— Удивили, Виталий Валентинович, — задушевно проворковала Северина. — Кого угодно была готова увидеть, только не вас. Значит, вычислили моё местопребывание? Каким, если не секрет, образом?
— Самым обыкновенным. То есть, оперативным, — пристраивая чемодан на стуле коротко хохотнул Милованов. — С этим делом у нас, у коммунистов, всегда было хорошо. Выследить там кого-нибудь. Разоблачить тщательно-законспирированную сеть подлых "врагов народа". Ну, и так далее.... Впрочем, оставим эту благодатную тематику в покое. Перехожу непосредственно к делу. То бишь, открываю волшебный ларчик.... Прошу, милая компаньонка. Вот, они, ваши денежки. Ровно три миллиона. Как в берлинской аптеке. Евроцент к евроценту. А это — аппарат для тестирования денежных купюр на подлинность. Впрочем, уверен, что аналогичная аппаратура и у вас имеется. О вашей предусмотрительности и основательности, прекрасная мадам Никонова-Логинова, ходят самые невероятные легенды. В определённых общественных кругах, я имею в виду....
— Да, всяких хитрых приборчиков у меня хватает, — обворожительно и загадочно улыбнулась фотомодель. — А, где же, пардон, компромат на убийц моего супруга?
— Вот, пожалуйста.
— Папочка что-то подозрительно тонковата.
— Зато содержит правдивую и доходчивую информацию, — не моргнув глазом, заверил Главный коммунист России. — Не пожалеете, честное и благородное слово. От сердца, практически, отрываю.
— Ну-ну, проверю. И кого вы записали в злодеи?
— Убийство уважаемого академика Логинова было организовано и спланировано Дозором. Московский филиал разработал все детали многоходовой операции, а питерский выделил конкретного исполнителя.
— Его имя установлено?
— Конечно. Фирма веников не вяжет. Это некто Григорий Иванович Антонов. "Дозоровское" прозвище — "Брюс". Тридцать семь лет от роду. Коренной петербуржец. Проживает в Купчино. Несколько лет отслужил в ГРУ. Награждён отечественными и зарубежными орденами. Опытный боевик. Психологически подкован. Владеет приёмами различных восточных единоборств. Отлично стреляет практически изо всех видов оружия, включая лук, арбалет и пращу.
"Ничего себе!", — мысленно возмутился Гришка. — "Совсем охренели в атаке, клоуны наглые! Несут откровенную чушь и — при этом — даже не краснеют. Уроды лживые и законченные. Ладно, разберёмся.... И чего они все ко мне цепляются? Может, сглазил кто? Например, Маринка, писюшка мстительная и обидчивая? Кто этих баб разберёт...".
— Какие улики имеют место быть? — насмешливо взглянув в сторону ходовой рубки, спросила Северина. — Что предлагается в качестве непреложных доказательств вины достославного господина Брюса?
— Распечатки телефонных переговоров. Фотографии. Показания случайных свидетелей. Рукописный отчёт Антонова об итогах московской командировки.
— Ладно, ознакомлюсь.... Что вы планируете по конкретике? То бишь, в качестве конечного итога нашей сегодняшней встречи?
— Ничего хитрого, — повеселел Виталий Валентинович. — Вам остаются деньги и папочка с компроматом. Я же забираю флешку, замаскированную под коралловый кулон и нужный ноутбук. Естественно, что предварительно вы сообщаете код входа, а я бегло проверяю-знакомлюсь с содержимым архивов покойного академика. Если всё нормально, то расходимся краями. Как белоснежные пассажирские лайнеры, так любезные вашему беспокойному сердечку.... Ну, согласны с предложенной диспозицией?
— Я-то, понятное дело, согласна, — нажимая на кнопку крохотного пульта, вздохнула фотомодель. — Три миллиона Евро, блин горелый, на просёлочной дороге не валяются. Не кисло, конечно. Но, вот, другие.... Не уверена в их сговорчивости.
Неожиданно — со всех сторон сразу — ударили лучи мощных прожекторов, и красивый баритон, многократно усиленный стандартным армейским мегафоном, вежливо объявил:
— Федеральная Служба Безопасности. Прошу всех оставаться на своих местах, поднять руки вверх и не делать резких движений. Повторяю для непонятливых. Федеральная Служба Безопасности. Прошу всех оставаться на местах и не делать резких движений...
— На арене затрапезного цирка, глумливо улыбаясь, появились очередные клоуны, — презрительно сплюнул в сторону Антонов. — Деятели хреновы. Не могут обойтись без дешёвых и красочных понтов. "Фээсбэшники" всегда славились неуёмной тягой к пошлым спецэффектам.... Кто, спрашивается, мешал сделать всё по-тихому? Сидит себе господин Милованов за столом, просматривает — с помощью заветного ноутбука — архивы покойного академика. В это время парочка опытных спецназовцев незаметно прячется под сходнями. Потом милейший Виталий Валентинович спускается на островной песочек. Тут его, голубчика толстощёкого, и берут. То есть, слегка вырубают и тщательно обыскивают. Делов-то — на рыбью ногу.... Нет же, надо целое шоу организовать. Прожектора, мегафоны, истошные вопли, суета, снайперы.... Как же, мать его, иначе? Всё должно быть красиво и пафосно, чтобы потом и по телеку не стыдно было показать. Мол, вот, они какие — суровые будни бойцов невидимого фронта. А фигурант-то попался нервный и шебутной, он — с испуга — и взбрыкнуть может.... Похоже, что я сглазил ситуацию. Нехорошо, ёлочки зелёные, получилось...
— Пошли все вон! Не сметь приближаться к барже! — вскинув вверх руку, в ладони которой был зажат продолговатый тёмно-зелёный предмет, Милованов начал проворно отступать к ходовой рубке. — У меня граната! Взорвусь к чёртовой матери! И шпионку-сучку вашу взорву!
Раздался бойкий перестук — это по доскам палубы покатилось маленькое металлическое колечко.
"Эта гнида очкастая чеку выдернула", — невозмутимо доложил внутренний голос. — "Серьёзная ситуация, мать его.... Ага, Главный коммунист трусливо прижался спиной к стене рубки. До него — считанные сантиметры. Что будем делать, братец? Можно попробовать, просунув руку в узкое окошко, обхватить кулак придурка ладонью. Удержишь ли? Извини, но железобетонная гарантия отсутствует. Вырвет, сволочь скользкая, руку, граната упадёт на палубу и тарабахнет.... Одной ладонью обхватить кулак фигуранта, а второй — его же пухлую и короткую шею? Вариант, конечно, козырный. Но, к сожалению, ничего не получится. Гадёныш, словно бы почувствовав опасность, сделал полшага в сторону. Теперь его шея находится вне зоны досягаемости.... Принимай, разгильдяй лысый, какое-нибудь конкретное решение! Нет времени на долгие раздумья...".
— Всем катерам и лодкам отплыть в сторону! Вверх по фарватеру! — продолжал надрываться Милованов. — Прожектора не гасить! Я должен вас видеть! Выполнять! Быстрее! Взорвусь!
— Снайперам не стрелять! — подключилась Северина. — Брать преступника живьём!
— Хрена вас всем, собаки легавые! Коммунисты не сдаются! Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов...
Тяжело вздохнув, Гришка протянул руку в узкое оконце, ловко — одним неуловимым движением — выхватил из потной ладони Милованова гранату, швырнул её в люк, снабжённый лестницей, по которой поднимался совсем недавно, и без промедления упал на пол — за металлический обшарпанный стеллаж, бывший когда-то полноценным пультом управления судном.
Взрыв!
Глава двенадцатая
Всего лишь — маленький антракт...
Перед закрытыми глазами, старательно изображая из себя всполохи полярного сиянья, безостановочно бежали-прыгали цветные полосы — нежно-сиреневые, светло-жёлтые, ярко-алые и тёмно-синие. В ушах надоедливо и неумолчно звенело, звенело, звенело...
"Финал спектакля? Трудолюбивые рабочие сцены опускают бархатный занавес? Будем надеяться, что — всего лишь — маленький антракт. То бишь, очередная контузия, не более того. Не смертельно, — неуверенно хихикнул дурашливый внутренний голос. — "По крайней мере, все характерные симптомы-признаки на лицо. Как и тогда, в одной южной и ужасно-беспокойной стране.... Ага, из носа потекла тоненькая тёплая струйка. Лизни-ка, братец! Солоно. Ну, так и есть, контузия, мать его.... Везёт тебе, дружок боевой, на эти стрёмные дела. Смотри, так можно — ненароком — и с катушек слететь. В том плане, что превратиться в законченного слюнявого психа. Раз — контузия, два — контузия, три — сумасшедший дом...".
Слегка подташнивало. Руки и ноги налились свинцом. Глаза никак не желали открываться. Хотелось неподвижно лежать, постепенно погружаясь в блаженное забытьё.
"Надо взбодриться, братец. Не стоит, честное слово, сейчас засыпать. Можно, ведь, и не проснуться", — забеспокоился внутренний голос и — в качестве будильника — принялся декламировать давнее стихотворенье, сочинённое тогда, после первой контузии, в армейском госпитале, расположенном на окраине крохотной никарагуанской деревушки: —
"Взрыв!!! Дальше — должна быть — пустота?
Или — тишина? Или цветные круги — перед глазами?
Запамятовал....
Наврали всё книги. По-прежнему — стрельба
Пошлая. И боль в руке, но ерундовая, не сильная такая.
В смысле, может, и сильная, но — нестрашная — терпимая.
Калашников в нужном направлении — поднимается легко, не подгаживая,
Звонко кашляя. А, значит, не страшно. Смерть ещё далёкая, мнимая...
Страшно, конечно, чуть-чуть. Но — куражимся!
Взрыв!!! Да, сколько можно уже!!!
Сотый — не менее, мать его!!!
Ухо правое — заложило намертво,
Из носа струйка потекла. Тёпло...
Где — эта огневая поддержка? Где — вертолёт долбанный?!
Что я должен говорить подчинённым? Напомните!
Напомните, суки рваные, про ордена!
А, лучше, про квартиры, завтра предоставленные — сразу и навсегда...
Напомните громко — по рации!
Чтобы все слышали! И, главное, поверили чтоб...
Поверившим легче, как собаке Павлова,
Зубами сжимать — оголённые концы проводов.
Где-то женщины заплакали навзрыд...
Взрыв!!!".
Лица осторожно коснулась мокрая мягкая ткань, и женский заботливый голос посоветовал:
— Глотни-ка, герой отважный. Оно и полегчает.
К сухим губам прикоснулось холодное бутылочное горлышко.
— К-ха! К-ха! — закашлялся Гришка. — Виски, что ли? Фу, не хочу. Пивка бы сейчас. Желательно — "Охоты крепкой"...
— Надо же, какие мы капризные, — по-доброму усмехнулась женщина. — Хочу, понимаешь, не хочу.... Подожди немного, милок. Скоро Ольга прибудет. Вот, пусть она, дурочка мечтательная, и бегает перед тобой, красавчиком, на цырлах.
— Сева, это ты?
— Я. Северина Никонова-Логинова. Майор ФСБ.
— Ничего себе, пирожки с котятами, — от удивления Гришкины глаза приоткрылись сами собой. — Не ожидал. Элегантно, надо признать.... А, что с господином Миловановым?
— Вырубила. Отдыхает. Типа — готовится принять утренние солнечные ванны. Хорошо ещё, что граната оказалась противопехотной, причём, "наступательного" предназначения.... Сейчас наши подгребут — упакуют мерзавца, снимут первый допрос. Подожди, дай-ка я тебе пену с губ оботру. Всё пузырится и пузырится.... Может, боец, тебе стоит немного помолчать? Пусть доктор осмотрит, то, сё.
— Успею ещё намолчаться.... Значит, приведя в относительный порядок, вы меня арестуете?
— Зачем это?
— Ну, как же. Сотрудник Дозора. Более того, опытный матёрый боевик, обвиняемый чёрт знает в чём...
— Ты, действительно, не в курсе? Или же дурочку ломаешь? — недоверчиво прищурилась Северина. — Да, судя по всему, лошара.... Будь моя воля, я все ваши Дозоры давно бы уже прижучила — как организации насквозь незаконные и не внушающие доверия. Но, к сожалению, нельзя.
— Почему — нельзя? — полюбопытствовал Антонов.
— Трудный вопрос. В том смысле, что ответ на него, как я понимаю, напрямую сопряжён с термином — "государственная тайна".
— Даже так?
— Ага. Года четыре тому назад наши ребятки — через сложнейшую и многоходовую операцию — вышли на "верхушку" московского Дозора. Только начали вдумчивую разработку — на тебе. Звонок из Администрации Президента, мол: — "Самодеятельность прекратить! Операцию незамедлительно свернуть! К Дозорам даже близко не подходить!". Такие, вот, дела.
— И, как же понимать данный неадекватный казус?
— Как хочешь, так и понимай, — любезно посоветовала "фээсбэшная" фотомодель. — Или, к примеру, с Олечкой Ивановой побеседуй. Она в вашей "дозоровской" иерархии числится, отнюдь, не на последних ролях. Может, и просветит. Если, конечно, сочтёт нужным.
— Получается, что вы с Ольгой знакомы?
— Есть такое дело, отрицать не буду. Пересекались пару-тройку раз. Так, между делом, на тайных охотничьих тропах.
"Ай, да девчонки! Ай, да затейницы!", — искренне восхитился внутренний голос и тут же загрустил: — "Кажется, братец, опять слегка поплохело. Вдалеке, плотоядно помахивая пушистым хвостом, замаячил белоснежный упитанный песец. Мать его.... Тошнота, сука сладкая и сиропная, вернулась. Вновь цветные полосы беспорядочно заметались перед глазами...".
— Э-э, боец, ты что это? — насторожилась Северина. — Лицо белое-белое стало, а пена — изо рта — оранжевая...".
Гришка, опираясь на локти, попытался сесть. Но у него ничего не получилось — голова предательски закружилась, глаза безвольно закрылись, на сознание упала-опустилась угольно-чёрная "шторка"...
Наконец, плотная и пугающая чёрно-угольная "шторка" слегка приподнялась. Слегка — это как? Попробую, так и быть, объяснить...
Антонов, безусловно, пришёл в себя, но только не полностью. Он ощущал на лице нежные солнечные лучи и свежий невский ветерок, ясно слышал знакомые голоса, но на этом, собственно, и всё. Не возникало, хоть убей, даже малейшего желания — открыть глаза, заговорить, подняться на ноги, засмеяться. Хотелось безвольно лежать, мечтать, не шевелиться и молчать, молчать, молчать...
"Так называемый "постконтузионный" синдром", — охотно пояснил начитанный и образованный внутренний голос. — "Вернее, по-научному данная муть называется как-то по-другому. Хитро, длинно, занудно и совершенно непроизносимо.... Суть же достаточно незатейлива и проста. Это наша с тобой общая психика, братец, так умело сопротивляется коварному внешнему воздействию. Мол, после перенесённого "гранатного стресса" надо хорошенько отдохнуть и несуетливо оклематься. То есть, нельзя — некоторое время — напрягаться и вести активный образ жизни. Во избежание серьёзных и необратимых последствий, понятное дело.... Имеется стойкое желание превратиться в законченного параноика? В идиота? В дауна? Нет? Уже хорошо.... Значит, будем старательно и вдумчиво отдыхать. По крайней мере, до тех пор, пока мудрое инстинктивное подсознание не подаст отдельной команды, мол: — "Рота, подъём! Привал закончен. Умываемся и оправляемся. Строимся в походную колонну и незамедлительно выступаем. Завтрак традиционно переносится на обед. Труба, мать её, зовёт...". Кстати, с момента последнего обморока прошло не так и много времени. Солнышко-то ещё явно утреннее...".
— Что ещё он сказал? Вспомни, Сева, пожалуйста! — настаивал чуть хрипловатый женский голос. — Напрягись, подруга. Тебе, что, трудно?
— Ну, пива, кажется, просил. Что-то лопотал про охоту.... Олька, ты куда? Там же недавней гранатой всю лестницу разворотило. Смотри, ноги не сломай. Совсем с ума баба сошла. И, ведь, не девочка уже...
