаи-ит савсэм, да. Бран город берёт, Поползай сбегаи-ит. Канэц, аднака, кырдык!

До лестницы на чердак они добрались вовремя: в тюремных переходах послышался топот, колеблющиеся жёлтые огоньки масляных светильников рассеяли темноту.

-Си-ичас начнут. -бормотал вастак, торопливо опуская крышку, поворачивая в замке ключ и заваливая крышку чердачным хламом, пронзительно воняющим старой пылью. -Бунтовшик убиват-резат, вор-убийца отпускат на воля, хазгын чак. Наша сидет тут тиха нада, шумет не нада. Ест твой хочет? Еш!

Вастак ткнул Зору свёрток, восхитительно пахнущий хлебом. Узник извлёк оттуда лепёшку, принялся ломать на мелкие кусочки, жевать оставшимися шатающимися зубами.

Снизу донёсся дикий визг.

2.

Наездник с белым платком в поднятой руке подскакал на рассвете к Полночным Вратам.

-Слушайте! -протяжно вскричал он. -Пожалейте город, Откройте ворота Мы каждый день повторяли это и сегодня обещаем, что никто из честных горожан не пострадает! Всем, кто пожелает, позволим покинуть Чистоград!

-С грабителями и разбойниками не разговариваем! -проорали из-за зубцов стены. -А ну, попытайтесь войти! Хотя куда там «войти», жабрами не вышли! Возвращайтесь лучше навоз ворошить, землеройки!

В верхней бойнице Врат показалась багровая рожа воеводы Кромеши: -Оборванцы! Падайте на колени, просите помилования. Может, и сжалится волостной голова, попросит за вас самого Наместника!

-Продажные вы шлюхи! -не выдержал всадник и в сердцах бросил платок на мёрзлую землю. -Отдались за грош да еще и похваляетесь? Тьфу! Лешелюбы, холуи! Ну так и оставайтесь холуями, а мы не хотим! Не наголодались еще? Не хотите ворот открывать?.. Тогда берегитесь, кончилось наше терпение!

Гонец Братства ускакал. Сотник отодвинулся от бойницы, сел на холодный дощатый пол.

-Так и передохнем от голода верными присяге. -злобно процедил сквозь зубы небритый лучник.

-Молчать... -вяло ответил воевода.

-Да скоро уж навовсе замолчим. -посулил лучник.

-Силы небесные! -ахнул наблюдатель, сидевший под самой черепичной крышей и глядевший в узкое смотровеое оконце. -Никак на приступ пошли! А вон на телегах какие-то орудия! И ещё вижу: быки тянут таран и осадные вышки.

Кромеша опять прильнул к бойнице. -Точно! Хотят дать решительное сражение. Вон лёгкая пехота, видно по щитам, сплетенным из прутьев. Лестницы волокут... Все по местам, бездельники! Приготовить камнеметы!

На холм вышел Бран в окружении Учеников. У его ног устроился Рыжий, на плече сидел Карр. Бран тыкал пальцем в сторону города, очевидно растолковывая направления предстоящего наступления.

Он был очень взволнован, он чувствовал, что настал решающий всё час. Ночью Бран совещался с Учениками. Была составлена роспись действий. Прямо на ворота должен был идти Ждан с тараном и отборными бойцами. Прочие также получили под начало отряды, с коими по по условленному знаку должны были одновременно ворваться на стены.

-Ждан!

-Здесь, Учитель!

-Тараны — к Полночным Вратам, раздай лестницы! Начинай! Мы должны взять Чистоград одним ударом, осада закончена. Высь, Славко, двигайте свои отряды к стенам! Удачи! Братья! Жду от всех геройских дел!.. Видимир!

Видимир Обстоятельный, одетый во взятые в бою доспехи, безукоризненно выбритый, щеголеватый и праздничный, встрепенулся: -Слушаю, Учитель!

— Расставь стреломёты и огнемёты так, чтобы били по бойницам без промаха!

Видимир побежал исполнять приказ.

Поползаевские наёмники с растущим страхом взирали на устройство, медленно, но неуклонно ползущее к Вратам. На стене захрустели рычаги камнемётов, послышался стон натягиваемых канатов. Каменные шары описывали дугу и падали близ приближающегося к Полночным Вратам тарана, убивая людей и быков, что тянули и толкали громоздкое сооружение. Крича и ругаясь, воины налегли на таран, тот ткнулся в ворота железной оковкой в виде оскаленной волчьей пасти.

За холмом, на котором стоял Бран, взревели трубы. Рать Братства хлынула на приступ. С установленных на телегах огнемётов вырвались багрово-алые струи, оставляя дымный шлейф окатили зубцы стены. Раздался истошный визг, горящие тела посыпались вниз, корчась и извиваясь в предсмертных судорогах.

Тррр! Первый удар тарана по чёрным от времени створам Полночных Врат холодной болью пронзил сердца осаждённых. Тррр! Тррр! Тррр! Удары стали стуком чудовищного маятника, отсчитывавшего последние мгновения осады.

Бран поднёс сжатые кулаки к покрасневшему лицу.

-Ну! Ну! Бей сильнее! -бормотал он. -Круши!

Поползаевцы опрокинули котлы с кипящей смолой. Черные кляксы, шипя, шлёпались на двускатную крышу, защищавшую таран, никому не причиняя вреда. Из-под укрытия послышался издевательский хохот. Бойцы, вставшие в два ряда, с уханьем раскачивали на цепях тяжеленное бревно, и железная волчья пасть мерно била в ворота. Створки затрещали.

Тррр! Тррр!

Ждан Ратник во главе Смердуновской дружины уже был под стеной.

-Не робей, братья! Подымай лестницы, как учили! Щитами от стрел прикрывайтся, щитами, кому говорю!

Воевода братства горел жаждой победы и зажигал ею прочих. Однако старые краснокирпичные стены смотрелись столь неприступно, что многими овладели нерешительность и робость.

Лестницы скрипнули основаниями по стылой земле, царапнули крючьями на верхних перекладинах по кирпичу.

-Чего? -рявкнул Ждан. -Кто хочет сегодня вечером лечь спать в поползаевских палатах? А то глядите, сам первым кинусь!

Он крякнул, поплевал на ладони и проворно полез по хрустящим под ним перекладинам. Смердуновцы стали дружно карабкаться вверх. Стреломёты прикрыли их пущенными веером короткими стрелами. Залп оказался настолько метким, что на какое-то время участок стены рядом с Полночными Вратами опустел.

-Славно! -кричал Ждан. —Коси лешелюбов, не давай очухаться! Не глазей по сторонам! Времени не теряй! Прыгай на стену и — в топоры!

-Ох, Ждан, -бормотал Бран, не отрывая взгляда от картины боя, -ох, отчаяннный... Истинный воин!

Поползаевцы опрокинули две лестницы, искалечив с дюжину воинов. Но Ждан уже оказался на стене, выхватил топор из ременной петли, перекинул круглый самодельный щит со спины на руку. За ним влезли еще несколько самых смелых и ловких дружинников-смердуновцев.

-Мятежники на стенах!..

Эта весть поразила защитников подобно параличу, среди них воцарились смятение и ужас. Ратники Братства полезли наверх с ещё большим упорством.

Тррр! Тррр!

-Вперёд! -взревел Ждан. -К калитке!

Он, свирепо круша топором щиты отступающих перед ним лешелюбских вояк, спустился по кирпичным ступеням в привратный дворик, вслед за ним горохом посыпались другие повстанцы, подбежали к Полночным вратам, стали откатывать возы с тяжёлым грузом, припиравшие дубовые створки, вырывать брусья засовов из железных скоб.

Тррр! Последний удар тарана распахнул створки. И судьба Поползаевска была окончательно решена. В город ворвалась повстанческая конница, понеслась по Тишайшему проезду, за ней хлынули, растекаясь по переулкам, пехотинцы.

Вытирающего пот со лба Ждана хлопнули по плечу, он резко повернулся, увидел Брана и некрасивый оскал на его потном, грязном лице тут же сменился широкой улыбкой.

-Всё, Учитель — город наш! Думаю, что лешелюбы сами открыли Полуденные врата с противоположной стороны и бегут сквозь них прочь.

3.

Бран глубоко вдохнул прохладный весенний воздух и его голос зазвенел над притихшими чистоградцами:

-Спасибо за то, что пришли, за согласие выслушать. Вы пережили тяжелые дни осады и жуткие часы штурма, и радует, что в пережитом не упрекаете нас. Мы не хотели крови! Она пролилась злой волей Поползая, Крысеня, Головастика!

Как только не костерят нас продажные лешелюбы, обученные искусству лжесловия своими заморскими хозяевами! «Братоубийцы», «людоеды», «изверги», «грабители».. А преступлением они называют — быть рунцем и требовать уважения и безопасности! Воистину, вор громче всех кричит: «Держи вора!»

Чего хочет добиться наше Братство? Вернуть Рунь её хозяевам-рунцам. Скажите, разве это грабёж? Прекратить истреблять и оскорблять хозяев в их доме. Ответьте, разве это людоедство? Ввести справедливые законы и, главное, добиться, чтобы они исполнялись всеми и беспрекословно. Это издевательство?

Клеветники обвиняют Братство в том, что оно затеяло кровавую междоусобицу. Чушь! Междоусобица — это распря между своими, а Поползай с его приспешниками никогда не мог быть своим для трудового люда. Скажу более — они и не люди вовсе, а трупные черви, омерзительные паразиты. Так что истребление их — вовсе не человекоубийство, совсем не усобица, а многотрудное лечение нашей, родной Руни.

Война — отвратительна и грязна, мне пришлось в молодости воевать, и я на это насмотрелся. Но если нет иного выбора? Тогда как?

Мы не начинали войны! Это нас двадцать пять лет обирали, унижали, убивали, порабощали. И все вокруг молчали. Все! Да что там «вокруг» — мы сами молчали. Тупо и покорно. Я? Да, тоже молчал... Безмолвствовал, когда рвали Рунь на клочки, когда к власти пришли озверелое ворьё, откормленные канцелярские крысы и наглые хозяйчики, когда на улицах городов наших разносилось: «Рунская свинья, прочь с дороги! На колени, свинорылый!».

Среди собравшихся вижу многих своих ровесников. Многие молчали и терпели лишения, когда шла осада Чистограда. Молчат и сейчас... Так пусть каждый из собравшихся здесь мысленно ответит себе — он свинья? Холуй? Согласен и дальше молчать, горбатиться на хозяйчика-лешелюба и терпеливо дохнуть, заливая предсмертную тоску брагой? Ну, тогда да — свинья и холуй, быдло и скотина. Не согласен — иди к нам в Братство.

Хочу, чтобы каждый понял: мы — на нашей земле. Чужой нам не надо, но на своей не позволим себя насиловать, грабить и убивать. Все! Хватит! Закончилось терпение. Отступать нам более некуда! Наша беда в том, что стали забываться эти слова... «Отступать некуда» — сказали Чёрные рати в последнем бою последней страшной Войны Кольца. Тогда к нашей земле самоуверенно, в наглой уверенности в победе топало с Заката воинство «свободных народов». Они тоже считали рунцев быдлом и безмозглыми рабами Чёрного Властелина. И как же удивились, когда Чёрные ратники, не сложив оружия, легли костьми до последнего. Ибо отступать было более некуда!

И мы отправились в поход на истребление лешелюбских крысиных стай потому, что нельзя было не идти. Потому что кончилось безволие, исчезло позорное бессилие. Их сменили отчаяние и ярость. Мы захотели жить сами и защитить жизнь детей. Мы вдруг пожелали жить на своей земле и по своим обычаям, а не по воле тех кто называет нас свиньями на бойне.

Внезапно собравшийся на площади народ шумно выдохнул в едином порыве: стоявший рядом с Браном Ждан Ратник, оттолкнув Учителя, прикрыл его собой. Сверкнувшая гадючьим блеском стрела сухо щёлкнула по пластине жданова панциря.