Работы по обустройству лагеря продолжились сами собой, без каких-либо распоряжений с моей стороны. В Армии Освобождения, как когда-то у римских легионов бытовало железное правило относительно укрепления даже временных стоянок. Русинские солдаты, как я уже успел убедиться — трудолюбивый, дисциплинированный и хозяйственный народ. Обеспечить себе комфортный и безопасный отдых даже после боя и марша для них не тяжкая повинность, а осознанная необходимость. К тому же десятники и принявший командование полевым госпиталем Фома Немчинов исполняли свои обязанности на 'отлично'. Мое вмешательство потребовалось, чтобы указать позиции для картечницы и крепостного ружья, да распорядится, чтобы освободившиеся солдаты занимались изучением матчасти под руководством Прохора.
Заслушал краткий доклад Молчуна. Добрались они без приключений и потерь, даже с прибытком. К оставленным на острове бойцам прибились еще двое солдат из нашего батальона, по традиции вышедших из боя с оружием, конкретно с арбалетами. За них мастер-стрелок ручался и без лишних расспросов приставил к делу, благо легкие ранения не мешали нести службу наравне со всеми. Тело княжны доставили. Фома окреп и по пути отходил от раненых только чтобы собрать трав и ягод для лекарской надобности.
С какой стороны не посмотри — Молчун шикарно прибарахлился у Длани: оделся в добротный камзол серого сукна до середины бедра и короткие — немногим ниже колена кожаные 'панталоны'. Камзол явно с офицерского плеча, но без традиционной вычурной вышивки, за исключением растительного орнамента на стоячем воротнике. Модель не предусматривала рукавов, зато имелись усиленные кожаные накладки на груди и животе, а так же два просторных кармана в районе бедер. Я немедленно захотел такую же 'разгрузку' себе. Обулся мастер-стрелок в высокие офицерские сапоги из черной кожи, куда новее моих. Из доспехов на нем присутствовали кожаные наручи с металлическими клепками и бронированный пояс.
Аксессуар вызвал у меня не меньшую зависть, чем камзол. Широкий, как награда чемпиона боев без правил, и укрепленный узкими металлическими пластинами он обеспечивал неплохую защиту 'ливера'. Великолепная черненая пряжка не только усиливала защитные свойства пояса собой, но и содержала небольшой гамион с физическим щитом. В расположенной на животе кобуре находился драгунский двуствольный пистолет. Свой арбалет мастер сменил на карабин, но тубус с болтами, прикрепленный к ремню сбоку между подсумками намекал, что привычный агрегат совсем неподалеку. Довершал картину вопиющего нарушения уставной формы одежды пулезащитный амулет нескромного калибра, спрятанный на груди.
Несомненно, кошелек и ранец ловкого пройдохи тоже пополнились изрядно. Что моим взглядам на жизнь нисколько не противоречило. Пенять на неуставной вид, как и Буяну, не стал, наоборот, оформилась мысль узаконить не только трофейное оружие и снаряжение, но и одежду, обувь и разные потребные в солдатском быту вещи.
Довел до Молчуна решение о перевооружении солдат казнозарядными нарезными карабинами и драгунскими пистолетами, чем вызвал удивленный взлет бровей, придавшем вызывающему взгляду мастера комичное выражение. Добил его приказом отобрать десяток солдат в разведчики и возглавить его.
— Не набрать, а отобрать, это понятно, мастер-стрелок?
— Раз-вед-чи-ки?
Я чертыхнулся, точнее, помянул по здешней традиции 'гнутый корень'. В русинских батальонах не имелось своей разведки, отдельные ее функции выполняли случайно назначенные солдаты, либо приданные формирования граничар. Ночью Молчун не придал непонятному слову значения, тем более приказ был предельно понятен. Сейчас же мастер пожелал внести ясность в статус его бойцов. Судя по выражению лица термин 'разведчик' ему не нравился.
— Среди имперских егерей есть специальные люди — скауты. Разведчик это дословный перевод на русинский язык, понимаешь? 'Ведать' — это знать и ничего постыдного в том, чтобы командир 'ведал' где враг, сколько их и чего замышляют — нет. Разведчики — это ловкие и смелые люди, идущие впереди отряда, чтобы он не попал в засаду. А еще они узнают, где врага бить сподручнее, чтобы меньше терять бойцов. Как тебе еще объяснить?
Размышлял Молчун считанные секунды. Значит, я не ошибся, и быть ему капралом.
— А хоть горшком зовите, лишь бы в самое пекло! Согласный я! — залихватски махнул рукой стрелок, в одночасье ставший разведчиком.
Поговорили еще немного о тактике и вооружении его солдат. Очевидно, им необходимы скорострельные системы умеренного калибра, ведь разведчики всегда в меньшинстве и в отрыве от обоза. Обязательно в отряде должно быть высокоточное оружие и меткие стрелки. Тут я приказал Молчуну срочно обратится к Прохору. Согласился сохранить по два арбалета на десяток для малошумной 'работы': метать ножи умели немногие рекруты, а сквернавских зверюшек, несущих караульную службу или возглавляющих погоню, взять 'в ножи' крайне сложно. Мастер вдохновился идеей создания 'скаутского капральства' по самую маковку и что-то там прикидывал вслух, но я отвлекся и не слушал.
В начале разговора с Молчуном к нам подошли и встали чуть в стороне двое: темноволосый русин в аккуратной униформе стрелка с каким-то нетипичным ружьем, бердышом и добротным ранцем и молодой парень явно гражданской наружности с котелком горячей каши и котомкой. Я догадался, что Буян выполнил мой приказ, и прислал мне сразу двоих, на выбор. Проверяет меня, скотина, или усердие выказывает?
Кандидаты в ординарцы, мягко говоря, не соответствовали моим представлениям, что, впрочем, неудивительно. Ни в той, ни в этой жизни я эту категорию солдат не наблюдал, разве что в фильмах и отрывистых видениях Ральфа, а как понял свою задачу Буян, мог только догадываться.
Офицерского слугу, назовем его ординарцем, денщиком или вестовым, я представлял себе либо молодым, ловким, но недалеким парнем, либо умудренным жизнью старым служакой, немного ворчливым и суетливо-заботливым. Этаким 'дядькой' при барине на военной службе. И тот и другой вариант меня бы вполне устроил. Но Буян оказал мне медвежью услугу.
Стоящий передо мной русин являлся моим ровесником, и это еще половина беды, подумаешь везучий и ловкий, но нелюбимый начальством рядовой! В спокойном взгляде его серых глаз читались разум и богатый жизненный опыт, а так же интерес к моей персоне. Если кого этот солдат и напоминал, то телохранителя, причем слишком умного для рядового представителя этой профессии.
Второй — рыжий среднего роста паренек и обликом и позой куда больше походил на слугу. Но вот только взгляд его сонный и безучастный ко всему — мне не понравился категорически. В сложившихся обстоятельствах слуга и телохранитель это, конечно, хорошо, но ведь они в два счета поймут, что я не просто самозваный офицер и барон, а вообще пришелец из другого мира!
Впрочем, чему быть, того не миновать! У меня авторитет мага и победителя. Я носитель гамиона с душой княжны и ко мне она обратилась после смерти при свидетелях. Мое лидерство просто некому оспорить, а до первой серьезной ошибки еще и незачем.
Версию на тему имперского журналиста, волею судьбы оказавшегося на передовой, уже озвучивал Буяну на болоте, и пока опровергать ее не собирался. Патент лейтенанта, как туз в рукаве, точнее в сапоге, в ближайшее время укрепит мой авторитет командира. Все просто: стал бы офицер ажно из самого генштаба армии представляться затравленным окруженцам, которые могут в любой момент оказаться в плену? Сейчас ситуация изменилась. Теперь, даже необходимо. Был журналист, а стал офицер по особым поручениям. Тем более, офицером тут может стать любой богатей благородного сословия без всякой учебы и экзаменов. Видишь, Ральф, я и сам кое-что могу. Ничего-ничего, спи дальше, камрад.
— Да, Молчун, можешь идти, — невпопад ответил я на не услышанный вопрос мастера и посмотрел в глаза моего будущего порученца и телохранителя.
— Ваше благородие, дозвольте представиться!
Кивнул.
— Рядовой третьей роты Акинф Иванов.
Надо же, фамилия имеется, а не кличка, как у прочих. Молча пригласил его следовать за собой. Фургон, в котором я проделал половину пути, разгружали, освобождая для перевозки раненых.
Усевшись на деревянный окованный темно-зеленой медью сундук, принялся ослаблять шнуровку сапог. Ноги уже не держали, натертым вчера ступням, по-видимому, наступил кирдык. Если бы не браслет, купирующий боль и ускоряющий регенерацию, уже бы наверняка хромал, подвывая в голос.
Акинф ловко выдвинул вперед рыжего, приняв у него кашу, и тот помог мне расшнуровать и стянуть обувь. Вот так и расставились акценты: кто есть кто.
Слабый портяночный дух пощекотал ноздри и растаял под налетевшим с опушки леса легким ветерком. Хорошо бы Ральф зачаровал сапоги на проветривание или борьбу с бактериями, помимо сокрытия оружия. Из-за голенища выпал Буянов подарок, которым так и не довелось воспользоваться.
Рядовой степенно подал мне котелок, чистую деревянную ложку и замер рядом. Да, вот и первое палево, натертые ноги у бравого офицера — думал я, болтая ступнями и наслаждаясь ласками ветра.
Рыжий без всяких приказаний забрал портянки, с чем и был таков. Через полкотелка потрясающе вкусной каши, то есть с быстротой молнии, 'соня' вернулся, добыв брезентовое ведерко теплой воды и кусок ткани.
— Как звать тебя? — обращаться сверху вниз к старательно обихаживающему мои ступни человеку было несколько неудобно.
— Рэдди, господин офицер, — раздался тихий и какой-то мультяшный голосок с явным акцентом.
— Служил уже? У кого? — Заканчивая опустошать котелок, я внимательно следил за ловкими манипуляциями рыжего.
— У мастер-сержанта Фридриха Риттера, господин, — парень слегка растягивал слова. — Он был добрый господин, хоть и немец.
— Поди с изменниками был заодно? Этот твой Риттер?
— Что вы, господин! Он честно служил. Говорят, он погиб. Его вещи разграбили, а меня бросили с остальными обозными людишками в тюрьму.
— Значит так, Рэдди. Служи пока мне, Богдану Романову, а как выберемся, сам решишь, как быть и что делать.
Парень заторможено поблагодарил меня.
Акинф тем временем отыскал и поставил под руку мой ранец с утверждением: 'Бриться изволите'. С нижними конечностями разобрались, теперь 'фотокарточку' в потребный вид привести надобно. Гладко выбритое или украшенное ухоженной растительностью лицо, являлось здесь признаком аристократизма и непременным атрибутом офицера. Барон Белов, к примеру, брился. Незаметно на фоне военных потрясений моя морда лица равномерно покрылась колючей щетиной. Непорядок.
По моим наблюдениям усы и бакенбарды в русинском батальоне являлись привилегией старослужащих, своего рода солдатской модой и шиком. Многие тщательно ухаживали за своими атрибутами мужественности, даже в такой отчаянной ситуации, как сейчас. Молодые рекруты все сплошь ходили с жидкой, но длинной порослью на лицах, конюхи и нестроевые по-мужицки отпускали бороды и, выглядело это, на мой взгляд, не эстетично. Буян, Молчун и Акинф свои волосы коротко и аккуратно стригли, отчего их бороды смотрелись вполне пристойно и даже щеголевато.
— Уже служил ординарцем, Акинф? — спросил, отдавая ему пустой котелок и ложку.
Я извлек с самого дна дорожный несессер, вознес хвалу и благодарность Ральфу.
— Гайдук, — последовал быстрый ответ. — Бывший.
Традиционно мне это ничего не сказало, но тут Ральф, польщенный моей благодарностью за полностью укомплектованный набор всяких нужных здешним 'метросексуалам' приспособлений, расщедрился на порцию информации. Я не изменился в лице и даже усидел на месте, разве что по-новому взглянул на Акинфа Иванова.
— 'Медвежья гвардия' князя Белоярова? Хм, занятно, — задумался, а затем улыбнулся. Вот уже воистину 'медвежья услуга', надо поблагодарить Буяна. От души.
— За что не спрашивайте, вашбродие, не скажу, — твердо заявил русин.
Хмыкнул в зеркальце. Откровенно говоря, и не собирался вызнавать, что да почему. Наверное, была веская причина, чтобы сослать гвардейца, то есть 'изделие' штучное и дорогое, в рядовые батальона 'смертников'. А может, и нет, кто хитросплетения извилин в голове князя разберет?
— Не беда. Этим тут никого не удивишь, братец. У каждого своя тайна, одна страшнее другой. У Белова, у Молчуна с Буяном... — в паузе перехватил красноречивый взгляд Акинфа. Этот секреты хранить умеет. Хорошо.
— Расскажи, как в плен попал.
— А никак, вашбродие. — ухмыльнулся солдат. — Не имел возможности оценить ихнее хлебосольство.
— Не понял тебя, воин.
И тогда Акинф рассказал, как пережил разгром батальона. Он служил ординарцем у второго лейтенанта Самсонова, который на момент вражеского нападения оказался в обозе, поскольку накануне получил ранение на дуэли. Изменники устраняли последних офицеров, не вовлеченных в заговор, и не погнушались подстроить поединок. Уж не знаю, что подвигло принять Самсонова вызов, поскольку дуэли в боевой обстановке не просто строжайше запрещены, но и сурово карались в русинских частях. Бывший гайдук с горечью признал, что не смог защитить своего господина во время атаки на обоз, т.к. не имел оружия и находился под арестом. Мимо ходом упомянул, что убил ближайших сквернавцев голыми руками и бежал в лес с несколькими солдатами. На опушке напоролись на вражий пикет. Сослуживцы Акинфа полегли в скоротечной стычке, а бывший княжий телохранитель разжился шестиствольным ружьем и привычным ему бердышом. К нашей колонне присоединился уже во время марша по лесу.
— Почему решил идти к ущелью? — спросил я.
— Дак, лес и укроет и накормит, а одному проскочить не трудно, — последовал логичный ответ.
— Вот что, Акинф, надо собрать все офицерские сундуки и сумки в одном месте. Карту будем искать.
— Сделаю. Буян... Мастер-стрелок Буян сказал, что ваше благородие ранены.
— А ты и в ранах понимаешь?
Русин кивнул.
— Повезло мне. Ногу мне Харитон уже починил, а вот спину посмотри.
Рубаха под кирасой спарилась, пластырь, именуемый солдатами 'берлист' частично отклеился и сполз. Но рана, по словам денщика, выглядела неопасно.
Чего он там делал, не знаю, но работал аккуратно. Заметив на горизонте ранение, прискакал упомянутый Харитон и снабдил денщика перевязочными материалами и прочим. Пришлось отослать парня — сам не люблю, когда под руку с советами лезут и просто рядом толкутся. Всех 'болотных сидельцев' обиходил? Нет, ну так: 'Кругом, марш!'.
Подглядывая за Акинфом в зеркальце, наконец-то заметил, что щетина на моих скулах не просто гуще прежнего, хотя куда уж гуще? — но и совершенно русая. А лицо приобрело отчетливо-славянские черты, словно постарался талантливый художник, глядя на усредненный портрет русского мужчины. Я и дома на Земле имел вполне привлекательную внешность, а теперь из зеркала на меня смотрел красавец писаный. А что, мне нравится! Значит, буду представляться русином по крови, но выросшим на чужбине в проклятой Империи. Журналист, мля, стремительно перековавшийся в боевого офицера. Однако, сюжетец! Достойный, чтобы оставить внукам в виде мемуаров...
