— Уж как-нибудь.
— Надеюсь на твое профессиональное прикрытие. Да, чуть не забыла, сейчас мы вернемся.
Лоуд сгинула и почти тут же явилась уже не одна — возникли шагах в пяти от 'стартовой' точки.
— Сдурела?! — ошеломленно ахнула Катрин. — Она же не готова!
— Чего это 'не готова'? — удивилась оборотень, в очередной раз меняя облик. — Мы неоднократно беседовали, обучались, и вот он — славный момент дебюта. Трусить мы не станем!
Эшелон подкрадывался осторожно — предупреждающий фонарь видели издали. Паровоз остановился шагах в двухстах, насыпь там изгибалась, угадывались живо рассыпающиеся из вагонов казаки с винтовками. После паузы трое двинулись по полотну к будке. Одинокий человек с фонарем неспешно шагал им навстречу...
Разглядев встречающего, есаул онемел. Оба казака тоже обмерли, младший чуть не уронил карабин.
— Царь!
Шедший навстречу л-Николай-II повыше поднял фонарь:
— Здорово, станичники! Донцы?
— Так точно, ваше импер.., — есаул, уж немолодой, видавший виды, сбился.
Император махнул дланью:
— Без чинов. Я в отставке, давно корону на гвоздик повесил. Сперли уж небось, демократские мазурики.
Казаки неуверенно заулыбались. Отставной царь одет был легко: без шинели, на кителе блестит одинокий георгиевский крестик, погоны сняты, фуражка лихо сбита чуть на бок — действительно в отставке, по-простому. В остальном — истинный император, как на картинке, даже лучше, проще и веселее. Видать, успел отдохнуть без трона.
— Смех смехом, станичники, а дела-то нехороши, — л-Николай указал фонарем в сторону разодранного взрывом, задравшегося поросячьим хвостиком рельса. — Рванули чугунку, не иначе как по вашу душу старались. Хорошо мы с конвойцами из гостей возвращались, на звук свернули. Джигиты мои следом за мерзавцами, а я гляжу — поезд! Вообще-то, мне на люди показываться нельзя, уговор с новым правительством строгий. Ну, уж тут такое дело, пришлось выбирать, — вдруг под откос слетите? Рискнул я объявиться. Вы уж не выдавайте отставника, я ж под честное слово отпущен, нельзя мне на общество.
— Так точно, ваше... — есаул опять сбился.
— Просто Николай Александрович, — великодушно разрешил пенсионер Романов. — Или 'гражданин полковник', звания меня никто не лишал.
— Так точно! — казаки отдали честь.
— А что там, в Петрограде? — осмелился спросить есаул. — Говорят, бунтуют сильно, офицеров и казаков прямо на улицах стреляют.
— Сильно преувеличено, — Николай открыл портсигар, угостил папиросками казаков. — Но неспокойно, это да. Керенский — сопля адвокатская, разве он что может? Эх, дурила! Большевики опять же свое жмут. Наглые, просто жуть. Но и понять можно — хлеб в город завозят дурно, бабы ропщут, детишки скулят, кругом дороговизна и недовольство, все жалуются и плачутся. Спекуляция торжествует, в лавках за селедку как за осетров требуют. Сущее безобразие!
— Это все жиды мутят, — шалея от собственной наглости, осмелился вставить казак постарше.
— И это тоже, — признал бывший царь. — Но если б только иудеи ловчили, оно бы полбеды, управиться можно. Так и свои, православные, мухлюют. 'Посулите нашему жулью 300 процентов прибыли, и нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы', — как мне давеча телефонировал патриарх Тихон. Э-хе-хе... На вас, казаков, только и надежда. Не подведите, станичники, нынче умом и хладнокровьем действовать надо.
— Да мы ж разве когда подводили... — есаул от полноты чувств стукнул по рукояти шашки. — Подождем, когда пути исправят, и... Порядок будет!
— Подождете, ты гутаришь... — л-Романов задумчиво пыхнул папироской и решительно отшвырнул окурок. — А чего нам ждать, станичники?! Нечего ждать, прождали уж все ожидания. Кто там у вас атаманит? Дайте ему знак. Скажу последнее слово казачьему обществу. Заодно и ознакомлю станичников кое с кем.
Казаки побежали к эшелону, а решительный л-Романов вернулся к будке.
— И что? — нервно осведомилась Катрин.
— По плану, — кратко ответила оборотень. — Придется речь сказать. Ну, парочка тезисов у меня заготовлена. Татьяна Николаевна, ты как? Готова?
— Нет! — в ужасе пискнула великая княгиня Татьяна. В заштопанном платье и криво сшитых меховых 'торбазах' она производила странное впечатление. Впрочем, изъятая у пулеметчика и накинутая на девичьи плечи шинель слегка скрашивала дисгармонию облика.
— К выступлению пред широкими народными массами привыкнуть нельзя, — утешила оборотень. — Это ж наш народ, любимый, ему палец в рот не клади. Ничего, искренность граждане-казаки ценят. Главное, когда на вагон будем лезть, юбки придерживай. А то они отвлекутся от текущего политического момента. Катерина Георгиевна, вы от пулемета не забывайте. Мало ли...
Оборотень повлекла несчастную княжну к эшелону: чадящий паровоз, изогнутая змея темного эшелона, копошащаяся вокруг человечья масса, сейчас казалась единым существом — истинным монстром. Татьяна спотыкалась о шпалы, л-отец (ныне выглядевший повыше своего скромного повседневного роста) цепко придерживал ее под локоть...
Брезентовая увесистая патронная лента легла в приемник, руки шпионки, пусть и с некоторым напряжением, припоминали последовательность манипуляций первого номера...
Речь блудного царя-батюшки Катрин практически не слышала. Ветер разрывал звуки, донося лишь отдельные слова и реакцию казаков. Станичники окружили плотным полукольцом вагон-трибуну, на крыше торчали две фигурки, казалось, их вот-вот снесет порывом ветра. В прицел пулемета Катрин наблюдала серые спины толпы, держала пальцы на гашетке, хотя стрелять в такой ситуации было едва ли разумно. Многоликий ушлый 'царь' может и вышмыгнет, но молоденькой княгине определенно конец...
Но строчить в казачьи спины не понадобилось. Судя по всему, говорила Лоуд душевно. Конечно, манерой держаться и жестикуляцией пенсионный царь весьма отличался от дореволюционного, но Катрин вообще не могла вспомнить каких-либо кадров хроники с реальным Романовым-последним, вещающим с публичной трибуны. Надо думать, казаки были не намного осведомленнее, да и лично встречать царя-батюшку им не приходилось...
...— обществу нужен мир, а не грызня с кровушкой! — настаивал л-Романов, потрясая кулаком. — Я для чего ушел?! Для умиротворения! А тут опять за штыки и ревОльверы?! Не бывать!
Истомленный войной казаки отзывались дружным ревом.
...— хлеб, мир, земля, свобода коневодства и рыболовства! Такие вот житейские советы мы давали Временном министрам. И где оно?!...
Сотни одобрительно потрясали воздетыми карабинами:
— Верна! Правильна!
Обращение царя-пенсионера к вольному полковому казачеству не затянулось. Лоуд как-то упоминала, что остроактуальная речь подобна первой кружке пива: глоток на пробу, большую часть залпом, и завершающие маленькие глоточки — для послевкусия. Есть и иные подходы к искусству ораторствования, всяческие уловки вкрадчивого завлекания или тактики многочасового нагнетания или усыпления, но то иной жанр.
Видимо, Татьяна Николаевна тоже сказала несколько слов — до Катрин они не долетели, но казаки ответили на обращение младшей Романовой ни менее одобрительным криком.
— Добро, пущай будет!
Возвращались лазутчики-ораторы по шпалам в добром здравии и не побитые. У л-царя под мышкой была почему-то шашка. Вот он обернулся, снял фуражку и в последний раз поклонился паровозу и воинству — оттуда ответно приветственно махали шапками.
— Трогательно, — отдуваясь, поведала Лоуд, обращаясь в саму себя — миловидную тетеньку средних параметров в лыжной шапочке общества 'Динамо'. — Любят и помнят нас в народе. Вот — шаблю презентовали. Татьяна тож ничего народу показалась, хотя голос ей надо нарабатывать.
— Спасибо, — прошептала княжна, абсолютно неаристократично присела на корточки и закрыла лицо руками.
— Ничего, приноровишься, поскольку... — оборотня прервал истошный гудок паровоза — эшелон пятился в ночь.
— Куда это они? — с тревогой спросила Катрин.
— Как куда?! Один на Бологое, другой на эту... тьфу, узловая, забыла как ее. Ну, они сами знают. Решено задерживать все продовольственные грузы, особенно с мукой, и перенаправлять в столицу. На нашем полковом сходе толковали о том, что разумнее входить в голодный город опосля подвоза провианта, а не наоборот.
— Ничего из этого не выйдет, — неуверенно сказала Катрин. — Они отъедут и думать начнут.
— Ясное дело, с наскока мало что получится. Но в Питер сегодня наш славный 1-й Донской опять же не доедет, да и альтернативное понимание о происходящем казачки уже заимели. По-моему, мое сравнение 'мастеровые, что ерши в верше: и выйти не могут, и подыхать не хотят, оттого станут колоться до последнего вздоху' вполне даже доходчивое.
— Вполне, — подтвердила Татьяна, не открывая лица. — Но папа так бы никогда не сказал. Поймают тебя.
— Чего меня ловить, когда вот она я, сама прихожу? — удивилась оборотень. — А папенька твой мог и измениться. Бытие оно определяет сознание! Вон, нынче рубит хижину, весь такой деловитый, бритоголовый — взглянуть приятно. Ладно, пора тебе в комариную благость возвращаться, не время еще легализоваться.
— Екатерина Григорьевна, можно мне ружье взять? — взмолилась княжна, обращаясь к малознакомой жестокой надзирательнице. — Хотя бы одну винтовку и полсотни патронов? К нам медведи приходили и еще кто-то.
— Винтовку брать бессмысленно, на патроны там надежды не будет, через раз осечки случаются, — с некоторым сочувствием объяснила Катрин.
Отбывающие прихватили снятые с трехлинеек штыки, обнаруженные в будке топор, ведро и лом.
Катрин проведала пленников, подбросила в печурку угля. Военнопленные уныло смотрели на мерзкую бабу и зябко ерзали — от шинелей их освободили: оно и понятно, у Амбер-озера любая одежда на вес золота.
— Сейчас уйду, веревку пережжете и свободны, — заверила невинно-связанных пленников Катрин.
В дверь бухнули кулаком:
— Чего сидим? Пошли! — призвала уже возвернувшаяся соратница.
В городе шпионки оказались почему-то на Калашниковской набережной.
— Это я устала, — пояснила Лоуд пытаясь вытереть испачканные подошвы о поребрик. — Очень насыщенная ночь. Спереди карабинами машут, в жопу пулемет смотрит, паровоз наехать норовит, а ты давай, мысли внятно излагай. Еще Александрыч прослезился, когда ему от казаков шашку передала. Эмоций многовато, оттого с устатку и заносит куда попало.
— Я без претензий, — заверила Катрин. — Ты виртуозно работаешь. Хотя речь толкнула немного популистскую. Впрочем, как отставной монарх имела полное право, тебе все одно не на выборы идти. Лихо вышло. Но нам теперь еще в Генштаб идти, и, желательно, с подлинными представителями от ВРК.
— Сделаем, — бодро отозвалась оборотень — судя по всему, она успела заскочить к своему экипажу или на Лагуну: перекусить, искупаться и выспаться.
________________________________________
[1] Мр-18 — немецкий пистолет-пулемёт образца 1918 года с горизонтальным магазином и деревянным прикладом. На момент описываемых событий неизвестен (на фронте появится через полгода).
[2] Строго говоря, Г.П. Полковников на данный момент был главным начальником округа, но переназначения в эти бурные дни шли с такой скоростью, что простительно именовать по старой должности. Тем более, что описанный здесь персонаж отличается от прототипа именем, званием и многим иным.
[3] В действительности — 32-зарядные. Не ошибка, шпионка сознательно упрощает ТТХ.
[4] Речь о приказе ?251 Главного начальника Петроградского округа от 24 октября 1917 года. Приказывалось всем частям и командам оставаться в казармах, за выход без приказа штаба округа — суд за вооруженный мятеж.
Глава девятая. Ночные разговоры и немного стрельбы
Литейный проспект, конспиративная квартира Центра
45 часов до часа Х.
— Барышня, номер 1044, срочно!
— Соединяю, — сонно отозвалась мембрана.
Звонивший придерживал трубку плечом и почти приплясывал от нетерпения. Наконец, отозвались:
— Богадельня общества Филиппа Гартоха прихода церкви святой Анны-Марии, лютеранск...
— Это Гид, — оборвал нетерпеливый абонент. — Господина Иванова, срочно!
— Послушайте, Гид, у вас же есть часы, — возмущенно намекнули на том конце провода.
— Бросьте, он все равно не спит! Передайте, что срочно! Срочно! Promptly![1]
Трубка замолчала.
Звонивший маялся у стола, то облокачиваясь о раскинутую карту, то вскакивал, и, оттопыривая зад в галифе горчичного сукна, наваливался животом. Плотнее прижимал ладонью к уху неудобную массивную трубку. Специально тянут, скоты. Специально!
Наконец, в трубку дунули и с чудовищным акцентом сообщили:
— Иванов у аппарата. Что случилось, дорогой наш Гид?
— Случилось! Весьма случилось, весьма! — с яростью зашипел куратор группы. — Она в городе! Я только что ее видел!
— Кто 'она'? — с настороженным недоумением уточнил Иванов-с-акцентом.
— Черт вас возьми! Я же рассказывал, предупреждал! Она — служащая конкурирующей фирмы. Это конец! Если они поняли, в чем дело и спустили с цепи эту цепкую суку, она пойдет по следу до конца и...
— Ах, вы об этой мифической особе. Полагаю, вы ошиблись, обознались...
— Я?! — Гид коротко хихикнул. — Обознался?! Естественно, мне ее так трудно запомнить...
На том конце провода помолчали, потом уточнили:
— Что, действительно она?
— Практически не изменилась, — Гид застонал. — Я знал, я чувствовал...
— Не паникуйте! — приказал Иванов-с-акцентом. — Где вы ее видели?
— Контролировал работу в известном вам месте. Утром будет в газетах. И тут смотрю... Она с генералом. Стоит, стерва, скалится...
— Спокойно! Она вас видела?
— Нет! Иначе я бы вас вряд ли потревожил.
— Перестаньте, Гид. Прошло много лет, едва ли она вас узнает.
— Да уж конечно. Полагаете, она своих зарубок не помнит?! Операцию нужно сворачивать.
— Прекратите молоть чушь, — холодно сказала трубка — акцент говорящего выдал смехотворную 'цушшь', но Гид закрыл глаз и попытался взять себя в руки — работодатель шутить не любит.
— Хорошо, она здесь, и, видимо, не одна, с группой, — вслух неторопливо размышлял Иванов-с-акцентом. — Что это меняет? Город огромен, знает в лицо она исключительно вас. Каковы шансы, что наши конкуренты выйдут на след? Остается чуть более суток, завершим работы, далее вы благополучно отбудете домой.
— Вы ее не знаете, — тоскливо вставил Гид. — Найдет. Это такая стерво...
— Успокойтесь. Сейчас вы в полнейшей безопасности. Выпейте немного коньяку, отдохните. Вечером займетесь работой по дому с красными колоннами и все. Финал.
— Она меня знает в лицо, — напомнил, утирая лоб, Гид.
— Что с того? В городе два с половиной миллиона людей. Случайная встреча абсолютно исключена. Главное, не делайте глупостей, доведите дело до конца. Со своей стороны мы займемся этой внезапной гостьей.
— Мой совет, господин Иванов, — обезвредьте ее сразу, как только найдете. Издали. Без разговоров. Никаких близких контактов!
