Жертвы Северной войны

Эдвард соскочил с подножки на перрон вслед за Квачем. Пес, на поводке и в наморднике, радостно взвыл и кинулся к ближайшему столбу, чуть не выдернув поводок из руки Эдварда. Собаки. Каким образом он позволил втянуть себя в дело, в котором замешана собака?.. Можно подумать, ему дома собак не хватает. И какого черта он вообще об этой псине заботится?..

Ладно, не в Кваче дело, а в Мари. Она спала — заснула сидя. Лицо ее выглядело почти изможденным. Эдвард даже поймал себя на мысли: "Бедная девочка". Девочка?.. Ну да, она младше его на девять лет. В любом случае, будить ее Эдварду не хотелось, поэтому, когда на остановке Квач встрепенулся, заскулил и начал тыкаться носом Эдварду в колени, ему пришлось, скрипя зубами, повести собаку на прогулку. Хорошо еще, воспитанный пес не стал делать свои дела в вагоне.

Хм... кстати, а покормить его не надо?.. Вроде бы в Зигсдорфе Мари его кормила, а с тех пор прошло довольно мало времени, но кто его знает...

Ожидая, пока Квач закончит поливать столб, Эдвард со скучающим видом обозревал перрон. Обыкновенный провинциальный вокзал, две полосы... Здание, над крышей большие буквы "Камелот"... смешное название, Эдвард еще с юности над ним потешался. С тех пор, как он проезжал здесь последний раз (года три назад), здание успели покрасить, и добавили новую пристройку. Как раз около этой пристройки стоял человек... кто-то очень знакомый. Разговаривал с каким-то работягой, но сам на работягу не похож: строгий костюм, очки... вот неловко подцепил галстук, ослабил... ужасно знакомый жест. Кто-то все время поступал так. Только ослаблял не галстук, а... что?.. Правильно, форменный воротничок! Шея у него все время потеет, вот что. Как-то он Эдварду на это жаловался.

Росс Малькольм!

Как он выжил?!

Не успел Эдвард осознать эту мысль во всей ее полноте, как человек обернулся. Их взгляды встретились. Ясно, что тому много времени на узнавание не потребовалось: внешность инспектора по-прежнему оставалась весьма приметной. Рот Малькольма приоткрылся, он плечом толкнул дверь, около которой стоял, и скрылся внутри пристройки.

— Стоять! — крикнул Эдвард, и сорвался следом. Поводок был намотан на его кулак, так что Квачу пришлось волей-неволей рвануть за человеком. Пес чуть ли не в воздухе полоскался, с такой скоростью несся Эдвард. Неудачно сросшаяся рука моментально заныла. Епрст, она-то тут при чем?! Он же не на руках бежит!

Эдвард так же ударил плечом в дверь пристройки... слава богу, она послушно отворилась. Внутри было тихое станционное кафе: влажные от пролитого пива столы, между ними снуло шла к стойке толстая официантка в наколке, покосившейся на сожженные перекисью водорода, химически уложенные кудри... Она оказалась на дороге, и Эдвард толкнул ее плечом, так что поднос — к счастью, пустой, — который девушка держала в руках, полетел на пол. Вслед за Эдвардом между столами пронесся Квач, тоже толкнув официантку.

— Хам! — заорала девица, — животное! — но Эдвард уже вылетел в дверь... Дверь была из тех, что еле держатся на петлях и открываются в обе стороны. Когда Эдвард подбегал к ней, она еще хлопала от того, что через нее проскочил, без сомнения, Малькольм.

Перед вокзалом была не площадь — так, крохотная площадка, обсаженная кустами жасмина. Сейчас жасмин уже, конечно, прихватило золотом, но по весне белые облака цветов одуряюще пахли, вызывая у отъезжающих острую ностальгию, а у приезжающих — буколическое желание осесть в этом тихом городке навсегда... Наверное. Эдвард, разумеется, об этом не думал.

Росс, отчаянно и неумело "качая маятник" ("Этот идиот, что, думает, что я собрался по нему стрелять?!") рванул к одной-единственной машине, притулившейся на подъездной дорожке. Старенький, но ухоженный "паккард" на паровом движке... Вода — чудесная субстанция. Такая податливая.

Так, размотать поводок... какого черта он намотал его на кулак?! Это с полсекунды... Квач, скуля, бросился в кусты... теперь вперед!

Эдвард бросился наперерез выруливающей на более широкую проездную дорогу машине и вскочил на капот. Трюк, в лучших традициях былых времен, удался на все сто: Эдвард видел за стеклом похожие на плошки глаза Малькольма, когда алхимик, хлопнув в ладоши, прижал обе руки к капоту. Жалко портить хорошую вещь, ну да ладно...

Под капотом слабенько бухнуло, машину занесло задом и развернуло пару раз. Эдвард спрыгнул. Из-под крышки капота повалил неприятный серый дым.

Эдвард обежал машину, рванул дверцу на себя, вытащил Малькольма.

— Как тебе удалось спастись?! — прорычал он. — Отвечай!

Ведь Малькольм был там, на базе! Если он смог, так, может, и... Видение отчаянной, безумной надежды буквально обожгло Эдварда. Он почти задохнулся на секунду, потому что воздуха как-то сразу перестало хватать. К счастью, Малькольм ничего не заметил. Мальчишка все так же испуганно и зло смотрел на Эдварда.

— Как ТЕБЕ удалось спастись, предатель?! — почти выплюнул он. Может быть, плюнул бы и по-настоящему, да только галстук, который Эдвард тянул на себя, почти душил паренька.

— Здесь вопросы задаю я! — рявкнул Эдвард. — Отвечай, быстро!

— Наследница Вождя позаботилась о нас. Мы ушли еще до взрыва. Мы попали в пожар, но сумели уйти.

Значит, никакого чудесного избавления из подземелья не было... Или все-таки? Наследница вождя... Жозефина Варди? А вождь кто? Неужели Панчини? Сделала из него мученика... ладно, это потом.

— Сколько было эвакуировано?! Отвечай, сколько?!

Росс Малькольм, обвиснув в руках Эдварда, молчал и улыбался. Что за знакомое выражение лица, боже! Эдвард видел его не раз. Во всех мирах. Фанатизм — вот как это называется.

Ругнувшись, Эдвард втолкнул своего пленника обратно в машину. Хлопок, приложить руки к сиденью — и то плотно сомкнулось вокруг Малькольма, охватывая его мягкими, но совершенно непреодолимыми тисками. Это произошло так быстро, что тот даже рвануться прочь не успел. Да и не был он, со своей университетской физподготовкой, противником Эдварду.

— А теперь скажи вот что, — тихо произнес Эдвард. — Тебя послали следить за мной?

— Да! — выпалил Росс очень быстро. — Мы всегда следим за предателями!

— А ведь врешь, — скучным голосом произнес Эдвард. — Если бы тебе дали задание следить за мной, ты бы так мне не подставился. Да и не отправили бы тебя в одиночку. Значит, ни ты, ни твои начальники не ожидали меня встретить здесь. Ничего, сейчас я позвоню в местный полицейский участок... они имеют приказ о содействии. Потом тебя перевезут в Столицу, если надо, и допросят с медикаментами, если ты не заговоришь так. Но подумай, Росс... ты парень молодой, тебе наговорили с три короба, и все такое... если ты будешь сотрудничать со следствием, ты можешь отвертеться от обвинения в измене Родине. Понимаешь?.. Измена — гарантированная вышка. Если ты просто жертва...

— Все мы жертвы, — губы Росса искривились. — Жертвы войны. Я не буду ничего говорить, Эдвард. Я умру за то же дело, что и вождь. Если в тебе осталось хоть что-то святое, то ты скажешь маме, что это был просто несчастный случай.

— Кто тебе позволит, щенок! — рявкнул Эд. — Умирать собрался, тоже мне! Если ты думаешь, что кто-то предоставит тебе возможность для красивого самоубийства в камере... Эй, Росс, стой!

Но было уже поздно. Парень вдруг наклонил голову и вцепился отчаянно зубами в край высокого воротника-стойки... лицо его перекосилось, потом закатились глаза, он отпустил рубашку, и голова упала на грудь.

Эдвард ругнулся и прижал пальцы левой руки к шее юноши. Пульс бился часто и неровно.

— Росс! — Эдвард схватил парня за волосы, запрокинул голову, ударил его по щекам... ушиб локоть о приборную доску: в машине не размахнуться. — Росс! — еще удар. Нажать на грудную клетку...

— П-поздно... — прошипел Малькольм. — Мы победим...

— Росс! — Эдвард снова ударил его, на сей раз в челюсть, со всей дури. И сообразил, что ударил труп.

Только тогда Эдвард понял, отчего у него туман в глазах. Не туман. Это слезы.

Дурак! Мальчишка! Черт возьми, какой же идиот! Зачем было кончать с собой?! Он что, решил, что его будут пытать?! Что за идиотизм — зашитые в воротник ампулы?! Одно дело, когда так поступают шпионы — хотя они-то обычно, предпринимают что-то более технологически сложное, но и более надежное... типа ампулы в зубе. Ампула с ядом в воротнике — это прошлый век!

Да и вообще, кто мог предвидеть, что эсеры пойдут на такие меры?.. Ведь Росс — явная пешка, он не мог знать ничего важного! Или все-таки?..

"Ты мог, — понял Эдвард с убийственной ясностью. — Именно ты. Ты знал, что эта... вошла в контакт с какой-то иностранной державой. Ты знал, насколько она безжалостна и изобретательна. И ты знал, насколько Росс наивен и восторжен. Так что это все — твоя вина. Снова твоя. Смерть этого одураченного мальчишки на твоей совести".

И тут Эдвард услышал далекий, но тем не менее вполне различимый гудок. Это поезд отходил от станции.

О нет! Там же Мари, и совершенно одна! Кто знает, что может случиться?!

Поджавший хвост Квач подошел к машине, сунул нос внутрь и, жалобно поскуливая, с надеждой смотрел на Эдварда. "Пойдем теперь к хозяйке, а?.. Ну пожалуйста!"

Полицейские Кениг-Велли встретили Эдварда как ангела небесного. По крайней мере, Мари так показалось. Ребята, кажется, уже совсем запутались, что с ней делать. С одной стороны, она, вроде как, задержала преступника... но, с другой, ехала по подложным документам (по крайней мере, так это выглядело, ибо на руках у Мари, разумеется, был паспорт на ее нормальное имя, без всяких там "Элриков"), а кроме того, сама быстрота и активность ее действий, кажется, побудили полицейских держаться с ней настороже. Ее сняли с поезда вместе с арестованными на следующей станции (против чего Мари совершенно не возражала, так как ей еще надо было найти Эдварда), и начали довольно-таки вежливо, но настойчиво расспрашивать: кто она такая, кем приходится начальнику Особого отдела Элрику (по тому, как полицейские норовили вытянуться по струнке при одном упоминании этого учреждения, Мари заподозрила, что отдел этот еще более Особый, чем она думает, и уж точно к МЧС имеет мало отношения... хотя это еще как понимать "чрезвычайную" ситуацию), и так далее, и тому подобное. Все ответы Мари типа: "Да я обычный сельский врач!" вызывали только вежливое недоверие. Кажется, они подозревали в ней не то сообщницу, не то вообще неизвестно кого. То, что Эдварда с ней в купе не оказалось, только подогревало их подозрения.

Потом, слава Богу, последовал звонок из Камелота, разом решивший все проблемы. Оказывается, инспектор, отставший от поезда, уже направляется сюда, чтобы забрать свою спутницу. А заодно, очевидно, дать указания по поводу Дага Танидзаки и его несовершеннолетней подельницы Тиши Леннокс. Факт несовершеннолетия девочки, кстати, заставил глаза местного следователя загореться нехорошим блеском, ибо это давало возможность влепить "поездному террористу" еще одну статью. Не то чтобы ему их не хватало, но ведь всегда приятно, правда?.. Обвинять ли саму Тишу — и в чем обвинять — пока было не ясно. Мари, повинуясь неким неясным до конца соображениям, не стала показывать полиции нож. Всегда успеется. Ей было жалко девочку. Если Тише припишут нападение с попыткой убийства... как минимум пять, а то и восемь лет тюрьмы. Если она исхитрится доказать, что ничего не знала, как то заявил Мари Даг, ее могут и вовсе отпустить. Мари решила сначала переговорить с ней. Кроме того, Мари мучила совесть: оказалось, она двинула пистолетом Тише по голове слишком сильно, так, что девочка заработала сотрясение мозга. Сейчас ее положили в небольшой лазарет при полицейском участке.

Эдвард явился только под вечер, что было значительно позже, чем ожидала Мари, и явно позже, чем нужно было для душевного равновесия стражей порядка. Мари как раз сидела в маленькой комнатке рядом с кабинетом местного следователя, ужинала (один из служащих принес бутербродов и чая — из участка Мари на всякий случай не выпускали), как она услышала знакомый голос за полуприкрытой дверью.

"Ну слава богу!" — подумала Мари, и вскочила с низенького диванчика.

Дверь распахнулась, на пороге стоял Эдвард. По мнению Мари, он вообще улыбался весьма редко, но таким мрачным она его еще не видела.

— Мари, с вами все в порядке? — хрипло спросил он.

Мари чуть вскинула брови.

— А похоже, что что-то не в порядке? Я что, валяюсь здесь на полу, истекая кровью? Эдвард, может быть, хватит шаблонных фраз?

— Вы о чем? — удивился он.

— А, — Мари махнула рукой. — Почему-то во всех кинофильмах и книгах герои только и делают, что спрашивают друг друга, все ли с ними в порядке. А вам ведь наверняка уже доложили, что я цела и невредима.

— Но отнюдь не благодаря мне, — Эдвард поморщился.

— Да, действительно, — в голосе Мари явственно проскочил сарказм: она слишком устала, чтобы его маскировать. — Где вас носило? Или это государственная тайна? И где Квач?

— Почти, — Эдвард устало потер лоб. — Прошу, — он сделал приглашающий жест в кабинет детектива. — Расскажите нам еще раз обстоятельства дела. А Квач, — он поймал ее нетерпеливый взгляд, — тут же, в приемной. Я его поручил одному сержанту.

И в кабинете детектива, на сей раз не только под взглядом сего достойного представителя власти, но и под взглядом Эдварда, Мари в очередной раз поведала всю историю.

— Кстати, может быть, скажете мне, за что этот Танидзаки так на вас обозлился? — спросила Мари.

— Да, инспектор, мне тоже очень хотелось бы знать, — кивнул детектив. — Сам Танидзаки говорить отказывается. Мы запросили из центрального архива информацию о нем, но пока не получили.

— Мммм... честно говоря, не помню, — пожал плечами Эдвард.

— Что?! — Мари и детектив в праведном гневе уставились на него.

— А он, похоже, вас отлично помнит! — не сдержавшись, добавила Мари. — Чуть меня не прикончил в знак этой памяти.

— Ну, разве я обязан запоминать всех?! — почти огрызнулся Эдвард. — Двадцать лет назад мне было четырнадцать! Я тогда был вольным государственным алхимиком, ездил по стране, искал приключений на собственную задницу! Видно, во время одного из этих приключений с ним и пересекся...

— Может быть, если вы на него посмотрите? — спросил инспектор, и протянул Эдварду через стол сделанные здесь же, в участке, фотографии Танидзаки.

Эдвард, прищурившись, некоторое время изучал их.

— Нет, — сказал он, откладывая фотографии в сторону. — Видно, он сильно изменился. Ал, наверное, вспомнил бы... — Эдвард сильно помрачнел. — Кстати, а как зовут девочку?

— Тиша Леннокс, — ответил детектив. — Мы пока ее предварительно допросили. Она или и в самом деле ничего не знает, или решила уйти в глухую несознанку. От таких молоденьких штучек можно ожидать чего угодно. Кстати, она студентка столичной Академии Художеств.

— Леннокс... — Эдвард наморщил лоб. — Леннокс... и художники... и Танидзаки... Ну конечно! Именно Академия Художеств! — Эдвард хлопнул себя по лбу. — Боже мой, как я мог забыть! А ведь мы тогда так гордились, что сумели раскрутить это дело. Понимаете, — обратился он к Мари и детективу, — нам поручили этот случай, потому что сын потерпевшего был знаменитым алхимиком. Ну, по знакомству, то се... Сперва подозрение пало на Леннокса... Джима Леннокса, это один из преподавателей был, еще совсем молодой человек... потом, к счастью, мы вышли на настоящего виновника — его учителя, знаменитого Дагласа Танидзаки.

— Никогда о таком не слышал, — пожал плечами детектив.

— Я тоже, — кивнул Эдвард, — но я никогда не интересовался живописью. А он вроде как был известен. Но потом, конечно, от него все отвернулись...

— А что он натворил? — спросила Мари.

— Убил хомячка, — коротко пояснил Эдвард. — Топором.

В комнате повисло удивленное молчание.

— Не знал, что наш уголовный кодекс так строго карает за вивисекцию, — осторожно начал детектив. — Или это был какой-то особенный хомячок?

— Да нет, ничего особенного, разве что он принадлежал Президенту Академии.

— Все равно я не понимаю...

— И в момент совершения преступления сидел на голове у хозяина.

— О!

— Художники — темпераментный народ, — поморщился Эдвард. — Эту бы энергию — да в картины.

— Но он действительно был гениален? — спросила Мари. — Я о Танидзаки, конечно.

— Говорят, что да, — пожал плечами Эдвард. — Я уже сказал, что не слишком увлекался живописью. Но Алу его картины очень понравились.