Они выбрали ночь

— Естественно — нет. Я еще послал письмо Всеединому, и заручился личным словом доролийцев! — внезапно вспылил старик. — Поймите же инспектор, мы с вами не в пятнашки играем и не гадаем на кофейной гуще. В той земле, что принесла мне Люси, несомненно, присутствует след демона. Посмотрите, это же очевидно!

Джинкс кивнул. Мысленно ловя себя на мысли, что сам начинает верить в мистицизм происходящих событий. Сэр Элберт, и вправду оказался занятным, хотя и немного странным собеседником. И именно та будничность, с которой он рассказывал о существовании жизни после смерти, заставляла безоговорочно верить его словам. Старый алхимик не убеждал, он — высказывал свою точку зрения, основанную порой только на интуиции, эмоциях и иррационализме. Он объяснял, непонятные вещи просто и логично не возводя их в ранг постулатов. По его мнению, реальность потустороннего мира, не доступна обычному или научному восприятию.

— Если так оно и есть, то, поясните, как мне объяснить подобное, моему начальнику, мистеру Ла Руфу? — внезапно задался вопросом Джинкс.

— А разве ему нужно что-то объяснять и доказывать? — удивился сэр Элберт. — Ваша задача, инспектор, помочь городу, а не доказать своему начальству, что смерть жителей произошла по вине иных сил.

— Это совсем неординарное дело, — поддержала алхимика, Люси.

— Итог вашего расследования — спасение Прентвиля, а не судебное слушанье, венчавшееся строгим, но справедливым приговором, — подытожил сэр Элберт.

Поднявшись со своего места, инспектор отошел к дальнему стеллажу и, обернувшись, задумчиво произнес:

— Если все обстоит так, как вы говорите, то, прошу, объяснить мне что значит вот эта вещь!

В руках констебля возникло огромное воронье перо.

— Не может быть, — внезапно произнес старик и потянулся к инспектору. — Скажите вы нашли его на месте смерти Невила?

— За сутки до смерти вашего брата Люси, подобным образом умер еще один горожанин, возница — Ларкис Фрит. — Инспектор протянул перо алхимику.

— Святые мученики. Это же перо Высшего. Вы даже не представляете, кто посетил наш захудалый городишко, мистер констебль, даже не представляете. — Глаза алхимика стали больше двух серебряных синов.

Дрожащий рукой старик приблизил перо и внимательно осмотрел его. Джинкс с трепетом следил за каждым движением, опасаясь как бы тот, по случайности, не сжег вещественное доказательство. Но сэр Элберт и не думал этого делать. Понюхов оперение, он подбежал к доске и, схватив мел, написал на ней несколько непонятных символов.

Белая отметина застыла на лбу алхимика, когда тот стирал пот. Волнение нарастало и, не став тянуть, он торжественно произнес:

— Рад представить вам, того, кто в ту роковую ночь погостил в Прентвиле. Коракс! Судья всего живого и мертвого.

— Святые спасители! — в страхе прошептала Люси.

— Кто? — вместо спасительных молитв, растерянно произнес Джинкс.

Очертив круг, старик разделил его на четыре ровных половины, а в правой части, появились знакомые символы.

— В книге Откровений сказано, что над демонами ночи и дня, являющимися воинами Всеединого, существует особая каста. Их называют Тиари, что значит — покровительствующие. Именно к ним и относится Коракс.

— Но почему птица? — осторожно спросила Люси.

— Они неуловимы в небе, их взгляд следит за нами с высоты, для них мы жалкие букашки, и птицам не дано людские видеть сны, — старик запнулся и заметно побледнел. — Я не очень знаком с мифологией о слугах Всеединого, но эти строчки запомнил слишком хорошо. Ты знаешь, моя дорогая, — алхимик обратился уже к Люси. — Видимо, это самый привычный для нас образ. Еще с древних времен мы связываем богов с птицами, чей полет недоступен нашему пониманию.

В разговоре наступила пауза.

Констебль приблизился к столу. С интересом уставился на хитроумные приборы алхимика, еще раз придирчиво осмотрел слой неестественной пыли и произнес:

— Значит они, более чем реальны?

— Даже реальнее нас с вами, мистер инспектор, — тут же откликнулся старик.

— Но и у демонов, какими бы могущественными они не были, должен существовать мотив, — предположил констебль.

— Ваша правда, инспектор, — согласился сэр Элберт.

— И вы предлагаете докопаться до истины, чего бы мне это не стоило?

Алхимик кивнул:

— Цена победы слишком велика, инспектор. Прентвиль всегда будоражила религиозная сумятица. Но сейчас, я считаю, все может оказаться куда серьезнее. И чаша весов наклонится в другую сторону, далекую от мира и спокойствия. Что скажите?

Констебль задумался:

— Мне пока трудно связать все случившееся воедино. Два разных по своей значимости и признакам происшествия. Две смерти — скованные между собой лишь предполагаемым убийцей. И масса предположений, касаемо мистической природы событий. Я теряюсь в догадках, — честно признался Джинкс.

— Ничего страшного, — успокоил его сэр Элберт. — Просто вы находитесь в самом начале пути. Если мы готовы идти до конца, удача не оставит нас. И на нашей стезе повстречается трубочист!

— Что? — пораженный последней фразой констебль едва не повалился на стул.

— Я сказал лишь, что надо верить в сопутствующую удачу. Вы ведь слышали о примете? Встреча чумазого чистильщика приносит везение...

Люси приблизилась к инспектору и, посмотрев прямо в глаза, уверено произнесла:

— Вместе мы справимся. Я окажу вам любую помощь.

Мистер Форсберг не посмел возражать. Но в голове веретеном крутился образ приветливого паренька — помощника фортуны, которого он повстречал у дома старого убийцы.

4

Улица Печали к вечеру быстро опустела, и только одинокие повозки проносились между домов, исчезая в призрачной пустоте городского тумана. Промозглая погода, резко сменившая изнуряющую жару долгого дня, не удивляла никого. Люди старались быстрее переделать засветло все дела и, закрыв ставни, коротать вечер, сидя у камина в приятной компании. И лишь квартал Отрешенных жил совсем другой жизнью. Те, кто выбирал ночь, просыпались с закатом солнца и вылезали на улицы из темных закоулков ветхих домов, в поисках новой, интересной жизни. Не считая грехов, они вновь и вновь утопали в море порока, совершенно не задумываясь о завтрашнем дне.

Мистер Форсберг сидел у окна и, выглядывая на сумрачный переулок, задумчиво покусывал кончик пера, с которого уже давно упало на чистый лист несколько жирных клякс. Логическое заключение, мотивы, сопоставление, вывод — и прочая, научная абревеатура, называемая одним емким словом — расследование, никак не хотела сочетаться с тем, что произошло в Прентвиле, за последние пару дней.

Листая толстые папки с делом, не имеющим порядкового номера, инспектор с небывалым упорством начинал заново. Его интересовало все, начиная от веса и роста умершего и заканчивая его привычками.

Но получалась полная ерунда. Обе жертвы — если исключить причастность Невила к гильдии воров — были безупречны. Возница, мистер Фрит, являл собой настоящий пример для подражания. Во время платил налоги, часто подвозил пожилых горожан, не прося платы, а многие соседи утверждали, что Ларкси даже не сквернословил и был весьма благочестивым и честным горожанином.

Какие же грехи заставили Коракса вынести вам приговор? — мысленно спросил сам себя инспектор. Но в последний момент осекся. А с чего он решил, что Невила тоже убил ворон. На месте смерти он не нашел вороньего следа, да и про черную птицу не сказано ни в одном из опросных листов.

Очередное несовпадение заставило констебля на секунду отбросить в сторону перо и закрыть глаза.

Голова раскалывалась от нагромождения всевозможных мыслей.

— Если бы я был судьей: зачем мне потребовалось вмешаться в дела смертных?

Джинкс припомнил воскресные уроки, в местном приходе, которые он так не любил. Слова пастыря, призывающего быть добрым и отзывчивым. Все казалось пустым.

— Может быть, стоит вновь повстречать трубочиста? — предложил он последний возможный вариант и улыбнулся собственной наивности.

Внезапно раздался стук в дверь. Инспектор ответил. На пороге стояла тетушка Лайрис.

— Надеюсь, на этот раз никто никого не убивал? — с надеждой поинтересовался инспектор.

— Слава Всеединому, нет, — выдохнула женщина. — К вам гость, старший инспектор Ла Руф.

— Ко мне? Инспектор? — Джинкс подскочил на месте. — Проходите, присаживайтесь. Я просто не ожидал.

Старший инспектор привычно улыбнулся:

— Я к вам, как говорится со встречным визитом, друг мой. Сначала вы побеспокоили меня посреди ночи. Теперь вот я вынужден, несмотря на свою подагру, совершить это вечернее путешествие в ваш дом.

Мистер Форсберг отчего-то смутился и предложил Ла Руфу мягкое кресло.

— Я тут немного зарабо....

— Вижу, вижу, — устроившись удобнее, старший инспектор отмахнулся, избавляя констебля от лишних забот. — В ваши годы я тоже проявлял завидное упорство, пытаясь, во что бы то ни стало докопаться до сути вещей. Над чем сейчас трудитесь? Донос на мистера Литли высказывающего недостойные мысли о членах магистрата? Или вас заботит крупная недостача на фабрике 'Ненастных рудников'?

— Честно признаюсь, мои мысли волнуют совсем другие проблемы, — ответил констебль.

— Вот как, — удивился Ла Руф и, как плохой актер, раздосадовано зацокал языком. — Не обижайтесь, мой друг, но вы упрямый осел. Сколько вам говорить, что в смерти неумелого вора и расторопного возницы — нет, и не было преступной составляющей.

Нахмурившись, констебль потупил взор:

— И все же, мне кажется, я докопался до истины. Если поверить в жизнь после смерти то выходит...

— Не мелите ерунды, инспектор. И прошу, оставьте вопросы религии, церковному клиру! А ваши россказни о привидевшихся мертвецах и тому подобной чуши, не стоят ломаного суона.

В руке веретеном крутилось злосчастное перо — ожидая вердикта констебля, застывшего между верой и сомнением.

— Я глубоко уважаю и прислушиваюсь к вашему авторитетному мнению. Но сейчас мне нужно самому разобраться с призраками, будоражащими мое сознание.

Перо осторожно легло в сторону у самого края девственно чистого листа.

— Мой друг, вы, безусловно, запутались. И я просто хочу помочь. В данном случае вы идеализируете собственные способности. Но невозможно отыскать убийцу, там, где его просто-напросто не существует. Кстати вам удалось пообщаться со Шрамом?

— К сожалению, — отрешенно произнес констебль.

Ла Руф вздохнул:

— Я предупреждал вас — не стоит копаться в прошлом. Свихнувшийся убийца не лучший собеседник. Да и что он вам сможет рассказать кроме как о жутких предзнаменованиях и голосах мертвецов, которые постоянно досаждают его по ночам.

Согласно кивнув, Джинкс воззрился на старшего инспектора затуманенным взглядом и произнес:

— Зачем вы пришли, мистер Ла Руф? Зачем вы пытаетесь меня сбить с толку, убедив в бессмысленности моих суждений?

Тон, с которым обратился к своему наставнику констебль, был не допустим даже в данной ситуации. Но старший инспектор оставил подобный факт без внимания. На данный момент его абсолютно не интересовала напористость юного упрямца. Главная задача состояла в том, чтобы как можно скорее вытряхнуть из головы упрямого констебля, чушь про вымышленных убийц и полночных кошмаров, пока он действительно не наломал дров и не влез во что-то серьезное.

— Вас прислал мой дядя? — внезапная догадка повисла в комнате, словно карающий меч.

Заметив дрогнувший взгляд наставника, Джинкс повторил свой вопрос более уверено и громко. Его требовательная интонация, вновь осталась без внимания.

— Он беспокоится за вас, мой друг, — после недолгой паузы устало произнес Ла Руф.

— Это очень любезно с его стороны. Но в настоящее время я не нуждаюсь в добрых советах и ином милосердии, — повысив голос, произнес констебль. Ощущая, как в нем просыпается дух бунтаря, Джинкс отчетливо понимал, что обратной дороги у него не будет. Но он и не пытался оглянуться назад. Впереди его ждала совсем другая судьба.

— Я не марионетка и сам могу отличить белое от черного! — тело констебля охватил тревожный холодок, и он почувствовал, как его вымышленные цепи медленно падают на землю.

— Мы просто беспокоимся за вас. Я и ваш дядя...— попытался оправдаться Ла Руф. Но резкий голос ученика оборвал его фразу.

— Хватит. Слышите, хватит! Я не намерен больше продолжать наш разговор. У меня существует собственное мнение. И я не собираюсь закрывать глаза, представляя наш мир в розовом цвете. А теперь прошу просить... Я вынужден откланяться. Меня ждут неотложные дела.

Вскочив, Джинкс быстро откланялся и, схватив шляпу, стремительно покинул комнату.

Старший инспектор проводил его полным боли и тоски взглядом и в след освятил спину констебля знаком вечной жизни. Ему бесспорно нравился этот мальчик, но болезнь которая пожирала юного констебля изнутри, казалась сильнее всех чувств на свете. Заплутав среди очевидных заблуждений, он не хотел ничего слушать, все сильнее погружаясь в свой иллюзорный мир. А стало быть, сэр Вильям был совершенно прав — его племянника необходимо отправлять в Безнадегу. И чем раньше, тем лучше.

— Лучше одумайся, сынок, — тяжело вздохнув, прошептал инспектор и его голос растворился в пустой комнате.

5

Шрам часто видел таинственные ритуалы. Прибегая к помощи предков, люди казались, одержимы своими заблуждениями, считая кровь священной нитью, способной вывести их к заветной цели. Рисуя магические символы и знаки, они расправлялись со своими жертвами с особой жестокостью, совершая зло во благо.

Видимо ошибки смертных были не чужды и мертвым духам.

Наивные глупцы!

Шрам не верил в подобную чушь. Невозможно лишив жизни одного, заслужить перед Всеединым вечное прощение. И проклятый убийца знал это не понаслышке.

— Убей меня сейчас, дух! — проревел Шрам, пытаясь перекричать разбушевавшийся ветер. Гул нарастал, а свежесть, внезапно охватившая остров своими цепкими объятиями, предвещала скорую бурю.

— Вы редкостный грешник, мистер убийцы, — улыбнувшись во весь рот, ответил сэр Заговорщик. — Первый раз вижу, чтобы столь мерзкий тип, с таким огромным мешком проступков, молил о скором исходе. Нет, я, пожалуй, растяну удовольствие. И вначале предложу вам познакомиться с тем, кого вы непременно заинтересуете.

Ру-ру зашелся в ужасном смехе, словно безумец, обуреваемый страшными видениями.

— Лучше бы я поломал тебя на щепки, — зло процедил сквозь зубы Шрам. Его ненависть к куклам — готовая вырваться наружу — увеличилась в стократ. Но крепкие веревки не дали мастеру ни единого шанса.

На остров оседало медное облако пыли, погружая округу в непроглядное марево, в котором уже невозможно было различить силуэты фантомов.

Шрам ощутил на языке привкус земли и смачно сплюнул. Но пыль сейчас была везде, и как он не силился, а так и не смог избавиться от землянистой горечи во рту.

Сквозь завывания ветра и далекие раскаты грома, внезапно вырвался голос сэра Заговорщика. Его тембр изменился — стал более громогласным, низким, будто перекричать вой бури, ему не составляло никакого труда.