Скс Режим бога 1-я книга

Когда я замолкаю, некоторое время стоит тишина.

— Значит, все-таки ангелов нет. — "ни к селу" задумчиво произносит главный городской милиционер.

Все недоуменно смотрят на генерала. Долго томить высокое начальство "непонятками" генерал Кокушкин не стал, и посмеиваясь, принялся рассказывать:

— Дело в том, товарищи, что у несостоявшейся, к счастью, жертвы преступника, есть крайне набожная бабка. Она настолько заморочила внучке голову своими религиозными бреднями, что когда мы расспрашивали девочку, что произошло, то она нам заявила, что с неба спустился ангел со сверкающим мечом, и сразил прислужника сатаны...

Все засмеялись. Я тоже подхихикивал, лежа на кровати и стараясь не напрягать разболевшийся живот.

— Вот так все "чудеса" и случаются! — отсмеявшись, сказал Романов, — Впрочем, девочка ведь в шоке была — и не такое привидится.

— Где, кстати, твой меч, "ангел"? — поинтересовался, не без потуги на юмор, городской прокурор.

— Перекладина за дверью в моей комнате стоит, а карабин и сумка — под столом, в ящике с игрушками... — "смущаясь", пробубнил я.

Прокурор замялся после моего "пассажа" об игрушках, а затем поинтересовался:

— Ты ведь не будешь возражать, если мы заберем эти предметы и твои вещи... Ну, те, которые в крови?..

Веселость в палате сразу притухла: "игрушки" и "вещи в крови" прозвучали невеселым диссонансом.

— Берите, конечно — я все понимаю, только... — я потупился.

— Что? Говори... — уже вполне дружелюбно подбодрил прокурор.

— Вы маму до смерти не напугайте — а то ведь я у нее один, трясется надо мной. Папа в Африке погиб — он у меня военным летчиком был. Вот теперь живем вдвоем с мамой. Ей как-то аккуратно сказать надо. Да и меня, наверное, не отпустят сегодня домой...

Я поднял глаза. Вид у моих высоких гостей был слегка виноватый — маму наверняка никто не дал указания предупредить, про папу не могло не задеть — да и вообще было видно, что относятся ко мне хорошо, и жалеют.

— Чего вы на меня так смотрите? — надулся я, — Сам жив, девочка цела, преступник в тюрьме — вы все так же бы поступили!

— Вряд ли! — после небольшой паузы, задумчиво сказал начальник ГУВД Кокушкин, — Я бы, наверное, от милиции убегать не стал...

Секундное молчание — и дружный хохот! Вот же веселая компания подобралась... Ей богу!..

— Ты не волнуйся, Витя. — отсмеявшись, заверил Чурбанов, — Маму твою аккуратно предупредят, привезут сюда, и вещи изымут максимально деликатно... — произнося эту фразу, он в основном смотрел на Кокушкина. Тот понятливо кивнул.

После этого как-то одновременно все стали подниматься, завершая свой коллективный визит. Стулья были сдвинуты в стороны, дверь в палату сразу же открылась, и в проеме нарисовался один из офицеров сопровождения. Подслушивали они там, что ли... А может, и подслушивали. Работа такая.

— Ну что, герой! — начал заключительную речь Романов, — Поправляйся скорее, набирайся сил. Все необходимое врачи для этого сделают. — он перевел взгляд на "зава отделением", и тот энергично закивал головой.

Чурбанов тоже придвинулся к кровати, и улыбаясь, сказал:

— Давай, чемпион, заканчивай свою школу, и поступай в Московскую школу милиции. Моя рекомендация тебе обеспечена!

— Не переманивай перспективные кадры, Юрий Михайлович! — притворно нахмурился Романов.

— Ладно тебе, Григорий Васильевич — сочтемся как-нибудь. — засмеялся Чурбанов, — Одной ведь Родине служим!

Уже осторожно потряся мне на прощание руку и двинувшись было к выходу, замминистра остановился, полез в верхний наружный карман кителя, и достав маленький белый прямоугольник, протянул его мне:

— Вот, держи — тут мой телефон указан... На всякий случай, ну, и если в милицию надумаешь идти! — он опять засмеялся.

Романов тоже пожал мне руку, и улыбаясь, потрепал по голове. Прокурор кивнул, и... улыбнулся, совсем как человек. Генерал Кокушкин повторил "романовский стиль" прощания, а Ретлуев молча подмигнул мне от дверей, где он и просидел всю встречу вместе с доктором...

...Часа через полтора все тот же Ретлуев привел в палату маму. Ну что сказать... Такое не забудешь!!! Вихрь вопросов, слезы, угрозы "посадить дома гаденыша на цепь", пожелания "чтобы на боксе вообще голову отбили", затюканный пристрастным допросом "зав отделением", выставленный из палаты Ретлуев, неосторожно открывший рот о том, "что все уже позади", ну и т.д.

Я был осмотрен с ног до головы — поскольку доктору медицинских наук доверия было немного — зацелован и облит слезами. Где-то через час буря слегка улеглась. Ретлуеву разрешили вернуться в палату, а измученного "зава" отпустили домой. Но, естественно, только после того, как он лично привел в палату дежурного врача, и оставил номер своего домашнего телефона. Вместе с Ретлуевым в палату проник и Леха.

Затем я с полчаса демонстрировал искусство вранья и виртуозность выкручивания под восхищенным взглядом Лехи и внимательным Ретлуева. Версия, выданная маме, выглядела предельно безобидно: шел в музей, услышал крики из подъезда, засунул туда любопытный нос, увидел преступника, и врезал ему по голове турником! А он, гад такой, падая, поцарапал меня ножом.

— Мам, ты ведь представь — он даже не пытался меня ножом ударить! — я всем видом изображал возмущение, — Просто от удара по башке его развернуло, и ножом он мне случайно поцарапал бок, поскольку уже был без сознания. Прокурор так прямо и сказал, что в нападении на меня преступника, к сожалению, будет не обвинить! Вон, товарищ капитан с ним ругался, но прокурор настоял, что эта царапина — случайность.

"Товарищ капитан" изволили невозмутимо кивнуть, и промолвили:

— Странная позиция прокуратуры — мы будем с ними спорить в суде...

Я чуть рот не открыл. "Ай да Ретлуев!.."

Мама, подозрительно слушавшая мою "фэнтези", переключилась на "спятившего прокурора", а затем снова принялась за "чемпиона среди оболтусов". Снижение градуса с "гаденыша" до "оболтуса" позволило мне продолжить, что на соревнования я поперся потому, что у меня "только легкая царапина", а там случайно оторвался пластырь, и поэтому "стало кровить", что и заметили.

И тут понеслось по новой — уже за "нелегальное" хождение на бокс! В общем, вечер удался!..

26.05.78, пятница (мой 96-й день в СССР)

Из больницы меня выписали в пятницу, девятнадцатого мая. Перед этим крутили и просвечивали под кучей приборов, и взяли все анализы, которые можно было взять! Каждый врач и каждая медсестра считали своим долгом погладить меня по голове и угостить чем-нибудь вкусным. Я всем улыбался и ни от чего вкусного не отказывался. Зачем? Ведь люди от всей души. Слухи по больнице о "раненом герое" распространились моментально, а визит Первого секретаря обкома и заместителя министра внутренних дел СССР в палату к мальчишке скрыть было в принципе нереально.

В больнице маме выписали больничный "по уходу за ребенком" — мне хоть и исполнилось четырнадцать лет, но раз у меня была операция, то оказывается, положено. Целыми днями мы играли с ней в карты, шахматы и домино. Со среды мне разрешили вставать — так что еще добавились и прогулки в огромном больничном парке.

Ежедневно приезжал Леха, и если не работал, то высиживал в палате и гулял с нами целый день. Дважды приезжал с фруктами Ретлуев — врал, что фрукты с родины — наверняка купил на рынке. Впрочем, у меня в палате и так можно было открывать фруктовый ларек — столько всего натащили дедушка и Леха. Да и больничная еда не страдала скудностью или однообразием.

По моим воспоминаниям "первого детства", в обычной больнице, где мне приходилось пару раз оказываться, такого разнообразия не было. Хотя тоже питание было приличное. Но "Свердловка" своих пациентов кормила вкусно, полезно и обильно!

Выздоравливал я очень быстро. С одной стороны — уход был лучше не придумаешь, с другой — рана все-таки не была тяжелой, теплая куртка сдержала лезвие, и оно вошло в меня не слишком глубоко. Да и съеденные мною самостоятельно антибиотики пришлись, видимо, очень кстати. Никаких осложнений не наблюдалось.

Владимир Михайлович был очень доволен ходом лечения, и тоже частенько "зависал" в моей палате, поскольку у нас было весело! Часто проходили карточные турниры по игре в "дурака". Играли в основном "пара на пару". И если мы с мамой пару Ретлуев-Леха разделывали под "орех", то я с Лехой в итоге проиграли паре мама-Владимир Михайлович с общим счетом 13 : 22! Зато взяли реванш у пары мама-дедушка 25 : 17. Короче, лично мне в больнице скучно не было!

Мама тоже быстро успокоилась, поскольку видела меня более чем бодрым, и постоянно слышала от Владимира Михайловича уверения, что я быстро иду на поправку, и все анализы "ну просто космические"!

Поэтому в обед пятницы Владимир Михайлович наконец счел возможным меня выписать домой. Осложнений никаких не было — заражения удалось избежать, швы сняли в четверг, да и рана, если честно, была легкой — ничего важного задето не было.

Тепло распрощавшись с медицинским персоналом, пришедшим меня провожать, мы поехали домой на Лехином "Москвиче".

Выходные предстояло провести дома, а с понедельника я готов был снова идти в школу, заканчивать учебный год. Хотя Владимир Михайлович и намекал, что может прописать мне домашний режим. Но торчать в четырех стенах совсем не хотелось, да и на улице была чудесная солнечная погода — днем температура поднималась под двадцать градусов.

Так что я настоял на школе. Доктор не упирался, поскольку тоже считал меня уже вполне здоровым. Никто из высокого начальства меня в больнице больше не посещал, и я уже начал планировать, как не дать им про меня забыть.

* * *

Зря напрягался — не забыли...

В школе я стал равен эпическим героям Древней Эллады! О моем бое с "Писюнасом" (а иначе его никто и не называл) знали все. Причем гораздо лучше меня, и с такими подробностями, что я почти "плакаль", когда их "слышаль". От смеха!

Тут были и спрятанное в перчатке коварным "Писей" выдвигающееся лезвие, и мой живот, пробитый ударом его перчатки, и подсыпанная мне в воду отрава, от которой я умер после поединка... Лучшие в мире советские врачи, срочно вызванные Романовым из Кремлевской больницы, потом, конечно, спасли "героического меня"...

Восторженный бред одноклассников был прерван только звонком на урок!

Про маньяка никто не сказал ни слова. Из чего я сделал вывод, что об этом мне тоже нужно помалкивать.

В начале каждого урока я выслушивал от очередного учителя поздравление с выздоровлением и "чемпионством", делал приличествующую случаю физиономию и благодарил в ответ. К концу занятий, когда ажиотаж вокруг моей персоны стал потихоньку спадать, прямо посреди урока географии в класс ввалилась явно взволнованная завуч Лилия Олеговна — высокая, толстенная, и очень активная дама "за тридцать" — и забрала меня с собой "к директору". Класс возбужденно загудел мне в спину. "Лилька" даже не обернулась сделать замечание!

В кабинете возбужденной директрисы находились пять(!) журналистов и два товарища "из обкома", как успела меня "ввести в курс" запыхавшаяся завуч, пока мы с ней шли по коридору. Журналисты поздоровались, и доброжелательно, но с нескрываемым любопытством принялись меня разглядывать.

Длинный стол в кабинете директора был заставлен чашками с чаем, в паре вазочек лежало какое-то печенье и стояла раскрытая коробка шоколадных конфет. Меня тоже усадили за этот стол и налили чаю.

Один из "обкомовских товарищей" (тот, который был в сером костюме) сначала представил журналистов. По мере представления, директрисе становилось все больше не по себе — по крайней мере, лицо у нее выражало именно это.

Представительный мужчина средних лет в синем костюме был собственным корреспондентом "Советской России". Молодой парень в кожаной куртке и роговых очках — спецкор ленинградской "Смены". Рыженькая улыбчивая толстушка в розовой кофте — из "Пионерской правды". Молодая симпатичная девушка в джинсах, со строгим выражением лица, представляла "Комсомольскую правду". Ну и высокий худой мужчина с хриплым голосом и прокуренными усами был корреспондентом "Ленинградской правды". Крупнокалиберный набор "Правд"! Мой размерчик... Хе!

Затем уже второй "обкомовец" (в черном костюме) произнес вступительную часть:

— Товарищи! Вот он, тот самый Витя Селезнев, семиклассник этой школы, не испугавшийся вступить в схватку с вооруженным преступником. Преступника задержали приехавшие по звонку Виктора милиционеры. Сам Витя оказался ранен ножом, но от всех это скрыл, и на следующий день победил на городских соревнованиях по боксу "Кожанные перчатки". Ну... теперь он ваш — задавайте вопросы!

Обернувшись ко мне, "обкомовец" улыбнулся, и пристально посмотрел в глаза. Я кивнул — понятно, не дурнее других.

Пока журналисты переглядываются, кто начнет первым, я краем глаза ловлю обалдевшие лица директора и завуча. Наконец, роли распределены, и первым начинает представитель самого солидного издания — "Советской России". Солидно откашлявшись и поправив узел галстука, он начал:

— Витя, а скажи пожалуйста, что тебя заставило вступить в схватку с взрослым и вооруженным преступником?

Все присутствующие в кабинете с явным интересом ждали моего ответа.

Я задумчиво почесал нос и пробурчал:

— Да я и сам толком не знаю. Тоже потом об этом много думал. Как-то само получилось.

— Разве не было страшно? — встряла толстушка из "Пионерки".

Я засмеялся под удивленными взглядами корреспондентов:

— Ну, вы ведь не напишете, что я разве только не описался от страха!

— Селезнев! — попыталась одернуть меня завуч.

— Ничего-ничего! — остановил ее улыбнувшийся собкор "Совраски", остальные журналисты тоже заулыбались — впрочем и "обкомовцы" отнеслись спокойно к моему выступлению.

— Так если было настолько страшно, то почему же ты не отступил? — снова влезла толстушка, не испугавшись строгого взгляда корреспондента "Советской России".

— Э... — закатив глаза, протянул я. Честно говоря, эта встреча с журналистами не стала для меня неожиданностью. Я надеялся на что-либо подобное. Просто я думал, что предупредят заранее, начнут инструктировать, произойдет это не так скоро и не в школе — а тут так все неформально, что ли... Хотя, похоже, журналисты знают не все — как бы не сболтнуть лишнего... Впрочем, лишнего сейчас и не напечатают — не то время.

— Я бы, конечно, позвал кого-нибудь — но никого не было, так что пришлось самому...

— Как мы уже вам сообщали — преступник напал на девочку, и хотел завладеть ключами от квартиры, чтобы ограбить ее — но тут и вмешался Виктор... — вступил "обкомовец" в сером костюме.

"А меня заранее предупредить об этой версии было недосуг?" — удивился я про себя, но внешне ничем своего удивления не выдал.

— Так что же все-таки заставило тебя преодолеть страх и вступить в смертельно опасную и неравную схватку? — снова взял бразды беседы в свои руки собкор "Совраски".

— Так меня этому везде учили — и дома, и в школе, и в книгах, и в пионерах: нужно помогать слабым, надо бороться со злом, необходимо всегда прийти на помощь... Я и не представляю, как можно было бы поступить иначе. Что, нужно было убежать? А вы бы бросили девчонку без помощи? — задал уже я ему вопрос.