Дорога Домой

— Посмотрим. Пообщаемся с кем-нибудь из местного руководства.

— Солнце мое, что бы мы без тебя делали?

— Конечно, вы ничего не смогли бы сделать. Разнести эту церковь на мелкие кусочки — несложно. А вот найти все концы...

— Скромный ты мой...

— Очень скромный. И я рад, что ты это понимаешь. Эй, а вот пихаться не надо! И щипаться тоже. Дискредитируешь мой светлый образ в глазах собравшихся...

— Чтоб я тебе еще дала в руки учебник по политологии...

Но далеко нам пройти не удалось. Навстречу нам выскочил человечек невысокого роста, темноволосый, круглолицый, ужасно похожий на Винни-Пуха. Так и хочется обнять и потискать. Почему-то такие типы с первого взгляда внушают доверие.

— и отлично этим пользуются.

— Да?

— Конечно! Посмотри, как глазки светятся, какая улыбочка, какая доброта на лице,... а внутри в основном одна мысль 'Кто это такие и сколько можно с них поиметь'.

— Много. Проблем.

По лицу супруга скользнула улыбка.

— Петр Михайлович Солженицын. Не родственник, нет?

— Подозреваю, что мы из одной ветви со знаменитым писателем. Знаю, грех гордыни... А простите, откуда вы меня знаете и чем мы обязаны вашему приходу?

— Самой малостью. Янка Немоляева — знакомое имя?

— Яночка? Очень милая девочка да, я знаю ее, а что?

— Вы сегодня же поговорите с ней, объясните, что вы ей вешали на уши лапшу — и попросите больше никогда сюда не приходить. Иначе ваше капище просуществует очень недолго.

— К-капище!? — мужик аж заикаться начал. — В-вы мне уг-грожаете?

— Нет, — спокойно разъяснил Тёрн, так же впиваясь взглядом в одну точку посреди его лба. — Угроза — это когда пугают. А я просто обещаю.

Винни-Пух выпрямился, стараясь стать внушительнее.

— А я вам обещаю, что если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я вызову полицию! И обещаю вам грандиозные неприятности! Нас пытались травить, давить...

— Асфальтоукладчиком? — поинтересовалась я.

Петр Михайлович хватанул ртом воздух.

— И цианидом? — добила я. — Я вам обещаю именно эти приятные ощущения. Я понимаю, вы привыкли паразитировать на тех, кто слаб духом, кто не может сам справиться с навалившимся горем, но Янка не одна. У нее есть сестра, есть отец — и она им нужна! И я не желаю, чтобы моя подруга маялась дурью!

Петр Михайлович кое-как выдохнул — и разразился речью.

— Неужели вы не понимаете! Люди должны ходить в церковь! Если бы в вашей душе был Бог, то вы бы стремились туда, где каждый камень говорит о Боге, где находятся Его изображения, где славится Его имя, где ощущается Его присутствие и благодать! Это Его воля — чтобы мы ходили в храм! В душе у нас Бога нет! Там и осуждение бывает, и раздражение, и мысли черные — а это же не Бог! И освободиться от этого ужаса, и бороться с этим можно только с Божьей помощью. А обычный человек со такими вражьими мыслями справиться не может, даже если очень захочет! Зато когда он приходит в храм, во время общей молитвы священников и прихожан на специально приготовленные в алтаре хлеб и вино сходит Дух Святой, и они становятся истинными Телом и Кровью Христовыми. И люди, которые в нашей церкви причащаются Святых Христовых Тайн, знают, что они получают великую освящающую силу, исцеляющую и душу, и тело. Господь сказал: 'Ядый Мою Плоть, и пияй Мою Кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем'...

Тёрн весело расхохотался.

— Вот как? Племя каннибалов-людоедов?

Священник, или как там это называется в местном капище, побагровел до предела. Сейчас он уже напоминал ошалевший томат.

— Господь заповедовал нам посещать храмы...

И я добила. Холодно и расчетливо.

— Вы, любезнейший, заблуждаетесь. Бог давал свои заповеди один раз. Гражданину Моисею, на горе Синай, на двух скрижалях. И там нигде не сказано о посещении храмов. Зато сказано не творить себе кумира.

— Господь сказал чтить день субботний...

— Но не более того. Он не указывал, КАК его чтить. Соответственно, Янка может прийти в ваш храм еще один раз. Если вы не выпроводите ее отсюда, вам будет весело. Но недолго. Я внятно выразилась?

— Вы... вы...

Я даже немного испугалась.

— Любовь моя, его кондратий не хватит?

— Какая нам разница? Ты знаешь, чем они тут занимаются?

— Чем?

— Уже порядка сорока человек переписали на эту шарашку все свое имущество... И Янка — одна из планируемых...

— А Катька?

— А Катьку планировали довести до отчаяния. У нее ни связей, ни денег, ни-че-го...сама бы пришла...

— Твари, гады, сволочи!

— Это понятно. Но пока надо попрощаться. Ты же видишь, добровольно они нам Янку не отдадут...

— Ага...

— Да — мы. И советую прислушаться. Иначе разговор с вами будет короткий. Всего НЕхорошего.

Мы развернулись — и вышли в том же порядке.

Обошли церковь вокруг.

И позвонили Катьке.

Подруга откликнулась почти сразу.

— Чего боится Янка? Змей и лягушек. Говорит, они все склизкие, земноводные...

— Понятно.

Я попрощалась и повесила трубку. План начал вырисовываться.

Поджигать эту дрянь со всех четырех сторон?

Можно. Только не нужно. Она стоит посреди частных домишек. Старых, дряхлых, малейшая искра — полквартала выгорит. Сколько народа без крыши над головой останется.

— Возможно, для них это лучший вариант?

— Милый, от нашей власти они помощи не дождутся. Но ты одобряешь мою затею?

— Безусловно. Давай посоветуемся с ребятами. Выполнять-то им.

— Я могу...

— Пока — нет. Ты еще недостаточно восстановилась. И можешь оперировать только самыми простыми и легкими заклинаниями. Сама знаешь.

— Знаю.

— Вот и потерпи немного. Все лучше, чем остаться калекой...

Я кивнула. Знаю. Но от этого ж не легче...

— Пойдем отсюда, — громко распорядился Тёрн. — У ее Величества есть план.

Ребята переглянулись.

— А город уцелеет?

— Да. И получит незабываемые впечатления. Накопители заряжены?

— Да.

— Тогда — вперед.

И уже тихо, только для меня...

— А ты ведь веришь в Творца?

— И что? Милый, ты ведь знаешь мои мысли. Я — верю. Искренне. Но — в Творца. Мы — его дети. Маленькие, неразумные... глупо сердиться на своих детей. Их надо просто воспитывать. И воспитывать так, чтобы дети достигли уровня своего отца и превзошли его! Но не так же! Вера — она в душе. А религия... Это вот именно, как церковь и кладбище! И там и тут — кресты. Но разница — принципиальная. Верить можно и как, и где угодно. А религию придумали люди. Чтобы стричь барыши. Будь этот человек честным до конца, я бы еще подумала, прежде, чем оскорблять. Если он искренне верит, если ему так легче... Но это — делец от религии. Коммерческий директор структуры-паразита. И его надо разнести в клочья. И никак иначе.

— Разнесем.

Я улыбнулась супругу. И поняла, что он опять спровоцировал меня, чтобы я выговорилась — и не лезла в драку. Манипулятор. И за что я его люблю?

— За дело.

— За то, что ты есть. И это — главное.

— Знаю. И я тебя тоже люблю.

* * *

Дирмас эн-те Арриерра смотрел в зеркало. На губах его играла насмешливая ухмылка.

— Значит, собираетесь местных жрецов пощипать, — пропел он, прищелкивая пальцами. Спасибо союзнику, доставшему для него кое-какие ценные реактивы. Теперь он мог себе позволить не только наблюдать, но и подслушивать, и вмешиваться... Зеркало увеличило громкость трансляции, и теперь о планах кузена можно было услышать даже с другого конца лаборатории.

— Надо бы вам немного помочь. А заодно лишний раз проверить надежность своих порталов...

Элвар пакостно улыбнулся — и отправился в лабораторию. Ему предстоял рабочий вечер.

Надо же сделать этим влюбленным сюрприз?

Надо!

А если получится — их охрана уменьшится еще на одного элвара или мага. И это тоже будет неплохо.

* * *

Его Величество Эйверелл Эстреллан эн-те-Арриерра смотрел на лежащую рядом женщину — и на лице его играла глуповатая улыбка абсолютного счастья. Глубокая ночь ничуть не мешала элвару, который, подобно своим далеким предкам, вампирам и оборотням, отлично видел даже в непроглядном мраке. Люди на это неспособны. Так то люди...

Хотя... его жена тоже человек.

Ну и пусть!

Важно, что она рядом с ним.

Его жена, его любимая, его девочка, его Ёлочка...

Тёрн ласково провел ладонью по пушистому покрывалу волос. Ёлочка что-то пробормотала во сне, перевернулась и уткнулась носом в его плечо.

И элвара затопила волна нежности и любви.

Родная, невероятная, обожаемая, единственная...

Разве мог он знать об этом, тогда, на дороге?

Сцену знакомства Тёрн помнил, как будто это было вчера.

Помнил нападение на посольство Элвариона. Помнил, как отбивались его элвары, как его уговаривали уйти, но он отказывался и дрался наравне со всеми остальными, помнил, как немногим уцелевшим удалось бежать через потайной выход...

Потом было немногое.

Бешеная скачка — и погоня.

Тёрн понимал, что они обречены. Но драться собирался до конца.

И дрался.

Он помнил, как упал рядом с ним друг детства — смешливый зеленоглазый Верлин. Как смерть забрала Таррела.

Свою усталость и понимание того, что следующий удар будет последним.

Он готов был драться когтями и зубами, но врагов было много. Слишком много.

Ярость, бешенство, обреченность загнанного зверя...

И помнил крик женщины. И поток силы, который мягко обтек его — и ударил по врагам.

Он потерял сознание. От ран — и от недостатка сил. А когда очнулся — обнаружил рядом ее.

Растрепанную, смеющуюся...

Первым делом он нырнул в ее память. И искренне был удивлен. Девушка просто проезжала мимо. По своим, очень важным и нужным делам. А ему помогли из сострадания.

Первой его реакцией было возмущение. Второй — благодарность. А потом, когда он стал читать глубже, чувства смешались в дикий клубок.

Удивление, любопытство, желание поближе изучить иномирянку, симпатия, благодарность за спасение жизни — и легкое раздражение от того, что приходится врать человеку, который тебя спас...

Кан был проще. Любовь, ревность, чуточка зависти, мужское самомнение — тут все было ясно. Его читать было неинтересно. А Ёлка... она словно светилась изнутри. Ровным ярким светом, который время от времени вспыхивал ослепительными салютами.

Она была счастлива. И это было видно.

Она была человеком, который нашел свою мечту, свое призвание, свое дело... и она жила ощущением постоянного праздника. И Тёрн готов был поклясться — когда она говорила о магии, он видел за ее спиной огромные распахнутые крылья вдохновения. Лучше магии для нее не было ничего.

Он и сам не заметил, когда этот свет проник в его душу.

Когда он признался, что телепат, а вместо истерики получил кучу вопросов и познавательную лекцию о горных козлах? Когда Ёлка нагло договаривалась с драконами? Когда они обнимались в башне оборотней?

Он и сам не знал. Осознал только, когда пришла пора расставаться. Понял, что не хочет отпускать от себя нахальную вредную ведьмочку. И готов на все, чтобы ее удержать. Вел себя, как дурак , торговался за поцелуй...

И стоял потом у себя в кабинете соляным столбом, не в силах понять, ЧТО произошло с ним?

У него были женщины. И не один десяток. Но чтобы вот так влететь!?

Когда эта девочка заняла место в его сердце!? Когда!?

Он спрашивал себя и не находил ответа.

Да и не стоило его искать.

Важно было другое.

Он ее любит. И никому не отдаст.

Только вот беда — Ёлочка считала его только другом. Он-то знал ее мысли насквозь. И видел искреннюю радость, и симпатию, и удовольствие от встреч с ним... но ни разу! Ни одной мысли на тему: 'выйти замуж' или 'поиметь выгоду'! Было полное ощущение, что Ёлочка просто не умеет, не собирается извлекать какую-либо выгоду из дружбы с королем.

Конечно, если не считать ее любимого шоколада. И то! Он завалил бы ее сладостями, но точно знал — не возьмет. Он мог послать ей пару коробок в круг, не больше. И то, пару раз ему устроили скандал на тему 'имей совесть, своих девушек будешь конфетами забрасывать! А меня не надо!'.

Полное и абсолютное бескорыстие привлекало элвара.

Но остальные грани характера делали его жизнь просто невыносимой. Любимая женщина всегда была рада его видеть, но только как друга! Ёлочка с радостью участвовала во всех его авантюрах, но грудью бросалась закрывать его от любой опасности. В то время, как он готов был умереть за любимую, ему приходилось смотреть, как она пытается угробить себя в попытках спасти все человечество. А этот клятый кодекс боевого мага? Сам погибай, а людей выручай!?

Факультет самоубийц!

Он хотел поговорить с Директором, чтобы ей не давали опасных заданий, но вовремя остановился. Ёлочка узнала бы. Рано или поздно. И никогда не простила. И что оставалось ему? Только быть рядом.

Он проклинал мир за то, что любимая женщина родилась боевым магом.

Он благодарил мир за ее таланты!

Они ведь могли бы и не встретиться, будь она другой...

Что самое ужасное, все покушения, направленные на него, задевали и любимую женщину. Не будь Ёлочка магом, и отличным специалистом, к тому же, она погибла бы.

Пусть небо отсыплет Дирмасу столько справедливости, сколько он заслуживает! Проклинать его Тёрн все-таки не собирался. Телепатия быстро развивает чувство справедливости. Когда можешь посмотреть на себя со стороны, глазами другого человека, моментально высвечиваются все твои недостатки и промахи. Очень быстро.

И проклинать кузена...

Да, он виноват в смерти его родителей. Но если уж честно... кузен сам себя наказал. Если бы не его попытки убийства, временная петля могла бы и не замкнуться. Ёлочка что-то считала, приводила кучу цифр, которые элвар не повторил бы и под расстрелом, но суть понял. Петля замкнулась именно благодаря Дирмасу.

Именно благодаря проискам кузена Тёрн смог признаться в своей любви. И кто знает, если бы они не остались одни в чужом мире, если бы их не забросило больше чем на тысячу лет назад, Ёлочка могла бы и не ответить ему взаимностью. Их сблизили опасность и одиночество.

Кто знает, решился бы он признаться после разговора, в котором Ёлочка предложила уговорить несговорчивую ведьму, в которую он влюблен. Ей и в голову не пришло, что это — она. У нее даже тени мысли не мелькнуло. А его тогда словно в ледяную воду окунули. Даже если бы он обманом заманил любимую в храм, ему это ничего бы не дало. Друг, только друг...

Кто-то скажет — ты же телепат! Так воздействуй на ее разум! Не сильно! Чуть-чуть скорректируй ее чувства!

На это Тёрн пойти не мог.

Никогда.

Ему нужен был не суррогат! Не подделка! Ему нужна была искренняя и честная любовь. Иначе...

Наведенные мысли и чувства рано или поздно истаивают. И когда все открывается, получается... в лучшем случае разрыв. В худшем — что угодно. От убийства до войны.

Тёрн хотел, чтобы его любили. Но не такой ценой!

Хотя им все равно пришлось заплатить свою цену. Сполна. И страшно.

То, что Тёрн не мог простить — обнаженное и окровавленное тело любимой женщины на алтаре. С другой стороны... Дирмас спас ее от верной смерти... к которой сам и подтолкнул.