Фэнтези 2016 Кинопольский Волк

— Мы уже знаем, что Бурин здесь не при чём.

— Бурин мог обманывать.

— Бурин не такой зверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Потом объясню. Нам уходить надо! Давай, перекидывайся.

— Какого...

Вместо ответа Лакс упал на колени, перекинулся (со второй попытки), после чего схватил тетрадь в зубы и бросился вон из комнаты. За его спиной зашурашал халат, а потом застучали сильные лапы.

Входная дверь приоткрылась как раз в тот момент, когда они сбегали по лестнице. Копи рыкнула и бросилась в сторону пришельца. Дверь захлопнулось, с той стороны закричали по-азербайджански.

Лакс свернул в лабораторию и нырнул в проход под столом. Под лапами зашуршала трава, а в нос снова ударил знакомый запах из теплицы. Он обогнул её и даже не сбавляя скорости прошмыгнул в уже знакомый лаз.

Было немного страшно, что тетрадка промокнет — ведь псовые, как он помнил из биологической энциклопедии, потеют языком. Но оказалось, что если не высовывать язык, он так и будет лежать на своём месте и тетрадка останется такой же сухой, как тапочки, которые верный пёс приносит хозяину.

За воротами слышался хриплый голос.

— Что такое? Ты же обещай людей прислать! Вот и присылай! Мы тоже в Коалицию хотим, пусть нас защищают. Олег, не дури, эти армяне бешеные...

Очень скоро они снова оказались на дороге. Теперь запах от проехавшего авто был сильным и теперь его ни с чем нельзя было перепутать. Добежав до знакомого места, они нырнули в кусты и, к немалому облегчению, нашли свою одежду нетронутой. Торопливо скинувшись, они начали переодеваться.

— Зря скинулись, кстати, — заметил Лакс, — Волками мы бы быстрее ушли.

— Так легче прикинуться мирными жителями. С дороги, тут ещё одни едут!

— Не дача, а проходной двор, — пробурчал Лакс, отступая вместе с Копи глубже в лес.

По дороге действительно ехали. Это было два широченных джипа, трясшихся, словно картонные коробкт, с целой россыпью включённых фар. Лакс уже хотел прятаться глубже в чащу, но тут Копи сорвалась с места и с криком "Брат Мардагалян!" побежала к дороге.

Лакс последовал за ней. Кажется, он начал что-то понимать, но не был уверен, что понимание дошло до конца.

Миниатюрный караван затормозил, из кузова первого джипа закричали что-то приветственное. Окно кабины водителя опустилось вниз, и оттуда показалась уже знакомая голова Мардагаляна. Лицо так и светилось от радости.

— Барев дзес! — Копи замахала рукой, — Те, кого вы ищите, уже на даче. Две машины и примерно десять человек.

Лакс заметил, что в кабине играет "System of a Down". Значит, Маргадалян ценил армянскую культуру во всех её проявлениях.

— Шноракалуцюн, милая. Я думаю, нас хватит, чтобы с ними разобраться. Ещё чего придумали, в мой лес без спросу полезли.

— Вы только с дачей поосторожней, — попросил Лакс, — мне там потом жить.

— Ты, парень, не бойся. Это дуэль должна быть, тут из танков не стреляют. В идеале всё решат когти и зубы. Но знаешь, что я скажу? — Маргадалян высунулся в окно, словно собираясь поведать страшную тайну — но всё равно говорил очень громко, так, что его мог услышать весь лес, — Так вот, этот Гамидов до того дошёл, что к себе в стаю людей записывает. То есть это уже не стая, а самая настоящая банда. И разбираться с ней надо, как с бандитами! Вот и всё, что я думаю.

— Знаете, мы слышали, — Лакс оглянулся, — как они звонят Кинелю

Марлагалян усмехнулся и потёр руки.

— Сюрприз им будет, ребятки. Такой сюрприз, что ахнут. Я только что с Кинелем говорил. Он пришлёт свою стаю, да, но драться она будет за меня. Так ждёт этих бози тха большой сюрприз. Я теперь знаю, сколько у них волков, сколько людей, и даже что они задумали. И у меня не только мои люди, а много кто ещё. Ведь эти бози тха стыдятся быть честными азербайджанцами, они себя "турками" называют, флажок себе сшили. Ну вот мы и устроим им сорок дней Муса-Дага. Будут драпать, как под Сардарапатом драпали, да только никто не уйдёт! Потому что хиары, хоть и зубастые.

Он спрятался в кабину и дал по газам. Джип сорвался с места и понёсся дальше, рыча и подпрыгивая, словно дикий кабан, почуявший жертву.

— Что такое дуэль? — спросил Лакс. Ждать здесь было нечего и они просто шли по колее, в обратную от дачи сторону.

— Это такой обычай решать споры, — ответила Копи, — довольно редкий, но на окраинах волчьего мира, как видишь, встречаются. Если две стаи претендуют на одну территорию, они могут перекинуться и устроить драку. Из оружия — когти, зубы и боевые навыки, разумеется. И дерутся, пока одна из стай не побежит прочь.

— Опасная забава. Человек — животное сравнительно безоружное, он с палкой звереет, а тут зубы и когти. Там убивают наверное часто.

— Если на дуэли кого-то убили — это совсем хорошо, особенно для Кинополя. Вакансии появятся, на них можно будет пригласить кого-нибудь достойного.

Просека упёрлась в шоссе. В вечерней полумгле проносились машины со включённоми фарами.

— Влево. Солнце вон там заходит, значит пришли мы оттуда.

Остановка "Волчье-Ягодное" показалась так быстро, что Лакс осмелился подумать, что дальше у них всё пойдёт хорошо. Но вспомнил, что в лесу сейчас начинается дуэль — а она не может не начаться, ведь Луна уже поднялась в небо и очень скоро и у Мардагаляна, и у Гамидова не останется другого оружия, кроме волчьего — и понял, что ошибается.

— Всё поехало, — заметил он.

— Ты о чём?

— Когда я ехал сюда, всё было более-менее понятно. Я поступаю в университет, у моего дяди клиника, моего деда убили какие-нибудь исламисты, чтобы он не успел вмешаться в чеченские дела. Теперь оказалось, что всё это — одно большое волчье дело. И ты обратила внимание, что в нём не работают никакие объяснения? Те версии, которые Коалиция придумала для себя, ничуть не надёжней, чем те, которые она выпускает наружу. Мы напустили дыма, я согласен, — но теперь и сами в нём заблудились. Вот что плохо.

— Я думаю, это потому...

Чёрная, бесшумная машина выскользнула, словно тень, с шоссе и замерла, перегородив им дорогу. Лакс шагнул вперёд, одновременно прикидывая, удастся ли им в случае чего броситься через дорогу.

За распахнувшейся дверью, однако, сидел Апраксин.

— Как вы, ребята?

— Всё в порядке, — ответила за двоих Копи, — Гамидов пытался спрятаться в лесу Мардагаляна. Теперь они на даче Триколича, обсуждают конфликт в Карабахе.

— Фух, ну хоть эти нашлись, — Апраксин щёлкнул кнопкой, освобождая задние двери, — Давайте, забирайтесь. Перебазируемся.

— Что случилось-то?

— По дороге расскажу. А где третий?

Лакс и Копи переглянулись.

— Он сказал, что хочет устроить концерт...

В следующую секунду все трое поняли, что настоящий ужас им ещё только предстоит.

Глядя в затылок Апраксину, Лакс решил, что теперь совсем по-другому понимает выражение "оборотни в погонах".

Автомобиль затормозил перед домиком Бирюкевича. Апраксин выбежал наружу, крикнув водителю что-то неразборчивое. Лакс представил, каково ехать в одной машине с тремя волками... или, точнее, с четырьмя, считая Лучевского. Впрочем, эти волки были в чём-то людьми, а значит, не такие кусачие.

Апраксин вернулся.

— Всё намного хуже. Гони через деревню до клуба.

— А как выглядит клуб?

— Он в дорическом стиле, не ошибёшься.

Волчье-Ягодное промелькнуло за окнами за полминуты — и дома, и ограда с башней, и жёлтая змея газопровода — словно кто-то прокрутил в ускоренном режиме весь их вчерашний день. Потом была небольшая пустая дорога, а затем опять показались домики, разбегавшиеся от небольшого холма. На холме действительно стоял небольшой кубик цвета золотого песчаника и с тремя белыми колоннами по фасаду, напоминавший скорее беседку, чем общественное здание.

— Идём пешком, — сообщил Апраксин, — чтобы внимания не привлекать. Сколько у нас ещё времени?

— Примерно час, — отозвалась Копи.

— Уложимся.

Они вышли наружу и двинулись по улице. Навстречу шли трое деревенских парней. Они были весьма возбуждены, но Волченя быстро почувствовал, что угрозы нет, потому что по сторонам не смотрели.

— Не, ребят, этот звук такой, у-у-у... Сложный дерзкий.

— Ага. Почти как у "Секс Пистолз", когда они в Киеве с симфоническим оркестром.

— И всё скромно так, этот, как его — минимализм!

Апраксин проводил их взглядом.

— Слушай, биолог, — тихо произнёс он, — Шизофрения — она воздушно-капельным не передаётся?

— Она врождённая.

— Это хорошо. Слушаем внимательно, никого не трогаем. Если начинает ехать крыша — говорим.

Следующими были две старушки.

— Ох как играли, как играли-то...

— Аж душа уходила!

— А воть звук-то полифоничный!

— Ага! Основной мотив идёт фоном и снова начинаеть, когда громка!

— Лёгкая музыка, правильная. Почти второй "Лидзеппелин"!

— Но мотивы-то фанковые, Никифоровна, фанковые!

— Это всё эта, как его... Постмодернизьмистическая поетика!

Два морщинистых лица так и вспыхнули при этом слове.

Апраксин отступил в сторону и долго смотрел им вслед.

— Ситуация усложняется, — сказал он, — В селе явная аномалия. Дальше идём осторожно. Не говорим умных слов.

Окна в клубе были тёмными, но дверь оставалось приоткрытой. Они осторожно подошли и заглянули в окно.

Крохотный полутёмный зал уже опустел. Только на сцене сидели на стульях двое и разливали по стаканом нечто, цветом и запахом похожее на "Бердяевку". Слева сидел серьёзного вида человек в очках и кепочке, по виду — председатель садового кооператива. Справа — Лучевский. Его трэшевые волосы опять стояли торчком.

— Речь идёт о новом тренде в мировой философии, — объяснял Лучевский, — Подобно идеям Декарта, давшим толчок математике и создавшим новую методологию, идеи Деррида и Бодрийяра способны произвести ментальную революцию и помочь нам достигнуть третьей сингулярности, вы понимаете? Их уже внедрили в программирование, в идею нейросетей, фильм "Матрица", опять же. Я думаю, идеи симулякров, плато, деконструкции произведут революцию в сельском хозяйстве. Постмодернизм на селе станет революцией, сопоставимой с изобретением трактора или самогона. Особенно в животноводстве.

— Да, в этом мы когда-то были впереди всей планеты, — ответил председатель садового кооператива, — Почти как в космонавтике, только ещё больше. Вот не просто так все эти Бодрийяры раньше были марксистами. И у нас ещё в советское время всё это начинали внедрять. Колхозная жизнь и плановое производство — это самый настоящий симулякр. А потом и деконструкция началась.

— Вот-вот, — Лучевский тряхнул головой, — И сейчас в условиях дегегемонии и глобализации необходимо сделать следующий шаг и выйти наконец на новое плато. С хорошей рекламой в наше время можно продать даже молоко деревянной коровы. Так что нет никаких сомнений — приложение идей Деррида к животноводству даст взрывной кумулятивный эффект! Ведь и литература, и наука, и сельское хозяйство, и крупный рогатый скот есть Бытие, а значит, допускает перенос методов. Теперь уже ясно — мир начинается там, где кончается труд и порядок означаемого никогда не одновременен порядку означающего! А значит, только когда мы избавимся от устаревших воззрений, у нас сразу же появятся новые и мы получим совершенно новый эффект. Зачем вкладываться в производство в наше время, когда реклама важнее товара? Это бесмысленный вещизм, заведший в тупик европейскую цивилизацию. Чтобы стать передовыми, мы должны вырваться за рамки этой гонки и ехать в ней поперёк!

— Да, тут нельзя не согласиться, — кивнул серьёзный, — Французский опыт ведения хозяйства очень актуален для нашего кооператива. Сходность матрицы природных условий...

— Похоже, — заметил Апраксин, — что нам придётся его похищать. Давайте, заходим и медленно подбираемся...

Часть III. Лесная Сказка

XVIII. Автокомбинат N2

У отца Кинеля было два компаньона. Один из них — старый Кравшеня — пережил его только на несколько месяцев. Другой, Воробьюхин, просто исчез, так что все три доли империи Кинеля-старшего оказались в руках единственного наследника.

Это Курбинчик знал наверняка. Прочие подробности остались за кулисами. И он собирался разорвать эту ткань. Но пока не знал, как это сделать.

Помогла Росомаха — эта стрёмная, коротко стриженная аспирантка Кинопольского Биологического. Ему иногда казалось, что она пошла в экологи только потому, что всё остальное получалось у неё слишком легко. Ещё перед тем памятным пикетом (который закончился ничем) он как-то упомянул ей об этой истории. Потом, уже после визита к Кинелю, он снова упомянул о том, что было бы неплохо отыскать Воробьюхина. А уже утром мобильник стал разрываться от звонков.

— Что такое?

— Нашла его.

— Кого?

— Воробьюхина. Выбирайся, он согласен увидеться. Только без протокола.

— Он в городе?

— Нет. Но он приедет. Выбирайся на Автокомбинат номер два. Это... ну, в общем, по карте посмотришь, где.

Автокомбинат располагался на юго-востоке, так что он ехал через Глухарёвку. Когда мимо проплыл бирюзовый кристалл офисного центра, на втором этаже которого принимал Триколич, Курбинчик так сильно сжал руль, что у него побелели пальцы.

За круглой площадью, после небольшого квартальчика жилых домов, дорогу обступили заводские корпуса и заборы с колючей проволокой. Именно здесь, а не в городе были основные угодья Кинеля. Да, его фирма что-то строила, что-то разрушала, но именно громадная доля в акциях почти любого крупного кинопольского производства спасла бы его от любого кризиса и катаклизма. Бывший дом офицеров, который он снимал почти целиком, был не больше, чем столицей его империи, а эти старые, полупустые на вид корпуса со сплошными лентами окон и новенькими автоматическими воротами были провинциями, исправно поставлявшими ему дань и новобранцев.

Конечно, император был не один. Империя Кинеля была не Римской, а скорее Хеттской, с полунезависимыми князьями, чьи интересы сплетались в один клубок. Клубок этот хранился там же, в бывшем доме офицеров, и заглянуть в его переплетения было, к сожалению, нельзя. Можно было проследить лишь его ниточки, тянувшиеся в самые разные сферы. Лучевский, владевший почти всеми обувными магазинами города, Войкшунес, ещё с советских времён подвизавшийся на ниве снабжения, а ныне главный городской перевозчик, Мардагалян (официально — беженец), исправно поставлявший в город апельсины и вино, нотариальная контора Алчихиной, — и, внезапно, Крапивник, завкафедрой Кинопольского Биологического. Давняя и не очень понятная дружба с Апраксиным казалась в этом ряду вполне естветсвенной.

Были и другие, не столь заметные, например Триколич с его кабинетом, — хотя когда Курбинчик узнал, сколько денег через него проходит, то он понял, что "не столь заметные" просто стараются не попадаться на глаза. Этот скромный кабинет (как он был зарегистрирован) работал, среди прочих, в той области ветеренарной хирургии, за которую мало кто брался.