Обещай мне вернуться

Раненый нашел ее руку, слегка сжал пальцы.

— Не, кудлатка... Пока ты здесь — ничего плохого не случится.

— Знаешь, что, товарищ командир батареи, поспи немного, хорошо? Не вечер, конечно, да по глазам вижу — тебе отдохнуть надо. К ужину как раз проснешься.

— Эхх... Так ведь всю жизнь продрыхнуть можно...

Он опять замолчал. Приглядевшись, Майка поняла, что ее подопечный уснул на полуслове.

— Ох, мужики... Эта рыжая мне нонеча чуть задницу к койке не пришпилила!

— Ничо, терпи, казак.

— Да где ж тут вытерпишь? — подал голос другой раненый. — Мальцом был — батяня лупил как сидорову козу, и то меньше болело!

— Н-да... — протянул кто-то философски. — Жопа — она всё чует. Жопа — она барыня. Что уж тут делать. Терпи, паря. Кудлатка вечером придет — уколет, даже не заметишь.

— А она колдунья.

— Колдуны и ведьмы — пережиток прошлого, — наставительно заметил Истратов.

— Сам ты пережиток! Ложись на грунт и перископом не отсвечивай! Колдунья она. Точно знаю. У меня дед колдуном был — его сам председатель колхоза боялся.

— А ты, видать, в дедушку пошел, — поддел Истратов. — То-то от тебя все девчата шарахаются.

-Эх, ребята, — мечтательно протянул летчик из правого угла, — а девчонка-то краси-и-ивая!

— Красивая, — подхватил кто-то. — Только тощая больно. У бабы всё должно быть — ух! Чтоб было за что подержаться! А то какая ж она баба?

— Ду-ра-ак... Ты бабу выбираешь или корову?

— Подкормить бы да приодеть — и хоть на танцы, хоть на парад!

— Так чего ж зеваешь?

— Она на меня и глядеть-то не хочет!

— И не поглядит, — осадил артиллерист. — Опоздал ты, парень. Теперь на чужой каравай рот не разевай. Просватана уже.

— Хо! Уж не ты ли, капитан, засватал?

— Да где уж нам, грешным!

— Это кому ж так свезло? Он хоть кто?

— Да вроде летчик, — неуверенно ответил кто-то.

— Видал я того летчика, — раздался хмурый бас от окна. — Третий месяц тут валяюсь, застал еще. Говорят, мужики, присушила она его.

— И я его помню, — вступил чей-то хриплый голос. — Пацан пацаном, не брился даже. Все с самолетиком деревянным игрался, потом с собой в полк его увез. Талисман.

— А что, оченно может быть, — вставил пилот с угловой койки. — У нас в полку один такой деятель с собой морскую свинку на боевые вылеты брал. Тоже талисман, говорил.

— А начальство чего?

— А чего начальство? Комэск сам перед вылетом самолет обходил и трижды в шасси его пинал. Иначе, говорил, удачи не будет. Так-то.

— А говорят, братцы, будто фрицы даже болонок к себе в кабину сажают!

— Суеверия, — хмыкнул Истратов.

— Суеверия?! — взвился летчик. — А ты поболтайся с мое над целью, когда по тебе лупят из чего придется, я на тебя погляжу!

— Ладно, мужики, не ругайтесь. Так просватана, значит? Эхе-хе-е... Где авиация прошла — там пехоте делать нечего.

— Девичьи глазки сшибают почище зениток.

— Меня еще никогда зенитки не сшибали! — задиристо вскинулся летчик.

— Ну, всё когда-то бывает в первый раз, — философски заметил Истратов.

— Ах ты, бог войны, так твою растак!

Из угла в угол полетела подушка.

— Во-о-оздух! — дурашливо выкрикнул кто-то.— Ложись!

— Чего орешь — и так все лежат!

Капитан поймал подушку здоровой рукой и демонстративно прижал к себе: мол, всё, теперь не отдам.

На шум прибежала Майка.

— Товарищи, товарищи! Это что за безобразие? Отбой уже два часа как был!

— Сестренка, — давясь от смеха, попросил летчик, — будь добра, забери у этого охламона мою подушку! А то он взял и не отдае-от!

— Ну что за детский сад! — покачала головой сестра. — Держите свою подушку.

Капитан громко захохотал и тут же захлебнулся кашлем.

— Ох, чёрт... — едва выговорил он. — Смеяться... больно...

Майка кинулась к нему, помогла сесть.

— Дыхание выровняй! — скомандовала она. — Ме-е-е-едленно и неглубоко... Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вот так. Всё горло, небось, содрал, несчастье мое! Не уснешь теперь. Сейчас микстурки от кашля принесу.

— Сестренка, а сестренка! — ревниво подал голос летчик. — А я тоже кашляю! Вот — кхе-кхе. А мне микстурки?

Девушка неодобрительно покосилась на него, но ровно ответила:

— Хорошо, и вам микстурки. Она безвредная, ее даже детям дают.

— Из ваших нежных ручек — хоть яд!

— Не надо мне таких жертв... Товарищи, дверь оставляю открытой, мне все слышно. Чтобы тихо было! Сейчас приду.

Майка скоро вернулась. Истратов послушно выпил микстуру, кивком поблагодарил — дышать стало легче. Летчик тоже глотнул за компанию и сморщился — успел уже подзабыть, какая это гадость на вкус... И сам теперь был не рад, что выклянчил.

— Товарищи, и вам не совестно? — укоризненно заметила она. — Как дети малые, честное слово. Подушками кидаетесь, шумите... Вам-то весело, а мне из-за вас от начальства попадет.

— Извини, сестренка, мы больше не будем, — с притворным раскаянием сказал кто-то.

— Очень надеюсь на вашу сознательность, — вздохнула Майка и вышла.

— А хороша девчонка, верно?

— Нда-а-а...

— Хороша дивчина, да не для такого павлина.

— Слышь, бог войны, а тебя она тоже присушила?

— А-атставить разговорчики! — громким шепотом велел Истратов. — Шестая палата, слушай мою команду... А-ат-бой! Приказы старшего по званию не обсуждаются.

—

Несколько дней спустя, пробегая по коридору со стопкой чистого белья, Майка едва не наткнулась на толпу военных. На одном белый халат сидел внатяжку, едва не трещал на широких плечах. Девушка на секунду притормозила, проводив их заинтересованным взглядом. Гости скрылись в шестой палате.

"И чего им тут надо?" — недоумевала она. Впрочем, долго зевать было некогда: работы накопилось по горло. Немного управившись с делами, Майка решила устроить себе передышку и под каким-то надуманным предлогом заглянула в шестую палату.

Истратов окликнул ее.

— Эй, кудлатка! Поди сюда, — чего покажу!

— Чего покажешь, чего? — с любопытством спросила девушка.

— А вот гляди-ка.

Капитан пошарил под подушкой и здоровой рукой вытащил оттуда маленькую красную коробочку. Открыл. Внутри, пристегнутая к красной колодке, лежала пятиконечная золотая звезда с гладкими двугранными лучами.

— Ух ты-ы-ы-ы-ы! — восхищенно выдохнула Майка.

Ей до смерти хотелось потрогать награду — ну хоть одним пальчиком. Но даже попросить об этом казалось кощунством. Не заслужила — не лапай. Не твое.

— Вот то-то, — усмехнулся капитан, словно возвращаясь к давнему разговору. — А ты говоришь — Герой. Вот тебе и Герой.

— Поздравляю! — спохватилась Майка.

День покатился как обычно — присесть некогда. Улучив минутку, Майка подбежала к Даше, скатывавшей чистые бинты, и взялась помогать. Ее так и распирала полученная новость.

— Даш, а ты видела?! Генералы приходили! Толпа целая! Пять! Нет, десять! Все высоченные! С орденами! В шестую палату!

— Померещилось тебе. Не десять, а трое. Генерал там один — я их в вестибюле видела. С ним полковник и майор. Полковник — из комендатуры. Остальных не знаю.

— А знаешь, зачем?! — не унималась Майка. — Истратову Звезду Героя вручали! Он мне сам показывал!

— Вон оно что... Надо зайти, поздравить товарища капитана. Вот только минутку свободную выкрою, — Даша помолчала и добавила: — Теперь бы только ночь спокойно прошла, чтобы никто из начальства к нам на этаж не зашел.

Майка не поняла:

— А что? У нас и так всё спокойно.

Даша вздохнула и разъяснила:

— Так обмывать ведь ребята будут. Непременно будут, уж я знаю. Святое дело. Не дай боженька кто увидит. Ладно, я уж с товарищем капитаном потолкую, чтоб они там тихенько.

— Хороший он командир, наверное... — задумчиво протянула Майка.

— А и конечно, хороший, — невозмутимо согласилась Даша. — Плохого бы не вытащили.

До Майки медленно доходило услышанное, и ей становилось не по себе. Чтобы прогнать тревогу, она задала глупый вопрос, давно вертевшийся на языке:

— Даш... А как ты думаешь — если попросить, он меня с собой на фронт возьмет?

— Че-е-го-о-о?! Глупостей не болтай! Голову под пули сунуть не терпится? Я с финской между кочек да воронок ползала — знаю что говорю. Да и капитан ни в жисть тебя туда не пустил бы. Окопную грязь месить — руки-ноги покрепче нужны.

— Я сильная! — обиделась Майка.

— Сильная она! — передразнила Даша. — А у кого намедни лямка лопнула? Кто весь вечер скулил, что рука болит? А? Не зашила вовремя, поленилась, — вот и получай! Тут руку потянула, а на передке головы б лишилась! Стрелять умеешь?

— В школе в тире стреляла... — смущенно пробормотала Майка.

— В тире! Так тебе фриц и даст прицелиться, как в тире. А с физподготовкой у тебя как? Сколько без отдыха прошагать сможешь? А в сапогах да с полной выкладкой? Да в любую погоду? А? Вот то-то, — она чуть разоткровенничалась. — Тяжко там. Холодно, грязно. Ни отмыться, ни рубашку сменить, сапог месяцами не снимаешь. С едой, с лекарствами туго. Когда подвезут, когда нет, каждый клочок бинта бережешь...

— Как это... бинты бережешь? Если меньше класть — так рану не закроешь!

— Витки реже укладываешь — вот и экономия. Не на две трети, а на треть прикрываешь. Поняла? И так-то девчатам на войне не сахар — а еще обстрелы, а бомбежки?! Ты вон какая легонькая, худенькая — сломалась бы скоро. Никому не пожелаю видеть то, что там люди видят. И мужик-то не всякий выдержит. Страшное это дело!

— Даш... — помялась Майка. — А по-женски... как?

— А никак! — отрезала Даша. — Так и ходишь — ни подоткнуться, ни постираться! А летом и попить негде. Нет, не для девчат это. Молчи, дуреха, молчи в тряпочку — не позорься! — она нахмурилась, видно, вспомнила что-то. — Капитану даже не заикайся — на смех подымет. Уважать перестанет. Всё. Хватит об этом. Топай в третью палату. Новенький там что-то жаловался с утра, спроси, не надо ли ему чего.

— Из писем 1943 года

Здравствуй, Женя!

Обнимаю, жду, надеюсь..."

Когда собрание закончилось, Майка, которой полагалось отдыхать, побежала навестить капитана, чтобы ему первому похвастать своей наградой. В палате его не оказалось: соседи сказали, что пошел гулять.

Майка выбежала в садик. Истратов далеко не уходил — он сидел недалеко от крылечка на скамеечке и, прижмурясь, подставлял худое лицо солнцу. Заслышав шаги, капитан лениво приоткрыл один глаз.

— Ба, кудлатка! И халат сняла, и косынку...Ну точно — где-то медведь сдох.

— Большой? — очень серьезно спросила Майка.

— Что?.. — не понял капитан.

— Большой медведь-то был?

— Да поря-адочный! Ого, да ты и впрямь кудлатка, под этими вашими косынками ни черта не видно. Ну-ка, в каком ты у нас звании? — капитан привстал и приставил ладонь здоровой руки козырьком к глазам, словно силясь разглядеть знаки различия на Майкиных погонах, потом шутливо хлопнул себя по колену. — Батюшки, товарищ младший сержант! Глядишь, лет через десять до полковника дослужишься, а, кудлатка? Еще и я тебе козырять при встрече буду?

— Не будешь, — засмеялась девушка. — Ты к тому времени уже генералом станешь!

— Эх, кудлатка, твои б слова — да начальству в уши! Ишь ты, — залюбовался Истратов, — и сияет, чисто именинница!

— А... я и есть... именинница... — лукаво улыбнулась Майка. — Девятнадцать мне сегодня.

— Смотри ты, — удивился капитан, — совсем невеста! Наташка-то моя помладше будет — семнадцать ей только.

— И значок мне дали... Вот... — хвастаться было неловко, но уж очень хотелось, чтобы капитан ее похвалил.

— Хороший значок, — серьезно сказал он. — Почти как орден. Эх, выпил бы я за твое здоровье! Да разве ж ваших докторов допросишься? Слышь, кудлатка, ты за кадку с фикусом сегодня не заглядывай, лады?

— Не буду, — великодушно пообещала Майка.— Только смотрите, чтоб старшая не засекла!

— Не боись. Не впервой, чай.

Отдохнув, девушка, как положено, заступила на вечернюю смену. Едва вошла в шестую палату, капитан тут же подозвал:

— Эй, именинница! Да погоди ты, не убегай! Вот шебутная какая! — он сунул руку под подушку и вытащил оттуда что-то. — На вот тебе гостинчика. Чайку попьешь.

Майка немедленно отогнула липкую бумажку, чтобы посмотреть на подарок. Под ней оказался рубиновый леденцовый петушок на палочке! Ей ни разу не доводилось их пробовать — так уж сложилось. Всем одноклассникам разрешали покупать на базаре леденцовых петушков и рыбок. А Майке было нельзя — "потому что их трогают грязными руками, ты что, холерой заболеть хочешь?!" "Но у нас в классе никто не заболел!" — пыталась возражать Майка. "Они здоровые. А ты слабенькая, где другой проскочит — ты заболеешь!" — твердо говорила мать. Нарушить запрет в голову не приходило.

— Спасибо! Ой, а ты сам как же?

Истратов негромко рассмеялся.

— Да я лучше тяпну за твое здоровье! Помнишь, о чём уговаривались?

— Ага. Вы только тихонько. И вот еще что, — Майка быстро указала пальцем на койки. — Этому, вот этому и этому — не наливать! С морфином водку не мешают! От этого умереть можно! Была у нас как-то история, еле откачали дурака такого. Запомнишь? Этому, этому и вот этому. Ни капельки!