Последние слова заставили человека поднять голову и Олден увидел глаза приговорённого — бесконечно добрые , они словно излучали свет, и в тоже время были полны невысказанной боли... Мальчик судорожно вздохнул — человек с такими глазами просто не может быть подлецом и убийцей... Это какое-то недоразумение!.. Ошибка!..
— Я действительно убил спящего, мальчик... Не было у меня выбора, ведь днём моя воля мне не принадлежала — только ночью я сам собою становился... — голос у человека был тихий и какой-то усталый , а глаза неотрывно смотрели на Олдена.— .. Пусть у тебя горб на спине, но душа ведь прямая и светлая, так что не слушай ты эту колдовскую падаль — опутает словами, точно паук муху , и заведёт в такую тьму, из которой уже не выберешься... Да и тварь , которую ты напротив сердца носишь, тоже непростая , ведь помощь, злом оказанная, редко кому впрок идёт...
Услышав такое пророчество, мальчик вздрогнул, а по лицу человека прошла судорога боли — он больше ничего не смог сказать, а лишь со стоном опустил голову, но теперь заговорил Дорит — спокойно и чуть насмешливо :
— Ситен был рабом Лорета, а тот, в свою очередь , являлся весьма посредственным колдуном, известным лишь в Припортовом квартале — он делал тамошним девицам аборты , а затем использовал добытые таким образом тела нерождённых для изготовления омолаживающих и возбуждающих снадобий, которые продавал этим же девицам . Ситен же был ему нужен для гаданий и общения с мёртвыми — по слухам, эмпат давал весьма точные предсказания, хотя после его сегодняшнего представления я в этом сильно сомневаюсь... Не воспринимай слова раба всерьёз, племяш — эмпаты редко питают симпатию к колдунам, хотя им самой природой отведено служить Знающим... — а затем рука дяди, до сих пор покоящаяся на плече Олдена внезапно отяжелела, а в голосе зазвучала холодная властность . — Ты посмел назвать меня падалью , пёс, да ещё и напугал моего племянника... Теперь тебе придётся извиниться. Ты ведь помнишь , как должен извиняться провинившийся раб?!!
По телу Ситена прошла судорога , и он вновь поднял голову — теперь в его глазах была одна мука... Олден понял , что эмпат отчаянно бореться с чем-то глубоко внутри себя, но борьба эта не была долгой и через минуту мелко дрожащий Ситен на коленях подполз к Дориту и — полностью раздавленный — начал целовать носок его сапога... Глядящему на униженно поникшие плечи Ситена мальчишке стало жаль узника и он уже собирался попросить дядю перестать мучить и так обречённого на смерть эмпата , но слова так и не успели сорваться с его губ, потому что Дорит вдруг тихо шепнул Олдену:"Дай мне паука. Быстро!"
Мальчишка молча расстегнул пряжки куртки вдруг почему-то утратившими чуствительность пальцами и , привычно погладив затаившегося на груди паука, подал его дяде. Оказавшись в чужих руках паук замер, поджав лапы, а Дорит , начертив правой рукой в воздухе над склонённым Ситеном знак Жертвы, левой опустил тварь на шею эмпату... В тот же миг паук ожил — его глаза плотоядно вспыхнули, а лапы вытянулись и глубоко вонзились в шею Ситену , приичём передняя пара лап твари впилась в основание черепа предназначавшейся ему жертвы... Затем брюшко паука мелко и торопливо запульсировало , а Ситен закинул голову назад и закричал.... Этот мучительный , страшный крик длился всего несколько мгновений, перейдя затем в не менее жуткий булькающий хрип, но глаза эмпата были совсем рядом и замерший в оцепенелом ужасе Олден видел , как страшно расширяются зрачки эмпата, а его взгляд с каждой секундой всё больше и больше стекленеет , становясь совершенно безумным...
Эти мгновения растянулись в сознании Олдена на целые эпохи, хотя на самом деле прошло не более двух минут до того момента, как эмпат ткнулся лицом в пол, а паук с тихим щелчком высвободил из плоти человека окровавленные лапы...Дорит аккуратно снял его с неподвижного Ситена и передал мальчику:
— Принимай свой талисман, племяш. Теперь он полностью восстановил свои возможности и следующее кормление ему понадобится нескоро, ведь эмпаты в силу своего дара могут дать пауку больше сил, чем обычный человек...
Олден, внутрене содрогаясь от только что увиденного, взял паука в руки , а когда тот занял своё излюбленное место, едва слышно шепнул:
— Этот человек... Он мёртв?
— Отнюдь...— Дорит ухмыльнулся и ткнул сапогом распростёртого на полу Ситена.— А ну вставай, пёс...
Ответом на его приказ стал жалобный, всхлипывающий скулёж: эмпат медленно поднялся на колени и мальчик, взглянув на его лицо понял, что возле ног Дорита теперь сидит полный идиот — глаза Ситена утратили всякую осмысленность , а из искажённого мучительноёй гримасой рта непрерывно текла слюна...
— Твоему пауку для пополнения сил нужна не чужая жизнь, а человеческая суть... — тихо пояснил Дорит Олдену — Во время войны насытить его не составит труда, да и в обычный жизни всегда хватает человеческого отребья, которое только и годно ему на корм. А теперь пойдём — здесь нам делать больше нечего...
За воротами темницы их ждало усыпанное звёздами небо и полночная тишина. Дорит полной грудью вдохнул свежий, не нёсший в себе затхлости темницы воздух, и посмотрел на притихшего племянника:
— Тебе что, жаль этого Ситена?
Вместо ответа мальчишка лишь молча кивнул, а дядя улыбнулся и потрепал его по волосам:
— Это всё пустое, племяш! Конечно же, по большому счёту Лорет заслуживал постигшей его участи, но и поднявший руку на своего хозяина раб должен быть наказан — благодаря неукоснительным исполнением этих правил наше княжество и просуществовало столько веков! К тому же, таких, как Ситен — сотни, а твой талисман уникален. Если подобные ему вещи и сохранились, то они погребены в глубине Аркоских подземелий и вряд ли будут найдены. Ну, и если твоя совесть до сих пор ещё не успокоилась, то поразмысли вот о чём: так или иначе, через три дня эмпат всё равно будет казнён, но в теперешнем своём положении он больше не тревожится о своей участи и не может осознать, какие чудовищные пытки ждут его перед смертью, так что наш поступок вполне можно счесть милосердием...
Олден исподлобья взглянул на дядю, но так ничего и не сказал, а Дорит вдруг присел перед племянником на корточки и, взяв его за подбородок, пристально всмотрелся в обострившиеся от невысказанных переживаний черты мальчика:
— Ну же, Олден! Эмпат не стоит твоей жалости, а то , что талисман надо время от времени питать людскими душами... Ну что ж, такова жизнь. В конце концов, собаки едят сырое мясо, но нас же это не пугает!
Мальчишка вздохнул и отвёл глаза:
— Я всё понял, дядя, но мне всё равно тошно...
Дорит усмехнулся и успокаивающе провёл рукой по волосам племянника:
— Естественно... В первый раз всегда так, а потом просто привыкаешь... — произнеся очередное увещевание, дядя встал, с минуту посмотрел на ярко сверкающие звёзды в Поясе Мечника, и снова усмехнулся. — Вообще то, от душевных терзаний есть одно средство, и хотя ты в силу малолетства вряд ли оценишь его в полной мере... — Дорит решительно тряхнул головой и, посмотрев в сторону Припортового квартала, произнёс.— Хотя с другой стороны, пусть лучше это произойдёт раньше, чем позже!..
Да уж! Та звёздная ночь оказалась просто переполнена событиями, ведь кроме того, что Олден увидел в темнице, он ещё и узнал, что означают начавшее одолевать его по ночам неясное томление и зыбкие, не имеющие ничего общего с навеянными Аркоской тварью грёзами, сновидения — после них мальчишка просыпался от жара в крови, а его сердце сжималось мучительно и сладко... Только если Ситен навек впечатался в память Олдену, то своей первой женщины горбун не запомнил: в его памяти от неё остались лишь подкрашенные кармином соски да пьянящий запах акации — ни имени, ни лица... Такая же участь ждала впоследствии и других ночных подруг Олдена — дорогие, ухоженные красавицы и кабацкие дешёвки, амэнки, молезовки, астарки, крейговки ... Женщин в жизни горбуна было немало, и лишь единицам из них удалось остаться в памяти Олдена чем-то большим, чем крутой изгиб бедра или покрытая пушком родинка... Но всё это будет потом — спустя годы — а пока на паутине судьбы только— только начали стягиваться первые узлы ..
ШЕПЧУЩАЯ ТЬМА
— Ну ладно: выпил ты всю мою настойку, не подумав о том , что старому человеку тоже надо пару глотков оставить, и леший с ней, но почему за Корви не следил?.. Он ведь сразу к капищу полетит, а Велу до конца испытаний общаться с ним не следует!— сердитое ворчание Мегрена, поправляющего почти выломанный вороном прут, заставило сотника поднять гудящую точно пчелиный улей голову. Выпил он не так уж и много, но теперь чувствовал себя так, словно гулял в кабаке три дня без продыху, а на языке у него вертелся лишь один вопрос:
— Ты уже был в капище, Мегрен?
-Был...— убедившись, что теперь все прутья прочно стоят на своих местах, Мегрен погрозил пальцем ворону, а затем, обращаясь то ли к Корви, то ли к Олдену, тихо произнёс.— Я же говорил, что ничего с Велом не станется, так оно и есть: жив и в здравом уме, правда слабый очень, но ничего: ещё одну ночь он выдержит — горняцкая кровь поможет...
— Отрадно это слышать, Мегрен... — услышав, что его мрачные предчувствия не оправдались, Олден облегчённо вздохнул и сел на лежанке — Кстати, что ты добавляешь в свою отраву — я уснул, сам этого не заметив, а такое со мною не часто бывает!..
Отшельник, посмотрев в его сторону, слегка усмехнулся:
— Настойка у меня как раз хорошая, только в её питии меру соблюдать надо! Но ничего — сейчас я тебя поправлю...— с этими словами отшельник направился к очагу, в котором весело трещал огонь и Олден понял, что Мегрен успел побывать не только у озера и капища, но и в затерянной среди чащоб деревеньке — стоящая у огня здоровенная корзинка была забита хуторской едой до отказа. Олден знал, что поселяне считают отшельника чуть ли не самим Седобородым, ходят к нему за советами и лекарствами, но Мегрен, помогая лесовикам, сам пользовался их услугами нечасто, и теперь поселяне были рады повыгребать из своих кладовых самые лучшие разносолы, ведь когда ещё представится случай услужить лесному отшельнику — мудрецу...
А Мегрен тем временем достал из корзины оплетённую лозой пузатую бутыль и, разлив её содержимое по чаркам, одну протянул Олдену, а из другой отхлебнул сам, заметив:
— Для себя — то я всегда сухарь найду, но три рта вместо одного — это уже слишком, тем более что Вела после испытаний подкормить следует...
Олден пригубил подношение поселян и усмехнулся: если Мегрен снова так уверенно говорит о том, что будет после ночевок Вела в капище, то, скорее всего эмпат действительно их осилит... Между тем отшельник отпил ещё немного медовухи из своей чарки и произнёс:
— Сегодня ночью будет ткаться будущее Веилена, так что пора ему новое имя придумать, ведь старое своё уже отжило!
Улыбка Олдена неожиданно стала лукавой:
— А тут даже гадать нечего — с завтрашнего дня Вел станет Велдом!
Мегрен удивлённо поднял бровь:
— Велд?! Это же на языке Бледных Призраков означает "снежный ястреб"!
Олден, сделав изрядный глоток из чарки, согласно кивнул головой:
— Снежный или белый — эта птица откочевала из наших краёв вслед за ледниками в земли виннов, но для эмпата имя в самый раз. Во— первых — оно созвучно с его старым и он быстрее к нему привыкнет, а во— вторых — присягу Ленду он принесёт, находясь в моей белой сотне...
Но Мегрен не оценил придумки горбуна, и , помрачнев, тихо сказал:
— Для Вела будет лучше, если он здесь останется, а не попадёт в Крейстет! После всего, что он пережил, парню отдых нужен, а в столице ему покоя не будет...
Черты Олдена, истолковавшего предложение отшельника на свой лад, мгновенно затвердели и ожесточились:
— Хочешь сказать, что раз у эмпата вместо лица сплошные шрамы, так ему среди людей места нет, а с "белых" хватит и одного урода?!
— А ты до сих пор думаешь, что весь мир вокруг твоего горба крутится?! — рявкнул ему в ответ Мегрен, но его вспышка тут же прошла и он заговорил таким же тихим голосом, что и раньше — Пойми, Олден: дело ведь не только в том, что Веилен изуродован — у него душа кровоточит, а залечит он её здесь быстрее, чем в столице, так что оставь его у меня. Ты своё обещание выполнил и теперь можешь подбирать себе учеников, не думая о том, что их ждёт Росс... Олден, ты от природы колдун и тебе легче обучать подобных себе, ведь у Чующих и способности проявляются по— другому и склад характера совершенно иной, чем у Знающих... Я говорю именно о развитии, а не использовании их дара...
Внимательно слушающий отшельника сотник отрицательно мотнул головой:
— Вел отличается от подобных себе, Мегрен. К тому же он сам хотел остаться в моей сотне...
Мегрен вздохнул:
— Знаю. Он хочет стать лекарем, но этому ремеслу я и сам могу его обучить, а кроме этого я должен передать ему то, что должен знать посвящённый Седобородому... В конце концов, даже такому замшелому пню, как я иногда нужна компания, да и за капищем надо присматривать...
Олден допил медовуху одним глотком и, отставив чарку в сторону, пристально посмотрел на отшельника:
— Не темни, Мегрен — твои камни стояли здесь без надзора тысячи лет и простоят ещё столько же, а в пятнадцать лет отшельниками не становятся. И хотя ты мне не доверяешь, я знаю, что творится в душе у Вела и воспитаю эмпата не в пример лучше, чем его недалёкий отец... Но я действительно оставлю здесь парня до весны — этого времени хватит и на то, чтобы ты научил его тому, чему захочешь, и на то, чтобы следы моего вмешательства стали незаметны... — сотник решительно тряхнул головой.— Новое имя и судьба у эмпата уже есть, осталось лишь вернуть ему человеческий образ! И я верну Чующему нормальное лицо, потому что мальчишка это заслужил — клянусь лабиринтами Аркоса!..
Мегрен, поняв, что даже самые железные доводы уже не смогут повлиять на решение Олдена, ничего ему не ответил, а сотник, взглянув на нахмуренные брови отшельника, уверенно продолжил:
— Ты и сам понимаешь, что навсегда спрятать эмпата в Россе не получиться, а у Вела, если он не хочет всю жизнь опасаться встреч со Знающими есть лишь один путь — он должен не только полностью раскрыть свой дар, но и стать воином, научиться жестокости и хладнокровию, а заодно выкинуть весь тот мусор, которым забита его голова!..
При последних словах горбуна, Мегрен сумрачно взглянул на сотника:
— Это не мусор, а человечность!.. Олден, ради всего, что тебе ещё дорого — не пытайся запустить тьму в душу Вела, ведь тебе это принесло только позор и изгнание ...
... Но предупреждение отшельника привело лишь к тому, что Олден встал и, набросив на плечи плащ, направился к выходу, горько усмехнувшись:
— Успокойся, Мегрен — я хоть и чёрный, меченный Аркосом колдун, моя наука зла эмпату не причинит , ведь я ничего не забываю...
— Вот сегодня ты выстраивал защиту правильно...— Дорит плеснул себе в лицо очередную пригоршню ледяной воды и покосился на старательно смывающего с себя пот и пыль племянника, — А теперь рассказывай, как там у тебя дома...
