Завоеватель Шамбалы - Reconstruction

Уже третий час — или, может быть, даже больше — Уэнди скучала в своей камере. Ей посчастливилось: ее не вырубили ударом по голове, ее не отравило газом, потому что Эдвард ей заранее крикнул лезть вверх, на скалы. Вместо этого ей предоставили сходить с ума в гордом одиночестве и замкнутом пространстве.

Уэнди сходила с ума по нескольким причинам: во-первых, она страшно волновалась за Эдварда, которого унесли совершенно зеленого, во-вторых, она немного переживала за его странного братца, который почти наверняка побился в своих жутковатых доспехах... вот интересно, а если бы он снял шлем, какое бы у него оказалось лицо?.. Голос довольно милый... И самое страшное — она очень, очень переживала за Хайдериха. Ведь, собственно, вся эта чепуха — по крайней мере, с ее стороны — затевалась для того, чтобы его спасти, и вот теперь она, вероятно, оказалась совсем рядом с ним... ах, как нехорошо, она ведь, наверное, даже не узнает его, если мимо пройдет! Вот недотепа — она изнамекалась ему вся, чтобы послал свою фотографию... нет, как об стенку горох. Только и знает, что блондин — случайно обмолвился. Ну и что, половина немцев блондины... А вполне возможно, что ошибся, и имел в виду совсем даже "брюнет": вот как с последним письмом маху дал! И из-за этого все теперь думают, что ее отец — один из этих поганых заговорщиков...

А еще где-то в глубине души зудело дикое раздражение: как она поняла из переговоров военных, когда ее запирали, они решили, что самолет вел Эдвард, а вовсе не она, а ее прихватили так, для мебели... С одной стороны, оно и хорошо: ее теперь считают бесполезной финтифлюшкой, даже заперли на какой-то паршивый замок... да Уэндина бабушка никогда на такой даже варенье не запирала... по крайней мере с тех пор, как Уэнди стала достаточно крепкой, чтобы держать в руках отвертку. Правда, охрану поставили снаружи... но один часовой, мало ли, вдруг ему в туалет захочется?.. С другой стороны... убила бы всех этих самодовольных мужиков, которые думают, что девушки вообще ни на что не годны! Избирательное право дома уже пять лет как дали, в Америке — и того раньше, а все равно за людей не считают...

Когда замок тряхнуло, Уэнди полетела с ног, потому что нервно мерила шагами свою комнатушку (пять шагов в длину, два шага в ширину). К счастью, на узкую кровать. Потом замок затрясло довольно сильно, и трясло долго, и Уэнди начала колотиться в дверь, крича что-то типа: "Выпустите меня, сволочи, завалит же!" К несчастью, кричала она по-английски, потому что все немецкие слова от волнения забыла, а отвечали ей по-немецки, и она все равно не поняла ничего, кроме набившего оскомину "verboten"3. Однако не завалило. Трясло по-прежнему, только завыли сирены, и Уэнди услышала топот охранявшего солдата по коридору: видимо, по тревоге он должен был делать что-то другое, ради чего охрану пленников можно было послать к черту. Ну и ладно. Уэнди это устраивало более чем, ибо тряска там или не тряска — а время она терять не собиралась.

К сожалению, ее короткие волосы не нуждались в шпильках, так что такого полезного инструмента под рукой не оказалось. А в карманах, как на грех, ничего не было, кроме болтиков и гаечек, совершенно бесполезных в данной ситуации. Однако настоящий механик всегда придумает выход из затруднительной ситуации: ей удалось оторвать одну из застежек своей замечательной куртки — сложный мини-замочек из проволоки, ею самой изобретенный. Штука была проста в застегивании, в расстегивании — несколько сложнее, зато сама по себе не разойдется (а это очень большая проблема, если с грудью проблем нет). Сейчас проволока вполне сгодилась для открывания замка... и вот уже свободная как ветер Уэнди неслышно крадется по коридору... (ветер?.. крадется?.. что-то тут не то!.. ладно, какая разница, в книжках, что у бабушки заперты на другой "сверхнадежный" замок, еще и не такое прочитаешь!)

Она сама не знала, почему ее дернуло заглянуть в зарешеченное оконце на одной из соседних дверей. Наверное, потому что все остальные двери по коридору были распахнуты настежь, демонстрируя пустые каморки вроде той, куда ее поместили, а эта была заперта снаружи на тяжелый засов. Так что Уэнди встала на цыпочки и посмотрела.

Внутри каморки сидел на узком топчане и нервно ерошил волосы молодой парень... ее ровесник, наверное. Кстати, очень светлый блондин. Судя по всему, высокий (все-таки сидит, так что с уверенностью сказать нельзя), и симпатичный. По крайней мере, профиль правильный. И лицо, вроде бы, доброе, хотя слегка осунувшееся и усталое. Глаза голубые, ясные-ясные, даже сбоку видно. Вот бы Альфонс так выглядел...

А что, если это...

Уэнди торопливо отодвинула засов (тяжелый, зар-раза) и распахнула дверь. И чуть не получила за это по шее: парень, который только что сидел на кровати, уже оказался стоящим за косяком и приготовился оглушить любого, кто войдет, тазиком для воды. К счастью, он вовремя остановил удар.

— Ты кто, мальчик? — спросил он удивленно. Голос показался Уэнди ужасно знакомым, но она не стала раздумывать, где она его слышала: уж больно возмутилась.

— Мальчик?! Да эта куртка, она, конечно, обтягивающая, но никак не ужимистая! И что ты вообще этим хотел сказать?! — от возмущения она даже вспомнила все нужные немецкие слова.

Уэнди вздернула подбородок и уставилась своими синими глазами в голубые глаза юноши.

— Мисс... Честертон?.. — нерешительно спросил он. И такой у него был беззащитный голос, что Уэнди мигом расхотелось злиться. Она устало прислонилась к косяку и проговорила:

— Альфонс... Ну наконец-то мы встретились... Кстати, я же просила называть меня Уэнди...

Ей даже показалось, что она сейчас заплачет. Неужели она видит его?.. После стольких лет... неужели этот самый мальчик, писем которого она ждала, как праздника, перечитывала их по десять раз и заучивала его корявые английские фразы едва ли не наизусть?.. Неужели это тот юноша, что вернул ей и надежду, и веру в себя, и смысл жизни, и многое, многое другое?.. Просто своей добротой, своим пониманием, и тем, что он умудрялся быть рядом с ней, хотя их разделяли сотни миль... в отличие, скажем, от ее родителей, которые всегда были далеко, хоть и жили в одном доме...

— Извини... мне все равно как-то неловко...

— Альфонс! — она шагнула к нему и порывисто обняла, прижалась щекой к его плечу, стирая о рубашку слезинки. — Ал, нет, ты даже не представляешь... ты даже не представляешь, насколько я рада тебя видеть!

Она почувствовала, как он крепко-крепко обнял ее, и это было лучше всего, что с ней до сих пор происходило...даже первый ночной полет... нет, первый ночной полет — это тоже было классно, но тогда словно весь мир был вокруг нее, а теперь целого мира не было: только они вдвоем, и его руки, и его тихий голос у самого уха:

— Я хотел бы тебя никогда не отпускать...

— Так не отпускай!

И каким-то образом губы их встретились. Им было совершенно все равно, что это их первая встреча, было совершенно все равно, что они находятся в каком-то странном невидимом снаружи замке, где творится всякая чертовщина, было все равно, что в любой момент их могут найти... было даже все равно, что никто из них, в сущности, не умел целоваться, и в первый момент они неловко столкнулись носами... все равно, потому что время для них замерло.

И каждый подумал: "Какой же долгий путь позади!"

Но на самом деле путь еще только начинался.

Глава 21. Шамбала — это рай

Честно говоря, мне повезло. Упади я чуть левее, и острые скалы прошили бы доспехи только так. Что после этого произошло бы со мной — совершенно не ясно. Может быть, я бы вернулся домой, а может — и это более вероятно, на мой пессимистический взгляд — попал бы во Врата иным, куда более традиционным способом. Ну да ладно. Важно, что я не разбился, только помялся слегка. Пустяки, в общем. Сколько мне помнится, Эдвард такие штуки чинил одним касанием... Только вот Эдварда тут нет. А если бы и был, то алхимию бы использовать не смог.

Едва я выпрямился, то завертел головой, ища, в какую сторону унесся самолет. Особенно напрягаться не пришлось: дымный шлейф за ним тянулся такой, что не замаскируешься, даже если очень захочешь. Ох, надеюсь, эта девочка, Уэнди, сумеет посадить его как надо! Если она похожа на Уинри, то, вероятно, должна так же первоклассно делать все, за что берется. Но, так или иначе, разыскать их надо немедленно, потому что дураку ясно: если сперва нас попытались обстрелять с самолетов, следующим пунктом будет сухопутная группа захвата. Надеюсь, брату хватит ума попробовать затаиться и не лезть на рожон...

Как же, держи карман шире! Когда я добежал до той бухточки, где Уэнди и брат совершили посадку, все уже было кончено. Скалы заляпаны кровью... интересно, почему?.. Брата уносят, всего зеленого... но вроде, повреждений не видно, да и он что-то такое говорил, что нужен им живым... кроме того, будь он мертв, вряд ли бы его тащили на носилках — сунули бы в мешок, и вся недолга. Даже особенно большого мешка бы не потребовалось...

"Прекрати, слышишь! — одернул я себя. — Немедленно прекрати истерику! Раз уж ты один оказался на свободе, значит, тебе надо собраться и действовать! Ты спасешь Эдварда, вы вместе вернетесь и все будет хорошо!"

Уэнди тоже уводили, но вполне уважительно, и даже не пытались вырубить. Из их разговора я разобрал, что они не поняли, что это она вела самолет. Они даже не поняли, кто она вообще, расспросить они ее тоже не могли, потому что Уэнди — умничка! — наотрез отказалась отвечать на вопросы на том языке, на котором они говорили (вроде бы, здесь он называется немецкий?.. А на самом деле как две капли воды похож на говор, на котором говорили в Восточной Провинции уже в двух деревнях севернее нашего Ризенбурга... а вот сама Уэнди объяснялась на нашем родном диалекте). В какой-то момент они договорились до того, что проще всего ее застрелить, и я уже приготовился в спешном порядке выскакивать из своего укрытия, однако какой-то человек, чином постарше, видимо, наорал на них (что-то насчет того, что убить всегда успеется, точнее я не разобрал, так как стояли они далеко), и они решили просто ее запереть от греха подальше.

В общем, брата унесли, Уэнди увели, причем в разные стороны, тем самым поставив меня перед выбором, за кем следить. С одной стороны, брат... с другой — как-никак, девушка. Девушек положено освобождать в первую очередь... но Уэнди, вроде бы, конкретно сейчас ничего не грозит, а вот грозит ли что Эду — я не знаю.

Окончательно меня заставило решиться такое соображение: предположим, я сейчас обнаружу, куда они запрут Уэнди, и освобожу ее... Ну и толку мне с нее?.. Какой бы хорошей девушкой она ни была, рукопашным боем она явно не владеет, стрелять... черт ее знает. То же самое — насчет быстро бегать и прыгать. Пожалуй, это не очень хорошо с моей стороны, однако....

В общем, я последовал за теми, кто унес Эдварда. Может быть мне нужен был только предлог поступить именно так?.. Кто знает...

К сожалению, проследить за ними скрытно до самого места мне не удалось: проникли в замок через дверь в самом его подножии, а перед этой дверью оказалось довольно обширное пустое пространство. Не спрятаться. Когда они вошли, я подошел и подергал эту дверь, без особой, впрочем, надежды на успех, так, для порядку. Дверь не открылась — видимо, ее заперли изнутри. И уже, когда я дергал ручку, до меня дошло, какую глупость я сотворил — а мониторы наблюдения?! Однако никто спешно не бежал меня брать, и я решил, что либо камер тут по какой-то причине не было, либо в этом мире вообще не изобрели еще передач изображения. Впрочем, и у нас-то ими пользовались только военные...

Ладно, значит, в эту дверь не проберешься. Надо искать лазейку.

...Часа за два я облазил весь замок по периметру, и нашел много всего интересного. В частности, скрытую стоянку самолетов, вокруг которых суетились техники: готовили их к чему-то, заправляли, ремонтировали. Там я сделал кое-что, что, строго говоря, было сущей глупостью, но сошло мне с рук: стащил ведерко с красной краской, которой подкрашивали побившиеся машинки, и нарисовал на левом плече наш "цеховой" значок: змею, обвившую крест. Если я что-то понимаю, предстоит драка... а раз так, то они должны знать, с кем имеют дело.

Потом я продолжил свою "рекогносцировку" и нашел еще и бухточку, в которой стояло несколько катеров и даже небольшой пароходик. Нашел целый склад военной техники неподалеку от замка. Нашел дирижабль, пришвартованный к скале позади. Короче говоря, было ясно: кто бы ни обустраивался здесь, делал он это всерьез и надолго. И цели у него были не самые мирные, если не сказать больше. Покров невидимости надежно ограждал их от любопытных глаз, и они могли спокойно предаваться своей антиобщественной деятельности буквально под самым носом европейских правительств.

А еще я нашел дракона.

Это оказалось весьма неожиданным открытием. Когда я обнаружил дирижабль, я заметил и какую-то проволочную сетку, которая ограждала небольшой вольер чуть повыше на скальных уступах острова. Подняться туда снизу было невозможно... для человека. Для практически неуязвимых стальных доспехов, которым, к тому же, неведомо чувство усталости и дрожь в коленках, ничего особенно сложного в этом не было. Уж не знаю, зачем я туда полез... видимо, просто от отчаяния: ведь я так и не мог обнаружить нормального хода в замок. А найти надо было. Если я продолжу так же лазить по местным скалам, как большая железная обезьянка, меня непременно сцапают.

В общем, добрался я до этой сетки и осторожно заглянул внутрь. И не поверил своим глазам.

..Вообще-то, драконов не существует. В книгах по алхимии мы с братом читали о змее Уроборосе, который пожирает свой собственный хвост и ограждает мир. Раньше считалось, что змей этот покровительствует алхимикам... не даром даже на нашем значке изображена змея. Еще он вроде как отделяет мир живых от мира мертвых и олицетворяет собой время. Так вот, зверь, который, свернувшись клубочком, спал на дне вольера, выглядел точь-в-точь, как Уроборос с картинки. Только был цветной (зеленый с сиреневым) и гораздо более устрашающий. Интересно! Выходит, в этом мире водятся такие тварюшки?.. Зачем они его тут заточили — хотят использовать как боевую силу, что ли?.. Неужели убойная мощь одного дракона превосходит таковую самолетного звена?.. Посмотрел я, на что способны в воздухе эти штуковины — устрашающе.

С другой стороны, если судить по нашему миру, военачальники часто горазды строить совершенно сумасшедшие и бесполезные планы. Мир вообще — очень грустная штука.

Тут я услышал звук шагов: кто-то спускался по тропинке сверху, от замка!

Недолго думая, я в один прыжок перемахнул через проволочную сетку и притаился внутри, в расщелине между валунами (еще снаружи ее приметил — удобное укрытие, не вдруг разглядишь, что там спрятано). К счастью, дракон как раз заворчал, пустил дым из ноздрей, не просыпаясь, и человек не услышал лязга.

Он постоял немного у сетки — мне из укрытия были видны лишь начищенные сапоги — хмыкнул, развернулся и побрел вверх к замку. Я облегченно перевел дух. Не просто потому, что меня не заметили, а и потому, что я, похоже, нашел путь внутрь. Надо полагать, в конце этой тропинки есть дверь и в сам замок... и вряд ли она сильно охраняется или запирается, ведь снизу туда не очень-то проберешься.

Я выбрался из укрытия, намереваясь перескочить за сетку и продолжить путь наверх, как тут меня остановил насмешливый и до странности знакомый голос, от которого дрожь прошла по затылку... да, знакомый, но звучал он как-то странно: словно бы громче, сдобренный шипением свистом и словно бы рычанием:

— Так-так-так... и кого это я вижу в моем скромном убежище?.. Альфонс Элрик, полагаю?..

Я медленно обернулся.

И увидел свое отражение в вертикальном драконьем зрачке: он вытянул голову на длинной шее со своего ложа на дне ямы.

— Добрый день... Зависть, — постарался сказать я как можно спокойнее, хотя внутри у меня все так и задрожало от ненависти. Ведь это именно он убил моего брата! — Экспериментируешь с обликами?

— Кто бы говорил, железный малыш, — прошипел он сквозь сомкнутые зубы. — Значит, вся проклятая семейка в сборе, так?! Ну что ж, с тебя и начнем! — и попытался цапнуть меня зубами.

Не знаю уж, на что он рассчитывал: зубки, насколько я успел рассмотреть, самые обычные, из кальция, стало быть, в лучшем случае он их попросту бы сломал. Ох, доброта моя меня погубит... не стал я проверять, сломает он или не сломает, просто отпрыгнул как можно дальше и как можно выше. Через ограждение не перескочил (да и сомневаюсь, что такая хилая преграда удержала бы это существо... вероятно, ее поставили скорее для того, чтобы никто из местных не свалился ненароком к дракону)

Однако дракон тоже двигался очень быстро... да, эту пресловутую быстроту гомункулусов я помню еще по нашему миру... он снова двинул башкой, клацнул зубами над самым моим плечом. А, была не была! Он меня так будет гонять вокруг вольера, если я ничего не сделаю!

Я оттолкнулся посильнее и запрыгнул змею на шею. Тот замотал головой, зарычал в ярости, забился всем телом, скручиваясь и раскручиваясь, пытаясь стряхнуть меня. А вот хрен тебе, "братец"! Самое смешное, что ты действительно в каком-то смысле мой брат, во всяком случае, сводный, — отец у нас общий. Но право называться человеком ты утратил, и даже не тогда, когда, искореженный незаконной трансформацией, появился в центре алхимического круга... в конце концов, это была не твоя вина, как это не была вина другого гомункулуса, по имени Лень... нет, ты утратил это право тогда, когда убивал направо и налево, повинуясь ненависти и обиде, когда не смог справиться с самым темным, что скопилось на дне того, что называется у гомункулусов душой... Человек может простить многое... я, наверное, даже простил бы тебе, что ты убил Эдварда и заставил нас пройти через все это... но я никогда не прощу тебе то, к а к ты его убил! Потому что есть вещи, которые делать нельзя — никому и никогда. И я благодарен судьбе, что она свела нас здесь... о да, я благодарен ей, второй раз в жизни испытывая темную, боевую ярость... потому что сегодня я научусь убивать!

Вот только надо придумать, как тебя прикончить... потому что задушить тебя нереально, а оружия у меня нет...

И тут змей внезапно замер, прекратив свои бешеные эволюции в надежде сбросить меня с загривка. Он словно замер, прислушиваясь. Я замер тоже — скорее, от неожиданности.

А потом остров тряхнуло — да как тряхнуло!

И еще раз. И остров зашелся мелкой, противной дрожью.

— Идиоты! — возопил змей. — Что они делают с Вратами!

Одним движением могучего тела он стряхнул меня с загривка — будь я в нормальном теле, меньше, чем сломанной шеей не отделался бы, ударившись о камни, — и взвился в воздух. А потом с размаху обрушился на камни острова, как будто его скрутило судорогой. И еще раз.

Это было что-то! Первый раз в жизни — и, надеюсь, последний, — я видел такое буйство. У него даже начала капать из пасти густая, сероватая слюна, облепившая морду как пеной. Могучие удары хвоста крушили в щебенку скалы, сминали изгородь (я порадовался, что все-таки не стал испытывать крепость его челюстей: зубы он, может, и сломал бы, но меня бы точно сплющил — с такой-то силушкой!).

А потом змей вдруг затих, и, обессиленный, едва ли не упал в свое скальное ложе. Меня, разумеется, поблизости уже не было.

Нам скрутили руки за спиной (намучились они, однако, с обломками пилы, что торчали у меня из протеза... хорошо мы там с ней подрались на бережку, надеюсь, Уэнди этого не видела... доломали вконец, и скрутили, что осталось), и вытолкали нас из камеры. Черт, и так нога болит, а тут еще держи равновесие без рук! Упасть, что ли, пусть бы понесли, попотели?.. Нет, лучше держаться на ногах: мало ли, вдруг представиться случай если не сбежать, так хоть напакостить им напоследок. Лично я придерживаюсь того принципа, что живой лев лучше дохлого шакала, но уж если умирать, так с боцманскими шутками.

Отец держался спокойно и на удивление прямо: не то привык со связанными руками ходить (и то сказать, что я знаю о его жизни за последние четыреста лет), не то просто-напросто его не мучили остатки тошноты после газа, и обе ноги были целы.

— Может быть, вы, Хаскинсон, все-таки расскажите мне более подробно, что тут происходит?.. — доброжелательно и как-то по-домашнему предложил Гогенхайм, когда мы шли по коридору. — Как коллеге и старому приятелю.

— А что тут рассказывать?! — широко улыбнулся Хаскинсон. — Мы ищем Шамбалу.

— Здесь?.. А не в горах ли Тибета ее надо искать? — хмыкнул отец. — Это ведь что-то буддистское, не так ли?..

— Шамбала — это рай, — лицо Хаскинсона как-то странно исказилось. — Туда можно попасть из любого места. Там можно обрести великую силу и исполнить все свои желания.

— А как же плата, Хаскинсон?.. За все в мире приходится платить, — это сказал не отец. Это сказал я.

Хотя на самом деле один бог, если он все же существует, знает, что я почувствовал, услышав об этой самой "Шамбале". Желания и обещания, как же... То наше с Альфонсом обещание о встрече выполнено... но если бы мы могли вернуться... и если бы мы могли вернуть прошлое...

— Платить?! — Хаскинсон обернулся ко мне, растянув в улыбке острые волчьи зубы. — Тот, кто силен, не платит, мальчик-инвалид. Тот, кто силен, просто берет.

— Значит, вы думаете, что, если откроете Врата, за ними окажется Шамбала? — спросил отец. — А вам не приходило в голову, что ее может там не быть.

— Врата?! — произнес ясный женский голос. — О чем ты говоришь, Гогенхайм! Врата давным-давно открыты!

Надо сказать, что к тому времени нас уже протащили по каким-то тоннелям и мы оказались на каменной площадке под пронизывающим ветром и серым небом. Неужели уже вечереет?.. или это просто гроза опускается?.. как бы там ни было, но небо, кажется, стремительно темнело.

А женщина уже стояла на площадке, ждала нас. Она была одета по-мужски: в военную форму и хромовые сапоги. На красивом, холеном лице змеилась издевательская улыбка.

— Врата открыты, — продолжила она медовым тоном, — иначе откуда бы у меня взялись средства организовать все это?.. — она окинула замок широким жестом. — Кстати, как тебе размах?.. Ах да, ты же почти ничего не видел... Но все равно, приятно с тобой встретиться снова, даже если я не дождусь ни слова похвалы. А Эдвард... надо же, как вырос! Совсем уже взрослый стал. Ну, каково жить на этом свете, зная, что за твою жизнь расплатились?..

— Ты, как всегда, больно жалишь, Данте, — произнес Гогенхайм. — Новые тела тебя не меняют.

Данте! Надо же, отец узнал ее буквального с первого взгляда... действительно, а кто еще это может быть?

Она рассмеялась, красиво закидывая голову.

— Уже который раз встречаемся, Гогенхайм, и все не можем убить друг друга. Может быть, это стало уже своего рода спортом?.. Так сказать, семейным спортом?.. — она снова бросила на меня холодный взгляд ... на сей раз светло-серых... глаз. — Вообще-то жаль, что мне пришлось так быстро выбирать тело, которое следует занять... тех обломков философского камня, что сожрал мой слуга, на многое не хватило. А то я обязательно отыскала бы в этом мире ту женщину... как ее бишь звали?.. Триша Хансон?.. Молодец, Гогенхайм: довольствуешься суррогатом, если уж нельзя получить оригинал. Да и сын твой недалеко ушел, — так, а зрачки у нее все-таки круглые... я бы не удивился, если бы были вертикальные. — Интересно, какие у тебя, Эд, отношения с тем юношей?.. Ты ведь так любил своего погибшего брата, а?..

— Спокойно, Эдвард! — предостерегающе воскликнул отец. — Ей охота над нами поглумиться, вывести из себя.

— Разумеется, — Данте улыбнулась. — А тебе, милый, никак не откажешь в проницательности. Простишь меня за это невинное удовольствие?..

При этом она бросила на меня удивленный взгляд: ей невдомек было, почему я, и в самом деле, хотя бы не сделал попытку вырваться из рук своих стражей и вцепиться в ее мерзкую грязную глотку. А все объяснялось очень просто: у меня, конечно, нет отцовского хладнокровия, но и стрела Данте улетела в пустоту. Данте не знала, что Альфонс жив! Просто не знала! Она сбежала еще до того, как я оживил его... она не знала, отчего я оказался в этом мире... уж где ей подумать, что бывают такие идиоты на свете, как я! А значит, все, что она говорит, не могло меня никак задеть. Я только стоял и мрачно улыбался. В конце концов, все стервы одинаковы. Их словно по одной кальке рисуют. Их хлебом не корми, дай только поиздеваться над главным героем. А я главный герой?.. Несомненно, главней еще поискать! Стало быть, сейчас обязательно случиться что-то такое, что позволит мне быстренько освободиться, накостылять ей по шее, и...

И оно случилось. Над скальным обрывом в воздух взвился дракон и всем весом обрушился на скальный козырек. Мы с отцом и, к сожалению, Данте, еле успели нырнуть внутрь. Что касается стражей, то они просто посыпались с обрыва вниз, мимо тропы.

— Что происходит?! — заорала Данте. — Зависть, ты что, взбесился?!

— Зависть?! — мы с отцом переглянулись.

— Все правильно! — воскликнул я. — Он попал сюда прямо передо мной! Только почему в таком виде?!

Ответом, однако, был только громкий рев снаружи и еще один мощный удар.

— Данте, радость моя, — произнес отец опасно беззаботным тоном, — может быть, ты скажешь нам, какого черта мы вообще понадобились этой образине?!

— Месть вершить, вот чего! — крикнула Данте. — Он отказывался показать дорогу к Шамбале, пока вас не прикончит! Черт, и как меня угораздило встать с вами рядом?! Все было бы нормально, если бы он не обезумел! Тут у нас Врата на кого-то только что среагировали, а он же на врата завязан намертво! Упс, — она на секунду прикрыла ладонью рот, сообразив, что слишком много сказала.

— Это все твое тщеславие и желание покрасоваться! — Гогенхайм закончил распутывать руки и торопливо развязал мои.— Сколько раз я тебе советовал быть поскромнее!

Но Данте ничего не ответила — только кинулась вглубь по коридору. Мы кинулись следом — а что нам еще оставалось?..

Не знаю, сколько мы с Уэнди целовались — кажется, очень недолго, — но прервало нас деликатное покашливание.

Мы резко обернулись, причем я на всякий случай принял боевую стойку, отодвигая Уэнди за спину. Стойка была одна из тех, что как-то пытался показать мне Эдвард, и у меня не было уверенности, что она у меня хорошо получилась, но лучше сделать хоть что-то.

— Я бы на твоем месте держал правую руку пониже, — посоветовал мне мистер Мэтьюз. — А левую не так бы сгибал в локте. А вот ноги правильно поставил, молодец.

— Уф... — я опустил руки. — Что вы тут делаете?

— Честно говоря, пришел тебя освобождать и устраивать побег под шумок, — произнес он безмятежно. — Как вижу, даже не только тебе, но и этой юной леди... откуда она, кстати, тут взялась?

— Дядя Рой! — Уэнди высунулась из-за моей спины. — Вы меня не узнаете?..

— Уэнди?! — ахнул он. — Зачем ты подстриглась?

— Длинные волосы под шлем не лезут.

— Значит, вы... знакомы?.. — Рой Мэтьюз обалдело переводил взгляд с меня на нее и обратно. — А полковник Честертон в курсе?

— Папа теперь генерал, — с гордостью сказала Уэнди. — О чем в курсе? Ничего ведь и не было. А вы... вы все-таки живы! Лиза так обрадуется! Она просто с ума сойдет от счастья!

— Элизабет... она...

— Она не замужем и вас ждет! Ну, то есть не ждет, она же не знает, что вы живы, но все равно! Я ей сколько раз говорила, чтобы она нашла себе какого-нибудь красавца, а она только улыбалась, и все!

— Ну спасибо, Уэнди, — хмыкнул Мэтьюз и взъерошил ей волосы.

— Всегда рада помочь, дядя Рой.

— Дай-ка я угадаю... ты прилетела сюда на самолете. Да?

— Да, мы с Лизой их построили! Целых два, и такие красавцы! А эти сволочи, — Уэнди ввернула крепкое словечко и виновато покосилась на меня, но я сделал вид, что ничего не заметил — в принципе, эти ребята такого эпитета заслуживали, — эти сволочи один разнесли! Как раз тот, на котором были мы с Эдвардом! Не с вашим Эдвардом, — торопливо добавила она, видя, как Мэтьюз приоткрыл рот, — ваш пропал давным-давно, к несчастью. Это другой Эдвард, Элрик его фамилия, друг Ала. И брат его был, кстати, тоже Альфонс.

— Выходит, он все-таки нашел брата?.. — я улыбнулся. — Рад за него.

— Ой, кстати, я же только что сообразила! У вас с этим братом так голоса похожи — ну прямо как один человек!

Похожи голоса... и зовут того тоже Альфонс... небось, и характеры еще сходные... я вдруг вспомнил, что Эдвард даже с самого начала нашего знакомства частенько вворачивал фразочки типа: "Я знал, что ты так скажешь"... может быть, как раз из-за этого Эдвард не хотел называть меня по имени?.. Может быть, ему больно было вспоминать, когда он думал, что больше не увидит своего брата вновь?..

Брат... мне вообще странно, как братьев можно любить. Надо думать, если я встречу своего на темной аллее, один из нас живым оттуда не уйдет. Но, видно, у Эдварда в семье были совсем другие отношения... хорошо, что есть все-таки на свете счастливые люди.

— Знаете что, — сердито произнес Рой Мэтьюз, — мы тут себя ведем, как герои рыцарских романов: стоим в коридоре замка злого чародея и болтаем о посторонних вещах, когда надо драпать.

— Извините, — я слегка сконфузился.

— Не извиняться надо, а делать ноги, — и Мэтьюз быстро зашагал по коридору. Мы последовали за ним. Потом он свернул в сторону, надавил на панель, и часть стены отъехала в сторону. В проеме висели хлопья паутины, в тусклом свете, проникающем из коридора, я рассмотрел уходящие вниз ступени.

Мы вошли внутрь, Мэтьюз повозился у двери, нажал на какой-то рычаг, и каменный блок послушно вернулся на место, отсекая от нас освещенный кусок коридора.

— Так... тут где-то я оставлял керосинку...

Лампа нашлась быстро, равно как и спички, и скоро при ее тусклом свете Мэтьюз излагал нам инструкции:

— Спуститесь до самого низа, — наставлял Мэтьюз, — и там будет подводная пещера со скоростными моторными катерами. Сможете управиться?

Уэнди кивнула.

— Вожу все, что движется, — легкомысленно сказала она.

— Как только выйдете в открытое море, держите курс все время на восток, никуда не отклоняйтесь. Упретесь в Норвегию, здесь не так далеко: часов восемь-десять, может, будете плыть. Ну, сутки, если вдруг противный ветер.

— Погодите, а вы, что, с нами не пойдете?! — изумился я.

Мэтьюз покачал головой.

— Только не теперь, — сказал он.

— Почему?.. Что вас держит?! — изумился я.

— Только не теперь, когда они так близко подобрались к Шамбале.

— А это еще что за штука?!

— Шамбала — это рай. Это исполнение желаний.

— И что?..

— Я... слегка ввел тебя в заблуждение, Альфонс. Я работал здесь не только потому, что меня шантажировали. Дело в том, что я быстро догадался... эти Врата, что ты видел — они ведут в другие миры. А еще за ними — источник абсолютного знания. А если открыть их правильно... ключом... они даруют власть над временем и пространством. Они ведут в область, где желания сбываются, откуда можно воздействовать на вселенную.

— Вы сумасшедший! — я отшатнулся. — Как это... разве такое можно вычислить?..

— Отчасти вычислить, отчасти прочитать. Вы — молоды и талантливы, Альфонс... но никогда не стоит пренебрегать старыми знаниями, иногда даже не из области физики. Наши предки интуитивно чувствовали или твердо знали многое из того, чему мы сейчас только подбираем объяснения.

— И... что?..

— Они ищут человека из параллельного мира, который недавно прошел Вратами. Его имя — Гогенхайм. С некоторых пор они ищут другого человека... вроде бы его родственника, что-то в этом роде. Мои каналы информации, как понимаете, изрядно ограничены. Есть шанс, что они могут проложить путь в эту самую Шамбалу... насколько я понял. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Гогенхайм — это отец Эдварда... — ахнула Уэнди.

— А Эдвард... — тут у меня сама собой в голове сложилась странная теория. И причуды моего друга становились на свои места. Все-все. И то, что он так похож на Эдварда Мэтьюза...

— Скажите, а в параллельных мирах могут быть двойники? — спросил я.

— Даже обязательно должны быть, как я думаю, — пожал плечами Мэтьюз. — И у людей, и у вещей. И у некоторых событий.

А вот теперь все вообще становилось яснее ясного. Выходит, Эдвард Элрик — двойник Эдварда Мэтьюза... а я — выходит, двойник его брата?.. Ха! Тогда ясно и его странное отношение ко мне, и все прочие заморочки... я даже сам удивился: эта мысль, вместо того, чтобы возмутить меня, вызвала что-то вроде волны грустной нежности... если бы я только мог этому поверить.

— Чушь какая-то... — сказала Уэнди слабым голосом, озвучив мои мысли. — А эта Шамбала... вам-то она зачем, дядя Рой? Пойдемте с нами! Лиза вас ждет!

Мэтьюз отвел глаза.

— Я не имею права, — глухо сказал он. — Теперь, когда у меня есть возможность наконец-то искупить свою вину...

— .Какую вину?!

— Мой брат и его жена... родители Эдварда. Они... в общем, они погибли из-за меня. Это старая, долгая и путаная история, и я не хочу и не могу рассказывать ее вам сейчас. Но если эта Шамбала... если там действительно исполняются желания...

— Какая чушь! — воскликнул я, ибо на меня дохнуло ужасом. — Нельзя воскресить мертвеца! Просто нельзя!

— Да. — Мэтьюз прямо посмотрел мне в глаза. — Но ты бы на моем месте не попытался, а, Альфонс?

— Мне сложно поставить себя на ваше место, — улыбнулся я. — Все мои родные живы... к сожалению. Мой брат украл у отца деньги и сбежал из дома, свалив все на меня. Это ладно, из-за одного этого я бы не переживал так, но в результате у отца случился инфаркт, а мать сошла с ума. Так что мое желание — это, пожалуй, убить Рейнхарда. А это можно сделать и без всяких Шамбал.

Уэнди охнула.

— Ты мне никогда... не писал об этом.

— С чего бы я писал, Уэнди, милая?.. — тихо сказал я. — У тебя ведь и своих горестей было довольно, с чего бы я стал вываливать мои?.. Понимаете, мистер Мэтьюз, — теперь я уже обращался к нему, и для разнообразия начал вдруг говорить по-английски, — я еще не так долго живу на свете, но даже мне понятно, что никаких абсолютных решений не существует. Быть может, и впрямь есть эти параллельные миры, и впрямь есть эта Шамбала... но... — я вспомнил вдруг, как Эдвард — не тот, который Элрик, а мальчик— Эдвард из моего детства, — говорил мне об иных планетах, где оживают все мертвые, а я сказал про Бисмарка и Наполеона, — но у всего в мире существует своя цена, и ни в коем случае нельзя забывать об этом! Должно быть, жуткое место — эта Шамбала, если там действительно исполняются все-все желания.

Я шагнул мимо Мэтьюза и потянул рычаг, открывающий дверь — мне удалось нащупать его с первого раза.

— Ты куда, парень?! — воскликнул Мэтьюз.

— Насколько я понял, тут где-то в замке находится Эдвард, его брат и, возможно, отец. Мы не можем их просто взять и бросить, из другого они мира или нет. Удирать — так всем вместе.

Мимо нас, совершенно не обращая на внезапно появившихся из стены гражданских, протопотало штук пять местных "солдатиков".

— Похоже, твои идейные последователи, — обескуражено произнес Мэтьюз. — Уже шесть лет здесь, а первый раз такой бардак вижу! Что же у них стряслось?!

— Так пойдемте выясним, — сказал я, решительно вытягивая Уэнди за руку из потайного хода.