Погасить Черное Пламя

— Каждый имеет право на слабость! — вспылив, закричала Ваниэль. — Ты не знаешь, что это такое — лесной пожар! И Рингрин не знал, и это нас всех и спасло, — добавила она уже более спокойным тоном.

"Я знаю, что женщине не место на войне", ответил Марфор.

— О да! Босая, беременная и на кухне — вот где место женщины! Вы, тэлери, известны своим шовинизмом... Да и кто ты такой, чтобы требовать подобного от меня? — возразила эльфка. — Что ты такого сделал? Любовник — еще не возлюбленный, у нас так говорят.

Марфор на это промолчал, а Ваниэль продолжала, сердясь все сильнее:

— На севере мандреченам попалась девушка, мой двойник. Они искали отряд Кошмары, тех, кто уничтожил гросайдечей над горами. Та партизанка носила такую же татуировку, как я, многие так делают... Знаешь, как с ней обошлись? Люди изнасиловали ее всем отрядом, потом отрезали грудь. А затем выгнали на мороз — обнаженную — и залили водой. Они сделали из нее ледяную статую... В день Мидинваэрна они выставят ее на всеобщее обозрение в Бьонгарде! Ты представляешь? В день возвращения солнца заставить всех темных эльфов смотреть на обезображенный труп своей принцессы! И ты хочешь, чтобы я оставила мою родину в руках этих зверей? Никогда, Марфор. Я останусь и буду драться.

"Хорошо", ответил он. — "Давай съездим в Бьонгард. У нас с Кулумитом там дела... Я знаю, у вас есть телепорт, мы еще успеем на праздник. Придем на площадь и послушаем мысли этих жутких зверей. Послушаем мысли мандречен. И если хоть один из них подумает — "так ей и надо, эльфийской стерве", или просто обрадуется смерти твоего двойника и всему происходящему — то мы забудем об этом разговоре навсегда".

— А если нет? — задумчиво спросила Ваниэль.

"Ты уедешь отсюда. Я дам тебе денег, чтобы ты могла устроиться в любом городе, который тебе понравится. Если захочешь, я поеду с тобой. Если тебе надоели мои ласки, ты меня после Бьонгарда больше никогда не увидишь. Но ты вернешься в Лес Великого Страха только тогда, когда война закончится".

— Вот как, — пробормотала эльфка. — Ну, гм... Ладно! Хоть матери весточку передам, она ведь думает, что я правда погибла. Вокруг Бьонгарда кокон непроницаемый кем-то поставлен, мне телепатически не пробиться.

"Твои отношения с матерью — это твое личное дело", ответил Марфор. — "Ты принимаешь условия пари?"

Ваниэль потерла нос мохнатой варежкой.

— Ааа, Илу с тобой. Принимаю! — решительно сказала принцесса. — Ты ошибаешься, и ты сам увидишь это. Пойдем в лагерь, пообедаем и телепортируемся.

"У меня в госпитале еще... процедуры", — передал эльф. — "Я должен вернуться. Приходите за мной вместе с Кулумитом, часа в три, после обеда".

— Или так, — согласилась Ваниэль. — Жди нас.

Он смотрел, как гибкая фигурка спускается с холма и исчезает в лесу. Затем Марфор перевел взгляд на костер. Он почти прогорел, пока эльф разговаривал с принцессой. Тела химмельриттеров сдались огненным ласкам, обратившись в серый пепел.

* * *

Рингрин повозил ложкой в супе. Над тарелкой причудливым облачком заколыхался пар. Принц с детства ненавидел фасолевый суп. Белые тельца фасолинок казались ему личинками червяков. И даже теперь, когда Рингрин знал, как сильно то и другое различается на вкус, он не в силах был преодолеть детскую предубежденность. Сестра сидела напротив и уплетала за обе щеки.

— Скажи что-нибудь, ты же мой брат и принц, в конце концов, — произнесла Ваниэль с набитым ртом. — Огласи свое монаршее решение...

— Ну, — сказал Рингрин. — Ответ положительный.

— То есть?

— Феаноринги тоже королевский род, — произнес принц медленно.

Сестра прыснула:

— Ты меня благословляешь? Благословляешь, да?

— Ну да. А больше же некому, — ответил брат сердито. — Тинкарабан мертв, с Моруско мы не общаемся. Я проверил, все правда. Его отец — Тинголорн Феаноринг, последний из боремских Феанорингов. Крепость, где живут химмельриттеры, принадлежала отцу Марфора.

Принцесса хихикнула.

— И хватит ржать! Я согласен с Марфором, если хочешь знать. Ты великая воительница, Ваниэль, я многому у тебя научился, я же в лес мальчишкой ушел... Но ты же, извини, отливаешь при нас, как и остальные девушки отряда, а это все-таки... ну... не к лицу женщине.

Ваниэль отерла ладошкой выступившие на глазах слезы и поцеловала Рингрина.

— Спасибо, братец, — сказала она. — Не сердись, это я от нервов. Твоя точка зрения ясна и особого сопротивления не вызывает. Принцесса должна мочиться в одиночестве, в золотую или хотя бы фаянсовую ночную вазу с бордюром из самоцветов, а не под кустом. Я согласна! Но что будешь делать ты? Ты справишься?

— А что мне еще остается, — меланхолично ответил принц и поморщился. — Отряд-то я удержу, но вот...

Рингрин взмахнул ложкой, подыскивая слова. Капли слетели с нее и попали на лицо Ваниэль, но принцесса даже не шелохнулась. Она внимательно смотрела на брата.

— Нужно что-то делать, — произнес Рингрин, стирая капли с ее щеки. — Морул Кер не успокоится, не отстанет. Один раз мы остановили драконов, но какой ценой? Север больше никто не прикрывает. Что будет дальше? Мне кажется, я понял, что хотел сказать Марфор, когда сломал моего паучка... — добавил он тихо.

— Нужно устранить источник проблем, — кивнула Ваниэль. — Не ломать лапки паучку — это бессмысленно, отрастут новые. А сломать пружину, которая приводит в движение весь механизм.

— Да, — ответил принц и сердито добавил: — Мог бы и прямо сказать, зачем портить вещь?

— Марфор же тэлери, они слова в простоте не скажут, — заметила сестра. — Он хотел, чтобы ты сам решил, я полагаю.

— О Мелькор, я бы убил дракона, — произнес принц тихо, но очень энергично. — Чихал я на то, что он император. Но я никогда не был в Рабине, я никогда из Железного Леса не выезжал. Если бы нашелся кто-нибудь... кто повел бы нас за собой... Я бы пошел. Мы все бы пошли.

— Возможно, Марфор проиграет пари и останется с нами, — задумчиво сказала Ваниэль. — Можно было бы рискнуть... Но нам нужен не он.

— Я тоже подумал о Лайтонде, — согласился брат. — Вот кто мог бы повести нас. Он уже бывал в Рабине, и в замке Морул Кера — тоже. Все говорят, что тогда дракон остался жив благодаря Королеве Без Имени. Но вот уже лет пятьдесят, как она уехала из Рабина.

— А Лайтонд — в лагере, и неизвестно, жив ли вообще, — заключила Ваниэль.

Магический шар принца, лежавший на столе, засветился. Рингрин коснулся его рукой, и брат с сестрой увидели лицо Халлена.

— Тут к нам гости пожаловали через телепорт, — сообщил партизан.

— Веди сюда, — сказал Рингрин и отставил тарелку.

Халлен разорвал связь.

— Потом расскажешь, кого принесло. Ладно, я пойду собираться, — сказала Ваниэль.

Сестра телепортировалась. Принц поднялся, прошелся по землянке. Рассеянно глянул на картину с башней Светлого Всадника, и поправил ее — Рингрину показалось, что она висит немного криво.

* * *

До половины башня была сложена из целиковых, необработанных серых валунов. Дальше начиналась кирпичная кладка. Сочетание серого и алого резко выделялось на фоне оштукатуренных, аккуратненьких стен крепости. На самой верхушке башни стояла плохо различимая отсюда, снизу, статуя всадника. Он словно сиял в мрачности небес, но никакой магии в этом не было. Уж Марфору-то не надо было объяснять про свойства глоссдольского мрамора. Эльф заметил, что весь вид находится в рамке, словно картина. Эту роль выполнял дверной проем, через который бывший владелец Иглы смотрел на площадь. Взгляд сместился — тот, в чье тело Марфора забросил поисковый ритуал, вышел из двери и повернулся. Мелькнула мускулистая рука с замком в ней, темное дерево двери — дуб, не иначе — и массивные петли в виде черепов, украшенных венками из узких листочков ивы.

У эльфа потемнело в глазах. Почти теряя сознание, он выдернул из своего запястья Иглу. Руку Марфора прострелила боль. Эльф откинулся на подушку, жадно хватая воздух раскрытым ртом.

В отличие от Ваниэль, владевшей только самой простой механикой поискового ритуала, Марфору были известны и другие методики. И в госпиталь он вернулся не только за тем, чтобы ему промыли рану и обработали заживляющей мазью. Во время перевязки эльф стащил в процедурной скальпель и пинцет, и сумел при помощи этих нехитрых инструментов извлечь артефакт из перстня-кастета. Остальное было делом техники, которую Марфор совсем не хотел демонстрировать темным эльфам. Во-первых, тэлери боялся, что тот, кого он ищет, уже мертв. Ящер продлевал дни тех, кто верно служил ему. Но Разрушителю Игнату уже должно было исполниться лет двести пятьдесят, а он не был чистокровным эльфом. Таким образом, последовав за душой отца Змееслава, Марфор мог умереть во время ритуала. Он знал, что рискует не только своей жизнью, но это не остановило эльфа. Марфор должен был узнать, где находится Игнат.

И ответ оказался неожиданным.

"Бьонгард... Как удачно. Все одно туда дорожка выходит", подумал эльф. Если бы не картина, что висела на стене партизанской землянки, Марфор не узнал бы местность.

Эльф с трудом сел на кровати. Осторожно закрепив Иглу в перстне-кастете, он прошептал несколько заклинаний над пальцами брата, чтобы замедлить процесс разложения. Затем увязал их обратно в платок и спрятал в карман, а перстень-кастет надел на руку.

Марфор глянул на висевшие на стене часы в корпусе из орехового дерева. Когда-то роскошные, любовно покрытые лаком, теперь они рассохлись. Глубокие царапины уродовали темно-красную поверхность. Вместо одного из противовесов на цепи висел копьеобразный перфоратор, у которого была отломана ручка.

Пора было пойти пообедать — партизаны должны были явиться за Марфором уже минут через сорок.

* * *

На обед в столовой подавали щи из кислой капусты. Марфор с некоторым удивлением обнаружил в них золотистые корочки обжаренных шкварок. На второе была гречневая каша с куриной ножкой, обжаренной в чесноке. Эльф ожидал увидеть пустые щи и пару краюшек хлеба. Вот хлеба как раз не оказалось — он был в Железном Лесу дороже мяса. Но в основном обед оказался сносным. Марфор принялся осторожно есть. К нижней половине лица чувствительность еще не совсем вернулась, эльф боялся зажевать губу и не заметить этого. Он пришел к концу обеденного часа и был в столовой почти совсем один. Повар, обслужив его, ушел вглубь помещения, на отгороженную дощатой переборкой кухню, и принялся там греметь кастрюлями. Видимо, расчищал поле битвы для создания ужина. За высокими, узкими окнами сверкал на солнце снег, отбрасывая на пол столовой длинные, словно драконьи языки, полосы света. Когда Марфор уже почти разобрался со щами, из пустоты рядом с ним раздался негромкий голос:

— У меня к тебе дело.

Эльф покосился на лавку рядом с собой, но там было пусто. Раздался довольный тихий смешок.

— Не надо пялиться в пустоту с идиотским видом, — продолжал голос.

Марфор поднял руку, вгрызся в куриную ногу. Игла Моргота на перстне-кастете сверкнула чернотой.

"Проявись", лениво телепатировал эльф, не прекращая жевать. — "Я вовсе не хочу выглядеть идиотом, разговаривая с пустым местом. Или я сам тебя проявлю..."

Над лавкой сгустилась тьма. Бесшумно вспыхнули и опали черные зигзаги молний. Собеседник Марфора оказался высоким худым эльфом. Поношенный полушубок болтался на нем, как на вешалке. Волосы его были светлыми. Против обычаев северных эльфов они не были не заплетены в две косички на висках, а неровно острижены под горшок.

Марфор узнал гостя, хотя их пути пересеклись впервые в жизни.

Не так уж много эльфов умели управляться с мертвой силой. А уже форменный полушубок воспитуемого из них мог носить только один.

"Приветствую тебя, Верховный маг Фейре", спокойно передал Марфор. — "Надо же, я думал, что из воспитательных лагерей эльфов только выносят... Зачем ты нашел меня? В каком качестве я тебе нужен? Я ведь, как говорят на родине твоей матери, и швец, и жнец, и на дуде игрец".

— Ты мне нужен в качестве лучшего убийцы драконов в обитаемом мире, — ответил Лайтонд. — Ты знаешь, за чьей головой мы пойдем. И ты знаешь, что пол его сокровищницы по колено усыпан золотом и драгоценностями.

Марфор покачал головой.

"Для меня эта война закончена", сообщил он.

Эльф ожидал, что Лайтонд удивится, но на лице Верховного мага не дрогнул ни один мускул.

"Могу дать только несколько советов, бесплатно", продолжал Марфор. — "Могу порекомендовать эльфа, который способен выстрелить в дракона, даже если между ним и чудовищем стоит его сестра — и попасть в цель. Так же могу познакомить с бывшим химмельриттером, который знает драконов как облупленных, прошу прощения за каламбур. Гросайдечи у него теперь нет, и он охотно пойдет с тобой".

— У Рингрина я уже был. Это он порекомендовал мне тебя, — ответил Лайтонд. — С химмельриттером мы тоже поговорим. Но давай сейчас поговорим насчет тебя. Я вижу, что ты убил своего брата... соболезную.

"А иди ты со своим соболезнованием", ответил эльф.

— Разве ты не хочешь отомстить? — вкрадчиво спросил Лайтонд.

Марфор на миг закрыл глаза.

"Я могу отомстить, только прыгнув с моста", телепатировал он.

Лайтонд сделал вид, что не заметил бестактности. Его отец покончил с собой таким же способом, и вся Мандра знала, что сыну Балеорна пришлось присутствовать при этом.

"Или убив себя как-то иначе, но все остальные методы еще менее надежны. И я, возможно, сделаю это... чуть позже. Сейчас в своем прыжке я увлек бы за собой еще одного эльфа, вся вина которого в том, что он слишком добр и имеет дар оказываться не в том месте и не в то время".

— Ты считаешь виноватым себя? — осведомился Лайтонд.

Марфор отметил, что голос его, несмотря на пятьдесят лет, проведенные в воспитательном лагере, остался звучным и властным, голосом командира и повелителя. Тэлери понял, что ему хочется сделать с того самого момента, как он услышал Лайтонда. Ему хотелось встать и отдать честь.

— Ты ошибаешься, — продолжал тем временем Верховный маг. — Морул Кер и его безумие — вот причина того, что произошло. Пойдем с нами, Лилталум Феаноринг, сын Тинголорна Феаноринга. Отомстишь за Змееслава...

Марфор посмотрел в его глаза, синие и холодные, как ледники Фейре. Такие же безразличные и вечные. Он медленно, с усилием, отрицательно покачал головой.

— Ну что же, — произнес Лайтонд медленно. — Я много чего делал в жизни, но никогда опускался до того, чтобы принуждать воина к служению. Тебе пора. Твои друзья ждут тебя в приемном покое, и вам предстоит неблизкий путь. Пойдем, я провожу тебя.

Марфор бросил обгрызенную кость в тарелку, вымыл руки и вытер их висевшим на стене полотенцем. Лайтонд ждал его у выхода из столовой. Длинными больничными коридорами они шли в молчании. Марфор был сбит с толку, даже разочарован. Лайтонд толкнул тяжелую створку. Марфор сразу увидел партизан. Рингрин, Кулумит и Ваниэль стояли в дальнем углу зала, почти у выхода. Рядом с ними стоял взъерошенный, сердитый Кайт. В своих темных полушубках и валенках Ежи казались смешными и напоминали нахохленных воробушков. Ваниэль в ее кокетливой дубленке смотрелась ярким снегирем, случайно затесавшимся в компанию. Заметив Марфора, эльфка улыбнулась. Он покосился на Лайтонда. На лице Верховного мага Фейре гасла улыбка — улыбка того, кто понял, что радовались не ему.