Атоммаш Книга 1. Пришелец.

— Всех, кто активно принимал участие в разработке каучука, вывезти в Москву. Все "яйца" в одну корзину не класть — перевозите ребят по-очереди. Оборудование для получения каучука тоже вывезти...

— Нет, это Вы, товарищи не понимаете! Что злостно мешаете нам! Срываете график работ!

— Слушай, Стас, не кипятись! — осадил комсомольского вожака плотно сбитый ОГПУ-шник. Что от твоего графика работ останется, если польская "безпека" бомбу на заводе взорвёт?

— Так помогите с охраной! Мы, кстати, с ребятами, охрану завода наладили...

— Дежурных сторожей, у которых кроме сигнализации и нет ничего? Не смеши, Стас! У поляков диверсанты — зубры, твоих сторожей завалят, те и понять, что произошло не успеют.

— Ну так помогите! Мы к вам уже обращались, наганы выдали бы, а?

* * *

Проснулся Матвей из-за того, что вынырнувшее из-за горизонта Солнце осветило его лицо.

Зевнув, Бронштейн осмотрелся. На траве была видна роса, посеребрившая луг, на котором рос дуб. Было удивительно тихо, лишь изредка где-то вдали слышался голос пичуги.

Над рекой стоял туман, делавший реку похожей на горное ущелье, полное облаков.

Посмотрев в сторону товарища, Матвей увидел, что Островский ещё спал.

Преодолев желание полежать ещё, Бронштейн отстегнул "липучку" спальника, и застучав зубами от очень свежего воздуха раннего утра, быстро собрал спальник в баул, а затем приступил к утренней зарядке. Здесь вмешался Макаров, сразу после гимнастики заставивший общее тело сделать растяжку, которая уже удавалась, несмотря на изначальное слабое физическое развитие.

Затем, Макаров стал вспоминать приёмы некогда изучаемого им айкидо. Впрочем, тогда, в юности, он особых успехов не добился.

Сейчас же, обладая невесть откуда взявшимся опытом, позволявшим уверенно судить о назначении тех или иных приёмов, Макаров принялся разрабатывать один из них, который для нынешнего тела был наиболее прост в исполнении.

— Макаров, действия что ты выполняешь, это приём какой-то борьбы? Вроде ты как-то рассказывал об айкидо.

— Угу. Правда тогда, я зря потратил время. Айкидо довольно сложно в освоении. Лучше я бы посещал секцию самбо. А так толком драться так и не научился. Вот, вспомнил один приёмчик, пытаюсь его точно воспроизвести.

— И смысл? Одного приёма для драки мало! — скептически возразил Бронштен.

— Брюс Ли, известный боец и киноактёр, как то раз сказал:

— Я не опасаюсь бойца, знающего тысячу приёмов. Я опасаюсь бойца тысячу раз повторившего один приём! — парировал Макаров. Это приём позволяет уклониться от удара противника и использовать его энергию движения. Вот и будем его доводить до совершенства. Учитывая практически поголовную "боевую" неграммотность нынешнего населения, этого будет достаточно, чтобы сойти за неплохого рукопашника.

— Ладно, посмотрим, согласился Бронштейн.

Закончив тренировку, Матвей посмотрел на Островского, и увидел, что тот выбрался из своего спального мешка и с интересом наблюдает за ним.

— Что это за гимнастика такая чудная?

— Пытаюсь изобрести приём борьбы, специально "заточенный" под "щуплого" студиозиуса.

— А... Не проще ли изучить приёмы обычной кулачной борьбы?

— Может быть, не буду спорить. Но проверить мой "самодельный" приёмчик не помешает. Вот разучу его как следует, и сравним, чья борьба лучше.

— Хорошо! Островский явно заинтересовался.

Последующий час путешественники потратили на то, чтобы установить в обнаруженном далее по дороге затоне сетку на рыбу. Проверили свои велосипеды, а затем занялись сбором топлива для костра. Что, учитывая практически полное отсутствие деревьев в округе, окзалось непросто.

Матвей нарубил собственноручно выкованным во время экспериментов по получению стали "мачете" хмызняка — прутьев кустов, росших на берегу. Николай же собрал выброшенный на берег просохший плавник.

Провозившись ещё час, набрали топлива достаточно для костра.

Прутья, нарубленные Бронштейном гореть не хотели, даже несмотря на полив их триэтилалюминием — самовоспламеняющейся на воздухе жидкости, которую Матвей взял из химлаборатории взамен спичек. Несмотря на доменный жар, который давала эта жидкость, костёр из прутьев хмызняка отчаянно дымил, но разгораться не желал.

Островский, понаблюдав за мучениями Бронштейна, наконец не выдержал, и заявил:

— Давай я костёр разведу. Ты прутьев с живых кустов нарубил, и вблизи воды, они гореть, пока не просохнут, не будут.

Матвей, признав своё поражение, отошёл в сторону.

Островский приступил к делу со всем тщанием. Глядя на его уверенные действия, Макаров прокомментировал:

— Сразу видно заядлого рыбака. Костёр умеет разводить профессионально.

Действительно, Николай выбрав куски плавника посуше, настрогал из них щепы, а затем соорудил "шалаш", тщательно разместив топливо — самые сухие куски на нарубленную щепу, влажные — поверху, оставив щели для выхода дыма.

Капнув из кропилки с триэтилалюминием каплю огнеопасной жидкости на щепу, Николай с удовлетворением наблюдал за тем, как появившиеся языки пламени охватывают растопку.

— Учить, Матвей! Вот как надо костёр разводить!

— Чтож ты Макаров, так осрамился и меня осрамил? — возмущённо подумал Бронштейн. Костёр как разводить, не подсказал!

— Не стоит выходить за пределы имиджа "городского парня"!

Костёр весело трещал просохшими прутьями хмызняка, а довольные Матвей и Николай наворачивали запечённую в костре рыбу, преимущественно, крупную плотву, что попалась в сеть.

Позавтракав, отправились в путь.

Поездка растянулась почти на неделю. Островский, оказалось, захватил с собой тетрадь с лекциями и пару учебников. К учёбе он относился, по признанию Макарова, "не в пример ответственнее моих современников".

Именно попытки Островского постигнуть премудрости элементов электродинамики, что отобрал для изучения Бронштейн, и привели к любопытному разговору:

— Матвей, подойди, есть вопрос! — неожиданно позвал Бронштейна Николай.

— Что такое? В чём затруднения?

— Затруднений нет. Есть политические сомнения, — довольно неожиданно ответил Островский.

— Политический? Причём тут политика?! Ты же физматематику учишь! — непритворно удивился Бронштейн. Ему почудился смешок. Затем Макаров, чьё весёлое расположение духа Бронштейн ощутил как своё собственное, мысленно произнёс:

— Кажется я знаю, чем недоволен наш "пламенный марксист-ленинист", хе-хе!

— Вот скажи мне, что это за выражение?! — Островский показал на формулу для вычисления полного сопротивления переменному току.

— Формула подсчёта сопротивления в цепи переменного тока, — как бы не замечая подвоха, ответил Матвей.

— Хорошо, Островский заметно напрягся. Тогда такой вопрос. Смотри, вот формула для вычисления модуля комплексного числа, — указал он на строку в учебнике анализа. Видишь? Один в один совпадает!

— Ну и что?!! — мысленно уже хохоча, ровным тоном спросил Бронштейн.

— Так комплексные числа, они же включают в свой состав МНИМЫЕ ЧИСЛА!!! — яростно выкрикнул Островский. А Энгельс в критической статье "Естествознании в мире духов" писал, что приписывать какую-либо физическую реальность мнимым числам и многомерным пространствам это то же самое, что допускать существование духов, и после этого от науки уже ничего не остаётся! Почему в электродинамике, науке, на которой зиждится вся электротехника, использованы эти, по словам Энгельса, бредовые выкладки с мнимыми числами?!

— Наверно потому что они описывают реальность не хуже обычных! — Бронштейн не выдержал и расхохотался.

— Не понимаю, чего ты так развеселился?! — зло выкрикнул Островский.

— Над ТОБОЙ смеюсь, — ответил Матвей. Ни дать, ни взять, адепт католической церкви, обнаруживший, что папа отнюдь не непогрешим!

— Причём здесь католическая церковь?

— При том, что верить, что Энгельс во всём прав, может лишь человек, ничего в марксизме не понимающий! Ты, Николай, только что своим умом обнаружил, что заблуждался Энгельс!

— А может это учёные, что эти числа в электродинамике использовали, заблуждаются? — упрямо возразил Островский.

— Не-а. Я работы Энгельса, посвящённые математике, читал. Товарищ Энгельс, увы, учил математику по дрянным учебникам, и мало что в ней понял. Поторопился он с выводом о том, что мнимым числам, и, кстати, тесно с ними связанным многомерным пространствам нельзя найти реальный, физический прообраз в окружающем нас мире. Скорее всего, сильно разозлил Энгельса Дьюринг, своим проституированием математики в угоду клерикальной философии.

— Так мнимые числа же чисто выдумка, как его там, Кардано, кажется! — воскликнул Николай.

— Отнюдь не выдумка! Для введения числа, равного корню квадратному из отрицательной величины были очень веские основания!

— Какие?

— В общем, нашёл Джироламо Кардано общее решение кубических уравнений. И обнаружил любопытную вещь. Кубическое уравнение можёт иметь максимум три корня, три точки пересечения с осью иксов. При анализе его общего решения в радикалах, получается в некоторых случаях, удивительная вешь:

— Промежуточной выкладкой в получении действительных корней является число, равное корню квадратному из отрицательного числа. Ранее, при например, поиске корней квадратного уравнения такие выражения отбрасывались, ибо из графика функции уравнения видно, что с осью иксов он не пересекается. А вот в кубическом уравнении, если взять этот самый корень из отрицательного числа, и предположив, что он имеет смысл, продолжить вычисления, то получаем разумный ответ — действительные корни! Вот Кардано и предположил, что корень квадратный из отрицательной величины — некое число новой, отличной от обычных чисел, природы. Квадрат этого числа даёт отрицательное число.

— Так, на лице Островского была нарисовано выражение, свидетельствующее о том, что внутри его головы идёт нешуточная работа. Это я понял. Действительно, веская причина. Но как мнимые числа связаны с многомерными пространствами?! Пространства-то тут причём?

— А очень просто. Обычным числам, положительным и отрицательным, может читал, соответствует числовая прямая — одномерное пространство.

— Читал, понятно.

— Так вот. Мнимые числа лежат... вне этой прямой. То есть образуют... вместе с обычными числами ЧИСЛОВУЮ ПЛОСКОСТЬ! На которой любой точке соответствует пара чисел — обычное, действительное иначе, и... мнимое! То есть, у каждой точки числовой плоскости две координаты, однозначно определяющие её положение — действительная и мнимая!

— Ах вот оно в чём дело! Но почему многомерные пространства? Разве плоскость — многомерное пространство?!

— По отношению к одномерной числовой прямой — естественно, многомерное! И тут есть ещё одно интересное свойство мнимых чисел. К числовой прямой можно провести сколь угодно много взаимно перпендикулярных прямых, образующих оси декартовой системы координат многомерного пространства. И поскольку у нас в определении мнимого числа не указано, как эти перпендикуляры к числовой прямой различать, то, квадрат числа с ЛЮБОГО ТАКОГО ПЕРПЕНДИКУЛЯРА, будет отрицательным числом на числовой прямой! То есть мнимых чисел разной природы — бесконечно много! По природе на свою координатную ось! Так в математике появилсь гиперкомплексные числа — кватернионы и октанионы — соответственно наборы чисел разной природы для четырёхмерного и восмимерного пространств!

— Ладно, Бронштейн. Про мнимые числа я понял, и частично — про их связь с координатными осями. Но почему такую простую вешь не понял Энгельс?

— Очевидно, у него не было такого учителя, каким для тебя являюсь Я! — с улыбкой ответил Бронштейн.

— М-да. Островский задумался. А ведь могут быть проблемы. Это я, уже математически "подкованный", понял. А вот необразованные товарищи могут возмутиться...

— Поэтому насущной проблемой становится создание авторитетного учебного заведения комсомола — ответил Матвей. Раз нет возможности каждому ошибку Энгельса растолковать, нужно, чтобы на неё указали авторитетные товарищи в партии. И вообще, раз марксизм позиционируется как наука, то придётся ему принять научные принципы. И первый — мнение авторитета ничего не значит перед фактами! Второй — учёный не может не ошибаться! Хороший учёный признаёт свои ошибки, и радуется, когда их обнаруживает. Третье — наука на самом деле подобна картографии и создаёт "карты" структуры реального мира.

В Кичкасс путешественники прибыли рано утром, специально заночевав в тридцати километрах от завода, чтобы успеть к началу рабочей смены.

Увидев обшарпанные здания завода, Макаров ехидно прокомментировал:

— Запорожье издавна славилось своими неприхотливыми запорожцами! Хоть людьми, хоть машинами. Во, гляди, прекрасный образчик запорожского хай-тека: — трактор, как будто сработанный каменными рубилом и топором неандертальца! — и посмеиваясь, указал Бронштейну на небольшой трёхколёсный трактор, что горделиво выезжал из ворот завода.

Глава 26. Реакция.

Джон Маддокс, менеджер, ответственныый за сортировку корреспонденции, приходящей на адрес научного журнала "Nature", достал из мешка, что принёс только что почтальон, невзрачный конверт. Хмыкнул, посмотрев на обратный адрес.

— Россия? Нет, кажется, Украина, её столица Киев. Джон был довольно образованным человеком, знакомым с географией Европы. Любопытно, что могут прислать из разрушенной гражданской войной страны...

Джон ножом для конвертов взрезал пакет и с любопытством стал читать послание, написанное разборчивым каллиграфическим почерком на великолепном английском языке. Спустя полчаса, Маддокса весьма заинтриговали очень простые выкладки корреспондента из далёкого Киева своими необычными выводами, Джон уже шёл к своему боссу.

— Хай! Поздоровавшись с начальником, он заговорил о необычном письме:

— Получил сегодня этот труд, как ни странно, из России. Если автор не ошибся, то это... переворот в кристаллографии!

* * *

Клуб в Кембридже. Два представительных господина беседуют друг с другом, попивая крепкий кофе. Один из них обладает внешностью на первый взгляд простоватого фермера, а другой может похвастать некоторой аристократичностью.

— И ещё Эрни. Наш общий друг получил недавно любопытное письмо, из России. В нём был труд, посвящённый критике существующих в кристаллографии взглядов на число возможных упаковок кристаллической решётки. Автор послания, некий Бронштейн, сумел найти изящное математическое обоснование существования кристаллоподобных тел с запрещёнными(!) группами симметрий. И по его словам, даже синтезировал подобный кристалл. Описание синтеза в докладе присутствует. Я сейчас занят, и у меня просьба — пусть твои скауты проверят возможность существования описанного этим Бронштейном вещества.

— Почему нет, Марк? Есть у меня способный парень, кстати, русский. Вот его и запрягу!

— Спасибо. Вот письмо...

* * *

Пётр Капица отставил в сторонку микроскоп и раздражённо посмотрел на препарат, который только что был объектом его изучения.

Чувства молодого учёного можно было охарактеризовать так: крайняя степень досады.