— Кажется, это не больно.
— Пока что нет, — согласился я.
— Где будем делать, капитан? Установка не может устранить сразу все дефекты. За сеанс мы отремонтируем только около трети лица, на больше ее пока еще не хватает. Ну и пока приживется все как следует. Положим на это еще двое суток. Так что три сеанса, и через неделю ты у нас Аполлоном будешь. Брандербургским!
— Бельведерским, — гнусаво поправит я ее, — Валяй одну из половин лица по линии бывшего носа. На сколько хватит в высоту.
— Хорошо, мне это все равно, — недоуменно пробормотала Валькирия, — однако контраст не прибавит тебе привлекательности. Может , передумаешь?
— Я знаю что делаю. Потом увидишь. И повесь зеркало, я хочу видеть, что ты со мной вытворишь.
Без комментариев перед лицом развернулась голограмма. Одновременно я уловил странный, смутно знакомый технический запах, ощутил легкое множественное касание кожи, оно сменилось ощущением вязкого тягучего теплого движения. Кожа таяла, исчезая слой за слоем, через считанные секунды обнажились мышцы мимики, похожие на бурые пучки нитей. Ощущение тепла стало почти неприятным, мимические мышцы тоже растаяли, открыв солидную площадь желтоватой кости. Я удивился. Раньше я почему-то считал, что человеческие кости белые, как фарфор. Голову охватил зуд вибрации, я почувствовал легкое онемение. Полупрозрачные щупальца силовых манипуляторов капсулы выправили шишковатый череп. Кость стала мягкой как пластилин, и капсула творила с ней что хотела, но в основном изменения я одобрил. Покончив с "пиджачными трудами", как сказал бы отчим, за несколько секунд, мой костоправ — любитель взялся за мышцы. Бурые волокна как бы выпадали в осадок, сгущаясь из невидимого раствора, сцепляясь с черепом и друг с другом в правильный, намекающий на черты нового лица, лабиринт. Картина лепки нового моего обличья почти гипнотизировала, и момент, когда сформировавшиеся мышцы подернулись глянцем новенькой кожи, я прозевал.
Нормального человеческого лица капсула никогда не видела, поэтому постаралась снабдить меня ангельским ликом на тхерранский манер, сформировав фальшивые глаза ниже настоящих. То есть не глаза, а веки. Я оглядел всю голограмму и ухмыльнулся.
— Как раз то, что надо, Нимфодоровна! Немного ангела при подавляющем присутствии черта. Ничего, это ненадолго. Черта мы пустим в расход позже, когда в нем исчезнет надобность. Чудесно.
— Хорош нежится! Вставай и одевайся, — вырвала меня из созерцания безжалостная капсула, — В отеле твоя пассия подняла натуральную истерику. Одевайся, пока еще мебель цела.
Ревнивая Валькирия слегка преувеличила. Мани просто горько рыдала, уткнув нос в какую-то из моих тряпок. И делала это на моей постели. Ее почтительно утешал Тхонг:
— Госпожа, не расстраивайтесь, вы разбиваете мое сердце!
— Что происходит? Может быть, я здесь лишний? — с иронией поинтересовался я, появляясь в дверях своей спальни.
Зареванный венец местной эволюции мгновенно оказался висящим на моей шее.
— Ты вернулся! Мой Звездный Капитан! Мой Эн Ди!
— Послушай, я никуда не уходил. У тебя просто расшалились нервы. Иди прими ванну и успокойся. Все хорошо. Тхонг-си, у вас какое-то дело?
Когда толстячок Тхонг прикрыл за собой двери кабинета, он таинственно замерцал глазками и принял важный вид осведомленного человека. Затем присел к письменному столу.
— Я чрезвычайно взволнован. По городу прошел очередной слух...
— А, насчет моего происхождения? Или это про госпожу Мани? — рассмеялся я. Хозяин гостиного дома принял озабоченный вид.
— Почтительно прошу вас выслушать. На этот раз слух может обернуться высылкой из страны!
— Ого! — нахмурился я, — А что же такое говорят?
— Разыскивается отличающийся гигантским ростом некий Май, молодой и своенравный наследник одной из Островных держав, недавно бежавший из-под опеки дядюшки регента, прихватив с собой большую часть казны и свою родную сестру, а так же давнюю любовницу Мили, не достигшую еще совершеннолетия, но совращенную его преступной красотой. Сами понимаете, сиятельный господин Ди, что сразу же бросаются в глаза ваши маска и рост... и так же некоторое созвучие имен. И ваша щедрость на грани здравого смысла, простите меня!
— Ничего. Продолжайте, я слушаю, — обронил я, доставая сигарету.
— Я хотел предложить, если вы заинтересованы в конкретных действиях... Я готов оказать Вам, Ваше... Сиятельство, посильную помощь.
— Да отчего же так необходимы эти ваши "решительные меры"? — хмыкнул я. Тхонг страдальчески вздохнул:
— Видите ли, через полстражи в ваши двери постучит посыльный от Его Превосходительства Верховного Судьи Чжудэ, и он принесет Вам приглашение на ужин.
— Это тот самый судья Чжудэ, что еще называется Наместником? — Я усмехнулся и покачал головой: интересное же совпадение!
Тхонг сделал утвердительный жест, заменяющий на Тхерре кивок.
— Но, как сказано в хрониках Ра: "Опираясь на камень, обрети равновесие", я правильно цитирую? Успокойтесь, уважаемый хозяин, это только странное совпадение. А чтобы вы не переживали, я докажу.
Лицо мое, когда я разоблачился, ужаснуло толстяка:
— Ради самого дорогого вашему сердцу, простите меня, Сиятельный Господин! Я недостоин пить вашу мочу, я...
— Да ладно вам убиваться, Тхонг. Так что поеду на ужин. Надеюсь, у Судьи Чжудэ хорошая кухня?
— Великолепная! — воскликнул Тхонг и тут же погрустнел, — Значит, наш повар посмел огорчить Вас? Сейчас же прикажу избить его палками.
— Не надо, он замечательно готовит. Судите сами: даже разборчивая госпожа Мани каждый раз старается хотя бы попробовать от каждого блюда. Кстати, передайте ему мою похвалу за завтрак. Многие яства нам неизвестны, и мы пробуем их здесь впервые. Жить у вас, Тхонг, одно удовольствие.
— Счастлив слышать это!
— Кстати, счета оплачиваются регулярно?
— Да, cпаcибо! Аккуратно раз в два дня, — поклонился потемневший от удовольствия хозяин заведения, — Ваш банкир в высшей степени точен. Представляете, их всегда приносят точно тогда, когда часы бьют пятую стражу. Впрочем, меняльный Дом Фина настолько древен, что никто уже и не помнит, сколько поколений их семейство оплачивает счета.
Я улыбнулся, вспомнив личико старшего из Финов, когда вывалил из потрепанной сумки на его роскошный стол полсотни килограммов золота, кивнул:
— Да, они занятные. Симпатичные люди.
Тхонг кашлянул:
— Простите, Сиятельный господин Эн Ди, не могли бы вы объяснить, почему у вас такие большие глаза?
Я расхохотался:
— "Бабушка, почему у тебя такие большие зубы?"
— Не понимаю, — растерянно сказал Тхонг.
— Я просто вспомнил детскую сказку, поскольку вы спросили почти теми же словами. Глаза у меня чересчур большие, это точно.
— Они не похожи на человеческие.
— Они не мои. Однажды во время одного из своих путешествий я охотился на хищника, такие здесь не водятся, и по глупой неосторожности поплатился здоровьем.
— Что вы говорите! — восхитился Тхонг. Я кивнул.
— Уже мертвый, как мне казалось, зверь кинулся на меня и изуродовал. Искусный колдун смог приживить мне глаза моей добычи, но только одну пару. Потом немного поправил часть лица и несмотря на все мои уговоры, уехал. С тех пор я путешествую в поисках этого человека. Видите, как все просто?
Тхонг был похож на ребенка, слушающего страшную историю.
— Но как же другая пара глаз?
— Их уже не вернуть. Я благодарен богам, что хоть верхние прижились.
— Да, — сказал Тхонг, расправив плечи, — Большая честь для меня иметь такого гостя в доме! Вы прославили его на всю Империю, и я постараюсь выполнить любые ваши желания, если они у вас возникнут. Конечно, я не бог и не герой, но в Тиаре для меня нет невозможного. Почти нет. Связи, знакомства, знаете ли...
Мы мило беседовали почти час, аж до самого вручения "приглашения на ужин к его Превосходительству Верховному Судье Чжудэ"...
...Который остался очень доволен моей историей. Сам ужин описывать не стоит, его скрасила лишь действительно великолепная кухня и особые вина к каждому блюду. Увы, по большей части судейские могут интересно говорить лишь о своих законах. Остальное их не интересует. Разве что кулинария с напитками, сервизы и сервировки — в этом любой уважающий себя судья знает толк, но постороннему человеку на втором часу становится тоскливо в их обществе. То же самое произошло и со мной. Я улизнул, едва дождавшись конца обильной трапезы.
После приглашения к судье прошло еще несколько дней, ничем особо не замечательных, уютных, заполненных прогулками, беседами с Мани и Тхонгом, периодическими процедурами Валькирии, дегустациями творений поваров и виноделов...
Эти дни казались замечательными, оттого, что ничем и никем не были омрачены. Так незаметно начался наш предпоследний день на Тхерре. Но Мани еще не знала, что назавтра бывшее чудовище, ныне красавец мужчина сиятельный господин Идущий Ниоткуда ровно в полночь собирается покинуть этот уютный мир. Я не хотел ставить ее перед фактом и исчезать внезапно, но язык не поворачивался сообщить ей такое пренеприятное известие. Впрочем, уж такое ли неприятное?
Я решил оставить ей все неистраченное, что делало Мани одной из состоятельнейших дам Тиара, так что ей не было нужды зарабатывать на жизнь мемуарами обо мне.
Это был во всех отношениях неплохой расклад. По крайней мере, так мне казалось утром того примечательного дня. Тогда я поднялся необычно рано, на исходе пятой стражи, то есть около девяти утра. Мани еще спала после позднего присутствия на каком — то храмовом празднике с театром и фейерверком. Веселились здесь хоть и нечасто, зато до изнеможения.
Я не поехал, предоставив Тхонгу и его телохранителям опеку над разобиженной моим дезертирством дамой.
Вечером накануне, как раз в момент сборов на праздник, моих ноздрей впервые коснулся озоновый холодок запаха Большой Дальней Дороги.
Я уже обдумывал свои настоящие дела. Дела, которые начнутся в недалеком будущем. Пора было выходить из барского образа и становиться галаксменом, хотя после модернизации драконом я был таким же галаксменом, как барином на Тхерре. Так что сидел это я перед окном, глазея на суету главной улицы Тиара, уютно растекаясь "мыслию по древу", а телом по мягкому, специально изготовленному под мой рост креслу, покуривая "Salem" смакуя напитки местного производства. Моя привычка к сигаретам воспринималась здесь почти естественно, курение принимали за диковинную лекарственную процедуру, а запах табака считали приятным, почти благовонием. Я улыбнулся, вспомнив, как судья Чжудэ с удовольствием нюхал табачный дым. Он оказывал на тхерран слабое наркотическое действие, вызывая легкое опьянение.
Время до обеда полетело незаметно, пока не проснулась "графиня Бургундская", как я неизвестно почему окрестил про себя Мани.
Она появилась в моих апартаментах в легком платье цвета мокрой зелени.
— Добрым ли было твое утро?
— Лучше некуда. Как ты себя чувствуешь? Выспалась?
— Да, спасибо, неплохо. Но я голодна. Прислуга могла бы догадаться оставить что-нибудь холодное в моих комнатах.
— Она как раз оставила, но у меня разыгрался аппетит, — сознался я, — и я все съел. Не расстраивайся, меньше чем через полстражи подадут обед.
Мани покорно вздохнула.
— Хорошо, я не буду расстраиваться. Что ты думаешь сегодня делать?
— Как всегда, прошвырнемся по Итива после обеда. На тр...восьмой страже нас будет ждать Боу. Проветримся на его галоше, а к вечеру, после ужина, едем в театр, идет драма "разлученные дождем", посмотреть ее очень рекомендовал Чжудэ. Он говорит, что играют прекрасные актеры, и как-то по новому. После спектакля приглашает в гости наш банкир Нянэр Фын, ты его знаешь, но я сомневаюсь — ехать ли? У него ведь одни финансисты. Вот и все. Нравится?
— Не знаю... — задумчиво проговорила Мани, — Театр — это хорошо, только мои мысли сейчас занимает не это.
Посмотрела в упор:
— Чувствую, что скоро ты исчезнешь.
— Уж такова жизнь. Все когда-то кончается. — Я пожал плечами, — Давай не будем сегодня говорить на эту неприятную тему. Не хочется.
— Ты странный, — вздохнула спутница, — Хорошо, не будем.
"Так! Проблески женской интуиции или просто моя расхлябанность? Скорее всего расхлябанность," — решил я и внутренне встряхнулся: "Чертовски жаль с ней расставаться, но надо. Кто она мне, чтобы тащить в свои дальнейшие катавасии?"
Знакомое позвякивание колокольчика ознаменовало приближение процессии, несущей первую перемену блюд основательного тхонговского обеда. Мани немного отвлеклась от своих невеселых мыслей.
Управляющий этажом — люкс постучал, получил разрешение и распахнул двери. Восемь человек в халатах цветов заведения вошли, неся главные блюда, затем девятый вкатил специальный столик с прочим, последним в двери возник главный повар, переживающий не меньше, чем Генеральный Конструктор при первом запуске нового ракетного "изделия". Глядя на его виноватую морду, можно было смело предположить, в тонкую технологию изысканной кулинарии вкралась подлость и самое лучшее его творение было безжалостно забраковано. Сначала я так и думал, но позже обнаружил, что он переживает всегда, когда наступает время слов "кушать подано".
Тем временем за овальным обеденным столом сменили скатерть, привычно ловкими скупыми движениями накрыли на стол. Управляющий этажом осмотрел обеденный стол, чуть подвинул соусницу, отошел к дверям и лишь оттуда объявил звучным торжественным голосом священную фразу, приводящую повара в крайнюю стадию любезной судорожной агонии:
— Кушать подано! Не угодно ли оставить прислугу?
— Нет, ступайте, — сказал я и процессия удалилась.
— Ну вот, теперь ты спасена, — сообщил я спутнице, — Приступим?
— Да, — вздохнула она, — Мне все кажется, что этот повар каждый раз за считанные мгновения перед подачей яств собирается положить яд, но никак не решиться на это. И страшно боится, что кто-нибудь об этом догадается. Но готовит он исключительно.
— Ты рассуждаешь, как какая-нибудь правительница, — промычал я, с удовольствием вгрызаясь в сочное пропитанное разными соусами сладкое мясо. Мани вздрогнула, на миг перестала жевать, но я молчал, и она вернулась к своей порции...
Воздав должное обеду и наградив исстрадавшегося толстяка повара, мы через полстражи отправились бродить по городу. Повязка больше не закрывала лицо, встречные откровенно разглядывали меня, даже женщины, хоть у тхерранок и не принято показывать свой интерес к лицам мужского пола. Новости распространялись со скоростью горения пороха, а я не просил Тхоига держать в секрете мою "охотничью историю", так что она мгновенно стала известна всем. Как и то, что нижние глаза мне никогда не открыть.
Пройдя по еще не исследованной боковой улице, мы остановились у мощного, приземистого здания, над которым развевался тот же флаг, что и над нашей гостиницей. На пороге нас истритил роднои брат хозяина нашей гостиницы, владелец ювелирной и антикварной конторы Тхай, такой же кругленький энергичный крепыш:
