Класс выжидательно притих. Математичку не то чтобы никто не любил... о любви и речи не было! Ее не уважали даже. Была она мала, болезненно костлява, и еще что-то неприятное у нее произошло с тазовой областью: то ли уродство, то ли машиной поломало...— так что двигалась она вперевалку, как утица. Так ее и звали за глаза. А еще, видимо, в связи с некоторой абстрактностью и сложностью преподаваемого предмета, она обладала причудливым и непредсказуемым мышлением. Так что она вполне могла последовать совету!

— Урок сорвать хочешь? — нерешительно спросила она.

— Да Алиса Генриховна, да чего там срывать? Все равно никто вашу алгебру не понимает и не любит, только шумят все и бездельничают! А так хоть напрягутся!

— Но это же даже не задача, а просто некорректно поставленные... — пробормотала она, подумала, пожала плечами — и взяла мелок.

— Если вы помните формулы сокращенного умножения — кто не помнит, посмотрите в учебнике — то должны понимать, что вот такое выражение равно...

Она легко и доходчиво разъяснила ход вычислений. И так же легко доказала, что единица равна двум. Класс озадаченно таращился на доску, затем кто-то потребовал повторить... В общем, урок прошел весело и непринужденно, учительница раскраснелась, разулыбалась... Практикантка тянула руку с задней парты, все хотела похвастаться, что она это знает, ее дружно осаживали и пытались повторить вычисления сами...и звонок грянул противно и несвоевременно.

— Если Переписчиков берется срывать урок, то делает это он неизменно качественно! — сухо подытожила математичка и приказала сдать тетради на проверку.

Вот такая вот благодарность. Да он за весь урок слова не сказал!

Учительница явно удивилась, когда он догнал ее на выходе и перехватил тяжеленную сумку с тетрадями. Хорошо хоть сумку позволила забрать, а то вот бы была потеха — ученик и преподавательница дерутся из-за поклажи... А он просто хотел пообщаться с умным человеком. Ведь она, пусть и женщина, но знает математику! Наверно, знает. А может, даже и физику?! Нет, насчет физики — это чересчур, это загнул...

У школы, как всегда, торчала разновозрастная компания под прикрытием здоровенного жирного бугая по фамилии Валенкин — с ударением на втором слоге, как он утверждал...и с вполне ожидаемой кличкой.

— О, Вован куда-то утицу повел! — заорал Валенок и заржал.

— Цыпочек потискал, водоплавающих пробует... — добавил кто-то более языкастый.

Учительница, конечно, не услышала и не поняла, но неуловимо дрогнула.

Он посмотрел на ее закаменевшую спину и мгновенно разозлился. Ну умная же женщина! А не защищается, даже если пинать станут! Ну что с того, что слабая? Можно подумать, дети как-то особо сильные! Умище-то на что тогда?! А там еще и воля где-то должна быть нехилая — ведь иначе не закончила бы институт!

— Слушай, а ты знаешь, кто такой валух? — спросил он громко.

Полюбовался на настороженную физиономию старшеклассника и сообщил:

— Да это баран, только без яиц! Ему отрезают во младенчестве, чтоб жиром лучше обрастал. Отныне знай.

Проходящие мимо девчонки хихикнули — уж очень подходил бандитик под описание! — и даже в гоп-компании подавились смешками. Здоровяк затравленно оглянулся и почувствовал, что под ним разверзлась пропасть... и если дружков-прихлебателей еще можно было заткнуть, то девчонки — они же завтра по всей школе разнесут! Обидная кличка Валенок теперь казалась ему очень даже ничего — да поздно, слово сказано... Изуродовать бы за такое! Но вместо этого здоровяк опасливо отбежал подальше и оттуда льстиво завопил:

— Ой, только по коленке не пинай!

Вот то-то же. Можно и барана научить по веревочке ходить — если почаще пинать в коленную чашечку...

— Жестоко смеяться над физическими недостатками! — заметила учительница убежденно и... как-то очень личностно.

— Да, — согласился он. — Да... и нет. В школе много толстяков. Но Валух будет один. Он... иного отношения не достоин.

— Любой человек достоин хорошего отношения! Откуда столько жестокости с детства?! А все кричат, что дети — цветы жизни... звериное безжалостное племя!

— Детское сообщество жестоко, — согласился он. — Иногда — по-звериному жестоко! Но по сравнению с миром взрослых... мир детей более справедлив, что ли? Да, именно так. Обостренная тяга к справедливости — это у детей. И страсти, и первая любовь, и неистовая жажда жить здесь и сейчас — это все только в детстве... И потому мир детей, как ни странно, более защищен... внутри себя. Своей пристрастностью, кстати, и защищен. Подлецов до сих пор не любят и высмеивают. И частенько бьют. И все еще в цене честность, справедливость...

Лицо учительницы закаменело. У нее было явно другое представление о детской справедливости и детской жестокости. И ужасы детства она, похоже, помнила до сих пор. Ну, а ужасы школы — вот они, на каждом уроке...

— Я же сказал — по сравнению! — напомнил он. — Валух в школе — гроза для малышей и одиночек, и то до тех пор, пока не получит по коленной чашечке... Среди ровесников он личность презренная, и в целом по школе — тоже. Потому и собирает вокруг себя всякую дрянь — вот я их еще прорежу, как выберу время...Но вот станет он взрослым, закончит пединститут — потому что там легче всего учиться! — и займет должность в гороно...займет обязательно, такие прорываются зубами и локтями на теплые места! Ну и как, защитится взрослое сообщество от него? Кто-то даст ему по коленной чашечке?

Учительница неуступчиво помолчала.

— Защищаешь слабых от бед мира? — сказала наконец она. — Всех не защитишь. И всегда — тоже.

— Да не замахиваюсь я на решение мировых проблем! — возмутился он. — Я что, бог?! Да и никто всех не защитит, даже его величество закон! Закон еще соблюдать надо и поддерживать! Вот я и делаю то, что должен делать каждый... каждый кто? Каждый интеллигентный гражданин, получается... я просто поддерживаю справедливость закона вокруг себя, в смысле, докуда нога дотягивается...

— Это насилие! — возмутилась уже учительница. — Чем ты тогда отличаешься от твоего Валуха? Он правит силой — и ты тоже!

— В этом смысле, естественно, ничем! А что, есть другие способы править?

— Но это бессмысленно!

— Да почему?!

— Да потому что так нельзя! Негодяи всегда сильнее, потому что их много!!! Они всегда будут побеждать, если силой!!!

— Вранье! Сволочей мало! Это, знаете ли, штучный товар, природой производится редко! Вот дать одному Валенку по коленке — и не станет его банды! И ведь дам!

— У меня, знаешь ли, жизненный опыт, не сравнить с твоим, ротсназе! Уж я-то знаю, сколько мерзавцев вокруг!

— Ну что вы, интеллигенты, такие трусливые, а?! Вы же просто боитесь, что вас стукнут или, не приведи господь, убьют даже! А Валенки не боятся — потому и давят всех! Творче, да что ж ты их создал такими вялыми?! Понимаю, почему меня все время к бандитам прибивает — самая активная часть населения получается! На Жерь бы всех интеллигентов... а на Арктур даже лучше...

— Я слабая больная женщина!

— Вранье!!! А умище на что?! А объединиться? А натренироваться?! А вооружиться, ит-тырк-вашу....?!!!

— Думмкопф!!! Сопливый пацан! Я живу умственным трудом, я не бандитка — с ножиком бегать!

— Вранье! Воинственность интеллигентной жизни не помеха! Бегайте с красивым ножиком и деритесь изящно!

— Да я мирно жить хочу, не трогайте меня!

— Да какая это жизнь?! Об вас уже дебил Валенок ноги вытирает!

— Я слабая женщина!!!

Ну вот, пошли повторы... а так славно беседовали! Можно сказать, почти на равных...

Алиса Генриховна! — заметил он. — Вот мы идем посреди улицы и орем друг на друга. Это, конечно, по-своему увлекательно и эмоционально обогащает прохожих, но...

Учительница перевела дух и тоже успокоилась.

— Должен существовать иной путь! — наставительно сказала она. — К гуманизму нельзя прийти через насилие!

— Но ведь!... — растерялся он. — Разве можно противопоставлять гуманизм насилию? Насилие — это же... это же просто инструмент, один из многих, что к нему все так прицепились? В любом самом разинтеллигентном споре один давит другого, можно сказать, в каком-то смысле тоже насилует... ну а побежденный, естественно, вынужден убедить себя, что да, он был неправ, и подчиненное положение — самое сладкое из положений... а кто не убеждается, того долбят, пока тот не впадет в депресняк... в жизни интеллектуалов полно примеров!

— Да, но... — уже растерялась учительница. — Но драться?!

— Дело привычки! — пожал он плечами. — На ссадины и боль перестаешь обращать внимание быстро...еще на тренировках фактически...

— Но это опасно, — тихо заметила она. — Я слышала, у вас иногда... убивают?

— Да, — хмуро согласился он. — Я думаю, тут вот что важно... гордость, чувство собственного достоинства — и страх перед смертью. Что в человеке сильнее?

— Этот твой... Валенок — гордый?!

— Э, с ним, как с любой гнусью, все гораздо проще! Он не гордый, он... тщеславный. И еще — жадный. Зато эти два качества в нем гораздо сильнее страха смерти! Я за ним с ножом гоняться буду — но он все равно не бросит свои тиранские делишки! Упрям, буй-тур, урод жирный...

Учительница остановилась, погруженная в свои мрачные мысли. И внезапно покраснела, как девчонка.

— Значит, говоришь, убеждают себя, что подчиненное положение — самое сладкое? — задумчиво протянула она. — Володя, а ты знаешь, твоя феноменальная слава пошляка — она ведь даже несколько преуменьшена и не отражает действительности!

— Алиса Генриховна! — возопил он растерянно. — Да я разве об этом говорил всю дорогу?!

— А разве нет?

Учительница тряхнула челкой и звонко рассмеялась — и на мгновение стала красавицей.

— Вот таким милым картавым говорком — и такую напраслину наговариваете! — проворчал он. — Кстати, о говоре...

Он остановился, пораженный. Потом с подозрением уставился на учительницу. Эрде, земля волопасов — вот где он слышал что-то подобное!

— Слушайте, вам вот такое "ейнь, свей, полисей!" что напоминает? — требовательно спросил он.

Алиса Генриховна мгновенно потухла. Забрала у него сумку, ссутулилась...

— Да Алиса Генриховна!...

— Я не знаю, откуда что стало известно... — пробормотала она отстраненно. — А говоришь, мерзавцев мало... Так говорили в Девятой колонии. Вдоль железной дороги раньше было много колоний ссыльных немцев. Но вот так говорили только в Девятой. Я там родилась и выросла.

Она скользнула по нему холодным взглядом и ушла. Ну вот. Обиделась. Приняла его гипертрофированный акцент за насмешку над... над чем? Над национальностью? Но он же вовсе и не собирался... да прусский язык — самый близкий родственник славянскому, если на то пошло! Блин! Ну кто бы знал, что язык Эрде и реликтовый диалект немцев-мигрантов так похожи?! Нет времени изучать все, что накопилось в необъятной памяти — да и как?! Ну где в маленьком сибирском городке найти серьезные труды по языкознанию? Да здесь даже международный фонетический алфавит раздобыть — уже непреодолимая проблема! Ну, есть РФА — но что им опишешь?! Примитив, топор-колун, и знания такие же, и обиды потом и от немцев, и от татар... да и от даргинцев, если на то пошло... и армяне на рынке что-то возмущенное орали... О! Зато русские не обижаются! Правда, русских еще не приходилось дразнить... потому что даже непонятно, как это сделать!

Его еще ждала тренировка. А потом еще одна — за счет чего-то же надо было Валенка пинать... Еще — занятия по прикладной химии, в смысле, проверять, что как взрывается...еще — куча мелких дел, недостойных отдельного упоминания, но обязательных к исполнению... еще же и уроки надо бы делать, обещал же отцу буквально неделю назад! О! И охрану случайно образовавшейся принцессы еще навесили...

И он сорвался в привычный стремительный бег.

Глава восемнадцатая

Подэпсара Хист — маховик событий начал вращаться!

— Так что, вот так сразу и стрелять? — нервно переспросил боец третьего, самого надежного десятка.

Подэпсара внимательно осмотрел его. Угу. Губы трясутся... но это понятно. Вообще-то полицейский спецназ способен в любого стрелу засадить, и в солдата в том числе. И без всяких моральных проблем. Но не тогда, когда за поскотиной топчется целая армейская часть! А полицейских — три десятка... Ну... лучше надеяться, что инстинкт самосохранения не подведет, и руки у полицейского в критический момент не затрясутся. А то ведь затопчут.

Подэпсара озабоченно глянул в сторону военного лагеря. Там, несмотря на вечернее время, наблюдалось характерное оживление. Как перед кабаком... уж такие вещи полицейские определяли безошибочно! И куда смотрят командиры? А вот туда же они и смотрят, иначе никак...

— Не меньше сотни, — определил навскидку подэпсара. — И готовые к подвигам, насколько можно разглядеть. Так. Так... на коня — и всех в заслон! Оставить только пост в усадьбе тхемало! А вам, ребятки, приказ: арбалеты наизготовку, при пересечении границы деревни бить на поражение!

— А предупреждение давать?

— Можешь! — великодушно разрешил подэпсара. — Но сначала — на поражение!

Патрульные нерешительно переглянулись. Целая часть! Это... заставляло задуматься!

— А... куда целить? — снова вылез с вопросом тот же боец.

— Смотря чего хочешь! — рявкнул подэпсара. — Попадешь в руку — завтра вся часть во главе с мишенью будет гоняться за тобой с целью утопить в нужнике! Ногу пришпилишь — будет гоняться часть, но без мишени! Мишень из лагеря будет товарищей подбадривать!

— Выгоднее всего сразу в лобешник! — самостоятельно понял побледневший стрелок.

— Если что, бейте первых в живот! — хмуро и вполне серьезно решил подэпсара. — Чтоб орали погромче... может, остальных это запугает. И вот что, ребята: мы с вами встали на ту дорожку, с которой не свернуть — и не пойти обратно. Единственное, что может нас сохранить от смерти — вера друг в друга! Встанем к плечу плечо! Сабли — к бою! И знайте — есть и у нас сила! Синеглазые с нами одной дорожкой идут, и им еще страшнее! Они — бессмертные! Им погибать стократ обиднее! И они все сделают, чтоб не погибнуть самим — и выручить нас! Сестра наша — смерть, и все мы через нее родные братья!

Бойцы, как ни странно, воодушевились от такой чуши, распрямились, перехватили арбалеты тверже. Только десятник, как самый ушлый, вполголоса пробурчал:

— Ну и дали бы наши синеглазые братья по лагерю своей магией! И враз не стало бы проблемы! А то который уже раз солдатиков гоняем, и все без толку...

— Они могут! — согласился подэпсара. — Сейчас дадут — а завтра мы будем иметь дело, к примеру, со спецгруппой "Кулак императора"... Эльфийскую магию аж из столицы заметно! Да что там армейские головорезы — вот есть, говорят, и чисто эльфийские силы... для внутренних разборок... Я же уже объяснял вам всем — держим деревню и ждем условного момента! Начало должно быть в столице Бессмертных — и только потом мы и все остальные по провинциям! Успешные перевороты обязательно начинаются со столицы! Если в обратном порядке — размажут по степи, и арбалет не успеешь перезарядить!