— Ну-ну, бритый баран, шерстка у него отросла, но короткая, без рогов и с длинными ушами, — сказала я.
— А-а-а! — осенило Подушку.
— Очень упрямый и тупой, — продолжила ассоциативный ряд я.
— Что же ты в меня им назвала? — удивился парень.
Я посмеялась над его обиженной гримасой и запустила в него подушкой. Он не ожидал такого подвоха с моей стороны и получил подушкой как следует. Как только его помятая физиономия показалась из-за подушки, я впервые отметила, что ему нужно причесаться. Везет людям, и волосы не путаются. Он встряхнул головой, и волосы легли на место! Ромашка! Мне бы так! Мне вернули подушку, нервно на нее косясь. Я положила ее себе на колени и больше не трогала. Тем временем нам надоело сидеть на кровати. Подушка собрался улечься, я подобрала ноги и запустила в Иру подушкой. Та не ожидала этого, перепугалась и стала вертеть головой.
— Ольга! — воскликнула она и вернула мне подушку по голове Подушке. Он поймал ее и шлёпнулся на кровать. Хорошо рассчитал, как раз голову мне на колени. Я удивленно уставилась на него сверху, он зажмурился, ожидая кары небесной. Я взяла у него из рук подушку, подняла его голову и положила под нее подушку. Он все еще лежал, зажмурившись. Сначала хотела было провести ногтями ему по лицу, но передумала и привычно погладила волосы. Он осторожно открыл глаза и удивленно уставился на меня.
— Что же ты такой шуганный! — поразилась я. — Как подстреленный заяц.
Подушка открыл рот, но я его опередила.
— Не буду объяснять, кто такой заяц. Это дикий кролик! — сказала я, продолжая гладить.
— А-а! А-а? — вот ведь странный какой!
— С коровок или с баранов будем начинать? — спросила я.
Подушка только хлопал глазами.
— Может, кошек знаешь? — спросила я.
— Не-ет, — покачал головой Подушка.
Тогда я не вспомнила, что кошку он уже и сам называл, врун несчастный. Наверное, прикалывался. Думает, как же я ему это объясню! Щ-щас объясню!
— Ну, кошка, ну такая мохнатенькая, ну такая, такая. Без копыт. Хвост такой весь в пушку, ну такая с ушами.
— Как у осла? — спросил Подушка.
— Нет, как у собаки.
— Собаки?
— Ой... Ну торчком!
— А?
— Вот так! — я изобразила уши у кошки.
— Так же вроде бы зайцев изображают, — усомнился Подушка.
— Нет, зайцев вот так, — я поставила себе сзади к голове два пальца.
Подушка сложил пальцы так же.
— У зайца уши такие длинные? — удивился Подушка.
— У каждого разной длины, — сказала я, отметив, какой внушительной длины уши у зайца в исполнении Подушки.
— У Иры был бы самый толстый заяц, а у Одеяла самый тощий, — сказал он.
— А у Подушки самый длинный! — усмехнулась я.
— Зато у тебя живой, — хохотнул Подушка.
— А? — я только теперь заметила, что машинально то сгибаю, то разгибаю пальцы. — А у вас все на протезах!
— На про что? — не понял Подушка.
— Искусственные, короче, — сказала я.
— Хм...
— Слуховой аппарат бы не помешал, — пробормотала я.
— Слуховой аппарат. Что это? — перепросил Подушка.
— Ничего, ничего, — поспешно сказала я, привычно гладя его по волосам. — Вернемся к кошкам.
Он недоуменно посмотрел на меня и попытался посмотреть на мою руку, которая на данный момент была у него на макушке. Я убрала руку и тут же нашлась.
— Это такие, которых гладят! — воскликнула я, снова принявшись наглаживать Подушку, как своего любимого кота.
— Это такие голенькие? — воспарял духом парень.
Я удивленно смотрела на него.
— У меня длинношерстный, бывают и короткошерстные, разные. Бывают и голенькие, — кивнула я. — А еще их за ухом чешут.
Я тут же показала на Подушке, чтобы он не переспросил и это. Он дико на меня покосился. Я поскребла ему под подбородком.
— Так тоже, — предупредив вопрос, сказала я.
Он шугнулся и накрылся одеялом, но смог закрыть только один глаз, вскоре вернулся обратно и улегся на прежнее место. Я снова провела по волосам, он уже воспринял это спокойно и улегся поудобнее. Я продолжила гладить, он неожиданно потянулся всем телом за рукой, как самая настоящая кошка. Я отдернула руку и отодвинулась подальше. Он поржал надо мной, празднуя победу, до меня дошло, к чему это было сделано.
— Что еще делают с кошками? — спросил он.
— Уверен, что хочешь, чтобы я изобразила, что я со своим Марком делаю? — спросила я.
Он кивнул. С возгласом "Ах ты мой Маркушенька!!!" я накинулась на него и стала трясти как грушу.
— Бедный кот, — ужаснулся Подушка.
— Это еще не все! — обнадежила его я и стала с силой наглаживать его.
— Что вы делаете? — удивилась Ира, услышав стук.
— Что мы делаем, что мы делаем? — пробормотала я, посмотрела на бедного зажмуривающегося от каждого моего прикосновения Подушку и выдала. — Пыль выбиваем!
— Видно, — хмыкнула Ира.
— Где? — спросил Подушку и попытался встать. Я не дала ему подняться, положив руки на него.
Ира приблизилась к бортику, чтобы рассмотреть получше.
— Не упади! — сказала я ей. — Это я не тебе, Подушка. Ты в любом случае провалишься.
Подушка потянулся всеми конечностями, как заправский кот. У Иры отпала челюсть, у меня, надо признать, тоже. Я, конечно, была в курсе, что он на кровати не помещается, но чтобы настолько, чтобы занимать две кровати! Ира закопалась в постели. Подушка внаглую продолжал лежать, сложив руки на груди.
— Жопу подними, — попросила я.
— Мм? — удивился он.
— Сейчас на мостик встанешь! — предупредила я, прицелившись для "220 вольт".
Подушка тут же приподнялся, я выдрала из-под него одеяло и укуталась в него.
— По-моему, кто-то идет! — сказала я.
— Это тонкий намек, что мне нужно уходить? — спросил Подушка.
— Да лежи на здоровье, мурлыкай в свое удовольствие, — опровергла его предположение я. Он озадачился и послушно принялся мурлыкать. Я добросовестно его гладила.
— Многофункциональный кот: и говорит, и мурлычет, — сказала я. — Ты, часом, не чеширский?
— Какой?
— Эстонский, эстонский, — тут же вспомнила я.
— Ну да, эстонский, — согласился парень, не найдя подвоха.
— Вы что все, как Ирка? Все меня накрасить хотите? — послышался голос Одеяла с веранды. А я про него и забыла. Подушка перестал мурлыкать.
— Ты что перестал мурлыкать? — спросила я у Подушки.
— Я не могу одновременно, как кошки, задумываться и мурлыкать, — сказал он.
— Ну да, эстонский кот, — вздохнула я.
— Мрр-мрр...
— А как по-эстонски мурлыкать? — спросила я.
— Мр... мр, рмр-рмбр... — так толком он и не произнес.
— Что? Не выговаривается? — усмехнулась я.
— Неа, — признался он.
Одеяло влетел в комнату и завертел головой, решая куда спрятаться. Залез к Ирке.
— К незамужней девушке на кровать залезать неприлично, — сказала она.
— Это к замужней неприлично, — поправила я.
— К любой неприлично, — сказала Ира. Я проанализировала ситуацию с Подушкой и решила, что я его позвала, а не он ко мне залез.
Одеяло увидел Подушку, спрыгнул и пошел к нему.
— Что за идиот? — вздохнул Подушка.
— Наверное, он думает, что если ты тут поместился, то тут место безразмерное.
— Наверное, — кивнул Подушка. — Ноги в любом случае не поместились.
— Н-да, не безразмерное, — согласилась я. Парень убрал ноги с Ларискиной кровати.
— Шлагбаум закрывается. Поезд Таллин-Симферополь прибыл, выходите.
— Что? — спросила я.
Он качнул головой. Одеяло залез к Лариске. Лариса сообразила, что сидеть в короткой сорочке в позе лотоса не очень прилично, и возмутилась. Одеяло слез оттуда, услышав шаги с веранды, добежал до Ирки и там улегся, несмотря на все протесты.
— Куда он делся? Мы его еще не докрасили! — сказала Гельсу, пришедшая с веранды.
— Подушку измазал? — воскликнула Ира. — А ну иди, докрашивайся, когда высохнешь — приходи.
Одеяло встал, понурился и вернулся к девушкам, обидевшись, что мы его сдали. Подушка тем временем совсем обнаглел и решил полностью устроиться на моей кровати.
— Эй, койку-то мне не раздолбай! — забеспокоилась я.
— Буянистый кот, — усмехнулся Подушка. Слово-то какое знает!
Однако все-таки как-то поместился у меня на кровати. Компактный, однако, у меня кот.
— А Подушка-то где? — вдруг спросила Ира.
Парень открыл, было, рот, но я ему закрыла его ладонью.
— Без понятия, — ответила я.
— А ты что там делаешь? — удивилась Ира.
— Книжку читаю, вот страницами шуршу, — сказала я.
— Шур-шур, — зашуршал Подушка, потом ему это дело надоело, и он стал мурлыкать.
— Что, кошку к себе затащила? — заинтересовалась Ира.
Подушка не то закашлялся, не то засмеялся.
— Что, ее уже тошнит? — спросила Ира.
Подушка еле сдержал хохот, я сделала ему страшные глаза, он хохотал беззвучно.
— Какого цвета? — спросила Ира.
Я осмотрела Подушку.
— Беленькая, — сказала я.
Подушка продолжал ржать.
— А может, крашеная, — тихо, чтобы слышал только Подушка, сказала я.
Он возмущенно на меня воззрился, давая понять, что такой кощунственной мысли не место в моей голове.
— Подержи ее, я сейчас посмотрю, — сказала Ира. — А сколько ей лет, примерно?
Я снова посмотрела на Подушку.
— Шестнадцать, — ответила я.
— Человечьих или кошачьих? — уточнила Ира.
— Человечьих, — ехидно сказала я.
— Она что, такая развалина? — ужаснулась Ира. — Большая хоть?
— Большая, большая, еле на койке поместилась, — закивала я.
— Да ты что? Погоди! — она выпутывалась из одеяла, спустилась и залезла на мою тумбочку. — Ну и где твоя ко... ко... Ничего себе!
Подушка заржал в голос. После того как он проржался и только нервно подхихикивал, Ира заявила во всеуслышание.
— Это не кошка, это конь!
Подушка заржал снова, причем крайне похоже на коня. И коня он знал, зараза. Издевался надо мной! Наверное, ему было очень прикольно послушать мои объяснения!
— Нет, это большая ржущая кошка, выросшая до размеров ломовой лошади, — поправила ее я.
— Ломовой конь! Жеребец, блин! — поправила Ира. — Да, вот это копыта!
— Хотя бы цвет у него нормальный, — резонно заметила я.
Подушка смеялся без огонька, на последнем издыхании. Невыносливым оказался.
— Слушай, по-моему, он уже помирает, — заметила Ира.
— Ну да, старая развалина! — напомнила ей я.
— Не изде... — ни говорить, ни смеяться он больше уже не мог.
— Глаза у коня красивые, — сказала Ира.
— Не знаю, но хвост облезлый, — покачала головой я.
Тут вернулся Одеяло.
— Что вы там Подушкой делаете? — воскликнул он.
— В смысле "подушкой"? Мы ничего подушкой не делаем, разве что койку раздалбываем, — не поняла Ира.
— Ну, с Подушкой, — поправился Одеяло.
— Мы ничего не делаем, он уже тут сам все сделал, — сказала я.
Подушка и впрямь помирал от смеха, пытался выпрямить ноги и сломать кровать, но силы были не равны, кровать была крепкой.
— Вот уже и лягается, — сказала Ира.
Подушка выпрямил ноги и силился встать.
— Ладно, не кусается, — вздохнула я.
Он пощелкал зубами.
— Зачем напомнила? — закатила глаза я.
— А зачем мне ноги кусать? — спросил у меня Подушка.
— Не знаю...
Тут он встал, шатаясь, попробовал спуститься с тумбочки, периодически пытаясь смеяться.
— Какой-то ненормальный конь. Напился, шатается, еще и на задних лапах куда-то пытается идти.
— Копытах! — поправила я.
Подушка то ли хихикнул, то ли икнул и повалился обратно. Ирка успела отскочить, а мне деваться было некуда.
— У него жар! — пощупав его лоб, авторитетно сказала я.
— Как лечить будем? — спросила Ира.
Подушка порывался встать, я пришпилила его к кровати. Блин, даже ржущего удержать проблематично!
— Кровопусканием! — сказала я.
Ира замахнулась на Подушку. Тот поскорее бросил все попытки освободиться и поднял руки.
— Сдаюсь!
Одеяло все это наблюдал с открытым ртом.
— Сразу бы так! — похвалила Ира и удалилась.
Подушка смеяться уже не мог и лишь подхихикивал/икал, держась за бок.
— Больной? Псих больной! — констатировала факт я.
Ира тем временем влезла на кровать и разложила гадальные карты.
— Подушк, ты что там? — спросил Одеяло.
— Я что, дурак? — парень даже икать перестал ради такого случая.
Он снова подобрал ноги и улегся у меня на кровати, положив голову на подушку, которая по-прежнему лежала у меня на коленях. Блин, точно договорились, что теперь смена Одеяла с Ирой маяться. Подушка немного повозился и сунул руку мне под ноги.
— Это что месть за тогдашнее? — спросила я.
— Да! — широко улыбаясь, сказал Подушка.
Одеяло влез на мою тумбочку и сел там. Подушка приподнялся, видимо, прицеливаясь. Я уложила его обратно, он удивленно смотрел на меня.
— Что, так не попадешь по нему ногой, что ли? — спросила я.
Одеяло подскочил и поскорее перебежал на свою тумбочку, где Ира ему популярно объяснила, что нельзя делать, когда рядом с тобой гадают на картах.
— Если не веришь — шуруй отсюда! — громко отправила Ира изображающего полную незаинтересованность Одеяло. — Шуруйте, Шурочка, шуруйте!
— Верю! — повернулся Одеяло.
— Хочешь?... Погадаю... — нехорошо прищурившись, сказала Ира.
— Давай! — рисковый парень Одеяло.
Ира разложила карты.
— Смотри, гадать сейчас будут, — сказала я Подушке, одной рукой держа его за плечо, а второй тыкая в сторону Иры и Одеяла.
— Через бортик не вижу! — ответил Подушка, вперив взгляд в деревяшку.
— Смотри, только бортик не убирай, — я поскорее убрала руку, всерьез опасаясь за целостность бортика.
Подушка поднялся и уселся на кровати. Я уцепилась за него и поудобнее села. Он вопросительно посмотрел на меня.
— Я не хочу падать! — заверила его я. Он кивнул и вытянул шею для лучшей видимости. — Жираф!
— Ага, — кивнул он, улыбаясь.
— Везде все увидишь и до всего дотянешься, — сказала я.
— Зато ни в какой норку не влезу, — вздохнул он.
— Жираф... хи-хи... в норке? — рассмеялась я.
— А где же они живут?
Я смотрела на него как на полного придурка.
— На деревьях, — хмыкнула я.
— Х-х... Жираф на дереве! Точно! — запротестовал Подушка.
— Конечно, жирафы — обезьяны! — заверила я Подушку.
— Ха... на лианах раскачиваются! Ты еще скажи, что жираф носорог есть, — сказал Подушка.
— Что уж так грубо-то? — удивилась я, рассматривая его нос. — Вполне нормальный у тебя нос.
Он на какое-то время задумался, а потом принялся молотить по матрасу кулаками, видимо в знак протеста. Только против чего он протестовал? Против того, что у него нос нормальный?
— Хм... ты не скрипач! Ты барабанщик! — сделала вывод я.
Подушка уставился на свои руки, будто не знал, что они у него делали. Подумал немного и изобразил виртуозную игру на скрипке, с раскачиванием и размахиванием рукой. Слава богу, он махал рукой в противоположную от меня сторону. Я собралась изобразить, что падаю в обморок от такой игры, он меня тут же поймал. Я удивленно на него посмотрела, он мне потыкал, куда я собралась падать. Мамочки, слава богу, что поймал, а то бы совсем с койки сверзилась! Теперь он собрался падать, я поймала его за плечо. Выдержав его удивленный взгляд, я потыкала ему за спину. Он спокойно стал оборачиваться, ожидая увидеть все что угодно, кроме... стены. Вздрогнув, он поскорее вернул голову на прежнее место. Больше никто из нас падать не собирался.
