Д'Артаньян подошел к двери и, распахнув ее, увидел мальчика лет двенадцати — как он уже знал, служку в доме галантерейщика, звавшегося Филиппом. В руках тот держал подсвечник с толстой зажженной свечой и кулечек, из которого выглядывали еще три или четыре таких же свечи.
— Господин Бонасье велел узнать, не нужно ли вам еще что-нибудь, сударь? — спросил хлопчик, передавая свечи разведчику.
Видимо, визит мушкетеров и речь Портоса произвели на почтенного галантерейщика должное впечатление, раз уж он так расщедрился, подумал д'Артаньян и хотел было сказать, что ни в чем не нуждается, как вдруг вспомнил:
— Имеется ли у господина Бонасье писчая бумага?
— Конечно, сударь.
— Отлично! Тогда принеси мне, пожалуйста, немного, дружок. — сказал он, отпуская паренька.
Тот резво ускакал прочь, а через пару минут вернулся с толстенной, не меньше двадцати листов, стопкой писчей бумаги и склянкой чернил. Поблагодарив и выставив его за дверь, антиразведчик вернулся к столу, освежил чернильницу, положил перед собой чистый лист бумаги, задумался на мгновение, а потом обмакнул перо и принялся составлять...
План разведывательно-диверсионных мероприятий на текущий 7134 год от С.М. (1625 от Р.Х.)
1. Отслеживать признаки приближающейся войны, для чего:
а) установить контроль над оружейными лавками и мастерскими, регулярно сверяя уровень цен на оружие на предмет падения-роста;
б) установить аналогичный контроль над конными рынками и торгами.
2. Невзирая ни на какие препятствия, пробиваться в элиту королевской гвардии, для чего:
а) достать 1800 экю для капитана де Тревиля;
б) начать службу в другой роте, подыскивая случай пробиться в мушкетеры.
3. Установить всех сколько-нибудь значимых сановников Французского королевства, имеющих отношение к военному ведомству, а также пути подхода к ним, для чего:
а) углублять уже имеющиеся знакомства;
б) расширять круг знакомых под видом ищущего покровительства провинциала.
Поставив точку, д'Артаньян с удовольствием обозрел дело своих рук, три раза вдумчиво и прилежно перечитал бумагу, после чего смял ее в тугой комочек и, положив на блюдечко подсвечника, залитое воском, поджег. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь нашел сей документ! Разумеется, русский язык, на коем он был составлен, до некоторой степени предохранял его от прочтения, но столь коварных и хитрых людей, как французы, недооценивать было нельзя и рисковать лишний раз не стоило. Риску нам и так хватит, как говаривал Игнатий Корнеич.
Псевдогасконец смотрел, как догорает план, и вспоминал купца. Именно Игнатий Корнеич надоумил его записывать свои мысли, ибо бумага, как ничто иное, способна упорядочивать их, расставляя по ранжиру. Вот и сейчас, выплеснув на белый лист все, что теснилось у него в голове, д'Артаньян почувствовал, как из этой каши почти само собой выделилось основное, значимое, важное, а все остальное, также само собой, выпало в осадок, ушло, испарилось. Хотя бумага и превратилась уже в пепел, а пепел, придавленный свечой, вернувшейся на место, — в золу, ее содержимое отчетливо и ясно стояло перед его внутренним взором, не тускнея и не исчезая.
Он усмехнулся. Ну что ж, Игнатий Корнеич как всегда оказался прав. Сожженный план разведывательно-диверсионных мероприятий можно было считать отправной точкой для дальнейших логических построений.
В первую очередь его интересовал параграф "а" пункта "3"...
Взяв чистый лист, д'Артаньян не торопясь нарисовал сверху четыре рожицы, расположенные в ряд. Первая рожица отличалась хитренькой гасконской ухмылочкой, вторая — полными, большими губами и кучерявыми волосами, третья — тонкостью изящных черт и, наконец, четвертая — королевским благородством. Подведя под рожицами черту, разведчик некоторое время рассматривал их, а потом обвел кружком первую и, вновь потревожив чернильницу, принялся строчить...
Информация к размышлению
(Франциск де Тревиль)
Капитан королевских мушкетеров.
Уроженец города По. 1574 от Р.Х года рождения. Истинный гасконец.
Добрый католик. Беспощаден к врагам святой католической церкви и Французской короны.
Характер — твердый, нордический, решительный (немного жадный).
Прекрасный фехтовальщик.
В связях порочащих его не замечен.
Слабости — любит деньги.
Глава V
Король-солнце (отец)
— Отпустите, тетенька!!! — не своим голосом завопил Шурик, извиваясь в стальных объятиях. — Отпустите Христа ради!!!
Но тетенька и не думала отпускать его, упрямо волоча навстречу верной гибели. Толпа проклятых французов ликующе скандировала: "Жанна! Жанна!" — а в небе торжественно звенели колокола, тоже радуясь разоблачению и близящейся казни врага земли Парижской...
— Отпустите, тетенька! — пуще прежнего заголосил Шурик. — Я не вражеский диверсант! Не диверсант я! Нет! Нет! Я — шевалье д'Артаньян! Шевалье д'Артаньян из Гаскони! Я — королевский мушкетер! Слышите?! Королевский мушкетер! — кричал он, глядя на огромную поленницу, готовую стать его аутодафе. — Я — шевалье д'Артаньян! Я — честный француз!Д'Артаньян я! Д'Артаньян!!!
— Д'Артаньян! — прогремел с небес трубный голос, сопровождаемый гулкими раскатами грома.
Ошеломленный, Шурик уставился вверх.
— Д'Артаньян!! — Голос стал еще громче, а раскаты грома почти пригнули к земле.
Воспользовавшись его замешательством, Жанна д'Арк, которой голоса с небес были не в новинку, сделала последнее усилие и швырнула-таки лазутчика на костер, готовый вспыхнуть в любое мгновение.
— Д'АРТАНЬЯН!!! — Громовой голос заглушил и колокольный перезвон, и рев ликующей толпы, и торжествующие вопли самой Орлеанской Девы.
Отчаянным, запредельным усилием Шурик перевернулся со спины на живот и скатился наземь...
Боль от удара привела его в чувство, вырвав из пучины ночного кошмара.
Псевдогасконец схватился руками за голову и, широко распахнув глаза, осмотрелся. Вместо площади перед Лувром с костром и Жанной д'Аркон увидел маленькую, уютную спальню в доме господина Бонасье на улице Могильщиков. Смятая, развороченная постель возвышалась над разведчиком, сидящем подле нее на полу...
— Д'АРТАНЬЯН!!! — Жуткий громоподобный голос, сопровождаемый оглушительным набатом, обрушился на него словно отголосок ночного ужаса, эхо кошмарного сна, заставив содрогнуться до глубины души.
Чувствуя, как волосы встают дыбом, а сердце замедляет ход, пропуская удар за ударом и превращаясь в ледяной ком, лазутчик прислушивался к набату, пока не сообразил, что это просто-напросто молотят по двери чьи-то пудовые кулаки. С нечеловеческим усилием разогнув онемевшие ноги, псевдогасконец встал, взял Прасковью, отдыхавшую на столике подле кровати, пистолет, составлявший ей компанию на протяжении всей ночи, и вышел из спальни в переднюю комнату.
Титанические удары продолжали сотрясать дверь, и д'Артаньян, взведя курок, прицелился точно посередке двери, размышляя: поинтересоваться ли, кто там, или, не начиная полемику, просто нажать на спуск?
— Д'АРТАНЬЯН!!! — снова взревели за дверью. — Земеля! Да ты чего, сдох там, что ли?!
Облегчение раскатилось по всему телу теплой волной, мгновенно отогревшей и сердце, и душу, и остальной внутренний мир разведчика. Опустив пистолет, он шагнул к двери и отодвинул засов.
Чернокожий гигант в лазоревом плаще ураганом влетел в комнату.
— Портос! Вы что, с ума сошли?!
— Все — потом, земляк! Все — потом! Времени ноль! — заорал арап, кидаясь в спальню и выскакивая оттуда со штанами, камзолом и шляпой лазутчика. — Минута на сборы!
— Что...
— Минута, я сказал! — Портос буквально напялил на него камзол, пока сам д'Артаньян, ничего не соображая, натягивал штаны.
— Мы же договорились встретиться у де Тревиля! — удивился он.
— Я прямо от него. Планы изменились. Капитан велел явиться через десять минут. Семь уже прошли...
— Но мне же надо поесть...
— Попить, пожрать, бабу повалять — все потом! Сейчас — пулей к капитану!
— Но лошадь-то хоть возьмем?
— Нет! Капитан прислал вам свою запасную! — Портос указал в окно, и разведчик, выглянув на мгновение, увидел возле двери слугу в ливрее, державшего под уздцы трех черных лошадей.
— Господи! Что случилось?! Куда мы несемся?! — воскликнул д'Артаньян.
— В Лувр!
Пальцы лазутчика, цеплявшего в этот момент перевязь со шпагой, разжались, и Прасковья, выскользнув, упала на пол, жалобно звякнув.
— В... Лувр? — запинаясь, повторил он, невидяще глядя перед собой.
— В Лувр, Лувр! — подтвердил Портос, подбирая шпагу с пола и хватая в охапку самого д'Артаньяна с энтузиазмом Жанны д'Арк.
— В Лувр? — Ощущая звенящую пустоту внутри себя, псевдогасконец сглотнул и тихим, обреченным голосом прибавил: — На аутодафе?
— Ого! — округлил глаза чернокожий мушкетер. — А ты откуда знаешь?!
И увлек вконец переставшего понимать что-либо юношу прочь из комнаты...
* * *
— Атос! — Де Тревиль аккуратно, на миллиметр, поправил шпагу мушкетера.
— Портос! — Он слегка изменил угол наклона шляпы чернокожего великана.
— Арамис! — Капитан почти неуловимым движением одернул лазоревый плащ коренного парижанина.
— И д'Артаньян! — Он протянул было руку, но со вздохом убрал ее, сообразив, что менять что-либо в облике растрепанного, всклокоченного и совершенно потерянного молодого человека бессмысленно.
Отступив на пару шагов назад, капитан осмотрел четырех друзей и, удовлетворенно улыбнувшись, кивнул.
— Молодцы! Помните, господа, настоящий рыцарь должен сохранять бравый и воинственный вид всегда! Даже перед лицом верной смерти!
Честно говоря, бесконечные упоминания о верной смерти, с которой всем четверым предстояло встретиться в самое ближайшее время, успели уже порядком утомить лазутчика. Еще не пришедший в себя после очередной встречи с Орлеанской Девой д'Артаньян воспринимал окружающую действительность как продолжение ночного кошмара...
...Вылетев из дома, они с Портосом вскочили на лошадей и, сопровождаемые лакеем, понеслись на улицу Старой Голубятни. Ураганом домчавшись до дома де Тревиля, они обнаружили подле него Атоса с Арамисом и вчетвером поднялись к капитану.
Тот уже ожидал их в кабинете, где, не далее как вчера, псевдогасконец впервые увидел и самого де Тревиля, и мушкетеров. Пребывая в сильнейшем волнении, капитан мерил кабинет шагами и вскричал, завидев д'Артаньяна и трех мушкетеров:
— Молитесь, господа! Молитесь, ибо пробил ваш последний час!
Услыхав подобное приветствие, разведчик едва не потерял сознание, но Атос ободрил его, шепнув на ухо:
— Не обращайте внимания. У него склонность к дешевым театральным эффектам.
— Пробил ваш последний час! — воздев руки к небесам, патетически повторил де Тревиль.
— Простите, сударь, но в чем же мы провинились? — смиренно спросил Арамис.
— В чем вы провинились?! Они еще спрашивают,"в чем же мы провинились?"! — воскликнул капитан, хотя, строго говоря, спрашивал-то один Арамис. — Может быть это я, не далее как вчера, изувечил восьмерых лучших гвардейцев его высокопреосвященства? Или это сделал Святой Дух? Или, может быть, архангел Гавриил?! А? Ну что же вы молчите, господа?!
— Господин капитан, если вы имеете в виду поединок у монастыря Дешо, о котором мы вам вчера докладывали, — Арамис выделил интонацией слово "докладывали", — то это действительно сделали мы, но не потому...
— Ни слова более, сударь! Ни слова! — прервал его де Тревиль, помогая себе решительным взмахом руки. — Мне ваши оправдания совершенно неинтересны! Поберегите их для его величества!
— Для его величества? — переспросил Атос. — Так мы действительно приглашены к королю?
— Да, Атос! Мы действительно приглашены к его величеству! — ответил де Тревиль. — А вы полагали, что это шутка?
— Я полагал, господин капитан, что это способ заставить нас поживее явиться к вам. — Мушкетер с достоинством склонил голову.
— Увы, Атос! Вы ошиблись! Мы действительно направляемся к его величеству, который выслушает ваши оправдания, если, конечно, сочтет это необходимым, и решит вашу судьбу! По коням, господа! По коням!
И через полчаса капитан де Тревиль вместе с тремя своими подчиненными и псевдогасконцем, ошеломленным столь неожиданным поворотом событий, уже стояли в коридоре Лувра, возле аудиенц-залы его величества короля Франции Людовика XIII де Бурбона.
Капитан явно нервничал, уже раз пять напомнил молодым людям о перспективе неизбежной и весьма скорой смерти, раз десять осмотрел их, уверяя, что даже перед лицом таковой настоящий рыцарь обязан сохранять достойный и бравый вид. Когда же наконец дверь аудиенц-залы распахнулась и лакей пригласил мушкетеров войти, капитан построил Атоса, Портоса, Арамиса и д'Артаньяна в колонну по двое, сам встал во главе ее и твердым шагом вступил под своды аудиенц-залы...
Маршируя бок о бок с Портосом, разведчик напряженно размышлял, не ловушка ли это. Право слово, все основания для подозрений у него имелись! Попасть на прием к монарху вражеской державы на второй же день прибытия в ее столицу и начала разведывательно-диверсионной деятельности! В такое верилось с трудом. Скорее уж, думал псевдогасконец, сейчас, едва я миную эти вот двери, из-за их огромных створок выскочат королевские опричники и, навалившись на меня, скрутят по рукам и ногам. О черт! От этой мысли он сбился с шага, а размеренный, спокойный ритм его сердцебиения нарушился.
Усилием воли лазутчик снова взял себя в руки. Ну уж нет, этот номер у них не пройдет! Он мрачно улыбнулся и погладил заветное колечко на безымянном пальце левой руки. Черта с два! Живым эти проклятые французы его не возьмут! Под простым, неброским камушком этого простого же, неприглядного кольца, привезенного им из России, находилась ампула с ядом чудовищной силы. Достаточно было покрепче закусить самоцвет, чтобы на язык попал миллиграмм отравы, и... французским опричникам останется лишь вынести его труп из королевских покоев. Задание Москвы, разумеется, останется невыполненным, но лучше уж так, чем расколоться под пытками. Несмотря на уверенность в себе, разведчик прекрасно понимал, что всяким силам есть предел и, если за него возьмутся всерьез, он может не выдержать истязаний, в которых французы были большие мастера. Если верить поучительным историям господина д'Обинье, по крайней мере...
Он так крепко задумался о скорой смерти, казавшейся ему в этот миг абсолютно неминуемой, что не заметил, как Атос, шедший впереди, остановился, и налетел на него. Огромные створки дверей, из-за которых так никто и не выскочил, захлопнулись за мушкетерами, и они оказались перед монархом.
Людовик XIII, сын Генриха IV и Марии Медичи, оказался молодым, лет двадцати пяти, человеком приятной наружности, облаченным в домашний костюм лазоревого цвета, гармонично перекликавшийся с мушкетерскими плащами. В тот момент, когда де Тревиль со своими подчиненными вошли в аудиенц-залу, король сидел подле маленького столика, но сразу же поднялся навстречу им.
