Неизвестно, что произошло там, в хорошо всем известном дворце, но Фредди на следующий день явился в студию чрезвычайно бодрый и веселый, а в глазах его тихо светилась мудрость веков.

Теперь Дикон всегда имел с собой на крайний случай фляжку чаю с водкой. Как только Фредди собирался устроить разнос или отнять у Джона его хорошую песню, ему подносили стопарик, и очень скоро Фредди становился добрым и веселым. Он каялся перед Джоном, целовал Брайана, не плюясь, и обещал Роджеру, что обязательно купит ему на день рождения ударную установку в два раза больше имеющейся!

Однажды Джон коварно поднес ему свой стаканчик как раз на Роджеров день рождения. Пьяненький Фредди отслюнявил фунты и вручил их Роджеру, который побежал и тут же купил себе установку. А Фредди на следующий день был избит. Фредди, кричала Мэри, обрушивая на него книжную полку, ты негодная скотина и сарынь на кичку, коли пропиваешь отпускные! А ведь мы должны были ехать на пляж Малибу, вопила она, меча в него обувью! А теперь я вынуждена провести весь отпуск дома, как собака овчарка на цепи, орала она, поддавая совершенно опупевшему Фредди ногой!

— Рожа! — слабо крикнул Фредди, загораживаясь подносом.

Так его еще и этим подносом сверху отполировали!

В общем, не повезло ему в тот день.

Наутро Фредди приплелся к Джону, и, как и было обещано ранее, плюнул ему в шляпу. Джон не обиделся, а плеснул ему еще. Вскоре веселый Фредди попросил у Джона еще немного с собой и на негнущихся ногах побежал к Мэри. Вскоре к Джону ввалилась вдребезги пьяная сладкая троечка — Фредди и Мэри вкупе с прицепившимся к ним где-то по дороге Роджером.

— Ты знаешь, — заплетающимся языком разъяснял Джону Фредди. — Мы плясали. Мэри плясала, и я плясал, и Роджер плясал. А потом Роджер плясал, Мэри плясала и я плясал.

— И я тоже плясал! — ввязался Роджер, пытаясь показать, как он плясал.

— Да, и он плясал, — подтвердил Фредди. — А уж как я плясал! Дай поцелую.

Он полез целоваться, но Мэри дала ему в жбан и полезла целоваться сама. Фредди дал ей в жбан и полез целоваться с Роджером. Роджер дал Джону в жбан и полез целоваться к Мэри. Вскоре нельзя было разобраться, где чья невеста и кто с кем целуется, так как на шум, звуки поцелуев и гулкие удары в жбан явилась жена Джона и стала лупить всех без разбору. Ей услужливо поднесли стакашек, последствия чего оказались совершенно необратимыми...

Беспробудное пьянство шло две недели с хвостиком. Потом как-то вдруг стало известно, что новый альбом квинов "A Night At The Opera" уже выпускает один оскорбленный донельзя Брайан. Всем стало стыдно, и имело место расползание по домам. Хотя многие были недовольны, а некоторые вообще были бы не прочь еще с недельку поползать в канавах и попугать одиноких прохожих...

Закончить эту картинку надо бы на оптимистической ноте. Но мы нот не разумеем, поэтому скажем просто, что Джон наконец смог дать название старинному напитку. Название родилось такое — "Группенчайка". Запоминается и напоминает...

/ — картинка N 39 — / НОЧЬ В ОПЕРЕ, или ЧЕГО ТАМ ДЕЛАТЬ-ТО, НОЧЬЮ? /

Однажды мы нашли окончание картинки про бегонию! Ловко! И теперь, как почетные кудесники-любимцы богов, мы его вам поведаем. И, кстати, заранее оговоримся: эта картинка — сплошное паскудство, потому что в ней много слов и мало смысла. Желающие могут ее пропустить. А другие желающие могут законспектировать. Это уж смотря, чего вы желаете. Понятно? Понятно. Значитца, можно и начинать потихоньку.

Однажды Роджер объел все цветы с подоконника и улегся спать в аквариуме, предварительно выпив всю воду и аккуратно сплюнув рыбок в банку. Увидя такую поразительную картину, Фредди не удивился, не рассердился, и даже не налил в аквариум кефиру, что бы он сделал в другое время. Сейчас Фредди просто покачал головой и сказал:

— Понятно. Не заметил, как осень пришла.

И Фредди уселся писать песню. Про море. Он недавно был на море, ясно? Вот и стал в азарте одной рукой строчить песню, а другой — кормить рыбок. В аквариуме-то Роджер спит, кричало ему подсознание, но, забитое в уголок мощно ворвавшимся в мозг Фредди вдохновением, заткнулось и перестало.

— Ах-кха! Ах-кха! — понеслась из аквариума бравая песнь.

То Роджер, которому мотыль набился в нос и в рот, спел гимн солнцу. Да так смачно он чихал и кашлял, что Фредди, уловив в сих отправлениях организма мелодию, вслед за "Свиданием на берегу моря" написал еще и "Смерть на двух ногах". Имелся в виду квиновский кровосос-продюсер Норман Шеффилд, который как-то здорово перепугал всю группу, придя к ним в студию в плаще с капюшоном и при косе в одной руке. В другой же руке мистер Смерть держал приказ о повышении арендной платы за пользование студией.

— Нормально все, — сказал Фредди с удовлетворением, ставя в конце песни жирную точку.

— Чжищ-хи! — высказал свое мнение Роджер.

Во все стороны полетели кусочки мотыля и трубочников.

— Пойдите и вытруситесь, — в приказном порядке заявил Фредди. — Иначе вам не быть в наличии! — и он потряс расписанием записи альбома.

Роджер в панике побежал в ванную. Фредди с хрустом покрутил шеей. Из ванной вскоре раздалось мелодичное журчание, а затем блаженный крик Роджера. Фредди, которого журч настроил на романтический лад, принялся строчить новую песню. В это время зазвонил телефон. Фредди взял трубку и стал отвечать, механически пробегая глазами тексты в своей клеенчатой тетради.

— Але? Мэри? Здравствуй, Мэри! Понимаешь, в понедельник утром на работу, а я хотел бы...

Из ванной внезапно вышел Роджер, завернутый в полотенца, как мумия. Взмахивая краями банной простыни, он заголосил:

— Я люблю-у-у мою ма-ши-и-ину! Я-а люблю-у-у-у...

Фредди оскалил зубы. Роджер успокаивающе показал ему ладонь, взял со стола ручку и бумагу и ускользнул в другую комнату.

— Яйкс! — это Фредди стукнулся неубранными зубами в трубку. — В смысле, в воскресенье мы пойдем с тобой гулять, вот чего! Как в субботу? Сама иди в свою субботу! Мне нельзя. Я буду в трауре. По курочке. Которую я буду кушать в субботу в обществе нашего руководства. Тебя? Нет, тебя не ждут. Ты там никто. А я там — все. Вообще, кто лучше знает? У меня тут в тетрадке написано — в воскресенье! То-то же!

Он брякнул трубку на рычаг и расхохотался.

— Отмазались! — сыто сказал он, дохнув на ногти и потерев их об халат.

Тут вошел Роджер и сказал:

— Смотри — песенки.

— Ты лучше смотри! — и Фредди ткнул его носом в тетрадь. — Это у тебя песенки. А у меня — гимны! Нетленки! Меня будут помнить по одной только фразе из "Смерти на ножках": "Ты мне все мозги зас...л"!

— Гений! — с отвращением произнес Роджер. — Про машину-то небось нигде ничего?

— Какую машину? — осовел Фредди.

— Мою! — запальчиво сказал Роджер. — Новую! И я ее люблю!

— Жениться тебе пора, — хмыкнул Фредди.

— Так я ж женат. Да и песня-то — во! — оттопырил большой палец Роджер. — Чмокнуть!

— Чмокни, — сказал Фредди кокетливо, подставляя щеку.

Роджер отпрыгнул.

— Пакость какая! — продребезжал он. — Я про песню! Вкусная!

— Дай-ка, — ворчливо сказал Фредди, отнимая у него листок. — Сам не похвалишь... У! Класс! Я даже представляю, как я ее буду петь!

— Это Я ее буду петь, — отрезал Роджер. — Че все ты да ты?

— Приятное разнообразие? — саркастически усмехнулся Фредди. — Ну давай, давай. Все-таки хоть какой-то контраст... Вот тогда-то все сразу поймут!

— Что поймут? — глаза у Роджера стали узкими и злобными.

— Что мы с тобой — это певцы, во какие! — уклончиво отозвался Фредди.

— Здорово! — подпрыгнул Роджер. — Погоди. Так я же уже пел раньше в альбомах!

— Да что ты? Я как-то не замечал.

— Да я классно пою! Люди меня помнят!

Он вдруг задергался, как паралитик, и завопил:

— Новый! Рок-н-ролл! Новый! У-у-у! Ты проиграла! И-и-и! Проиграла!

Фредди молча смотрел на ужимки и прыжки коллеги, а потом заметил:

— Да, ты знаешь, публика действительно тебя любит. Какая-то ее часть. Когда ей разрешают поставить в палату магнитофон.

— Злодей! — сердито закричал Роджер. — Ты унижаешь меня как личность!

— Как личность, — спокойно откликнулся "злодей", — ты деградировал еще в далеком семьдесят первом. Когда позвал меня в группу. Это был твой последний сознательный поступок.

Роджер обиделся и ушел. В угол. Там стоял бар. И там он взял бутылку и присосался к ней. Когда она опустела, ему резко стало плохо и он убежал в неизвестном направлении, но опять не навсегда.

Тут опять раздался звонок, но, на счастье Фредди, в дверь. Фредди побежал и открыл дверь на цепочку.

— Чего надо? — спросил он страшным голосом.

— Телеграмма, — пропищали снаружи, прячась за косяком. — Телеграмму хотим вручить.

— Так вручайте! — очень страшным голосом сказал Фредди.

— Расписочку бы, — прошептали снаружи. — Документик все-таки.

— Расписочку?!! — совсем страшным голосом прорычал Фредди. — Документик?!!! Давай сюда!

В щель была угодливо просунута ручка, причем гонец с тщанием держал ее за самый кончик, чтобы получатель с таким голосом, не дай Бог, не схватил бы его и не затащил в дом, а уж там..!

Фредди расписался, и ручка была мгновенно выхвачена из его рук, вместо нее ему всучили бланк, после чего раздался дробный топот, а в дверь забарабанили комья грязи, метаемые ногами утекающего.

— Телеграмма! — прокричал Фредди от порога. — От мамы! Мама! У-у-у-у!

Он бережно сложил бланк и покачиваясь, нежно пропел:

— Дорог мне любой пустяк!

— Мой ручей совсем иссяк! — тревожно прокричал ему в ответ откуда-то Роджер.

— Где ты там? — удивился Фредди.

— Где-где, — был сварливый ответ. — Не мешай. Ты прерываешь процесс.

— Ясно, — кивнул Фредди. — Но если хочешь быть моим соавтором...

Хлопнула дверь, и Роджер, подтягивая штаны, явился во всем своем великолепии.

— Двинули! — и Фредди дал отмашку, после чего оба красавца начали надсадно выкрикивать фразы — по мнению Фредди, чрезвычайно важные и глубоко философские, без которых новая песня, долженствующая стать суперхитом — "Богемская рапсодия" — просто не могла бы стать таковым:

— O mama mia, mama mia! — ревел Фредди.

— Mama mia, let me go! — вопил Роджер.

— No-no-no-no! — махал головой, не соглашаясь, Фредди.

— For me-e! For me-e! — умоляюще визжал Роджер.

...Наконец Фредди отвалился на спинку стула и просипел:

— Как мне кажется, тональность была выбрана верно.

— Так чего? — засуетился Роджер. — Давай писать?

— Все уже записано, — Фредди показал на шнур с микрофоном, змием свешивающийся с потолка. — Видишь, какой я подлый? Осталось только свести.

— Ты уже свел. Меня с ума, — сказал смертельно обиженный Роджер. — Это мой дребезг ты записывал, дабы оставить потомкам? Чтобы они хором надсмеялись надо мною?

— И публично сожгли твой портрет, — весело сказал Фредди. — Точно. Я этого и хотел. Но теперь ты стал знаменит благодаря этой удивительной балладе.

— Уже? — вздернулся Роджер.

— Конешно, — подмигнул Фредди. — Мы уже давно в прямом эфире! Ха-ха-ха!

Фредди демонически захохотал, а Роджер испуганно вертелся, пытаясь нащупать взглядом скрытую камеру.

— Не вижу ничего! — кричал он. — Почему не показывают? Куда улыбаться?

— Нас слушали по радио, — пояснил Фредди. — И мы уже все записали. Пока ты ушами хлопал. А сейчас пойдем в студию и там все окончательно сведем. Пошли?

Но Роджер уже сидел, бессмысленно отклячив губу, и раскачиваясь на стуле, бубнил одну и ту же фразу: "Ясно откуда ветерок-то! Ветерок-то дует!".

— А это в кассу! — потер руки Фредди. — Эту фразу в конце пустим. В общем, побежали.

— Не пойду, — вдруг сказал Роджер. — Попроси, как следует.

— ПШЕЛЛЛ! — и Роджер, даже забыв тапки и барабанные палки, помчался в студию, подгоняемый ласковыми тумаками и криками: "Зато завтра ты проснешься знаменитым!". Роджер не особо верил, но прибавлял ходу.

— Только знаешь чего? — сказал Фредди кротко Роджеру, когда тот ворвался в студию, желая рассказать всем и каждому (то есть Джону, который ковырялся в усилителе, Мэя почему-то еще не было) о своем гигантском вкладе в мировую культуру. — Только я все наврал. Никто тебя не слышал. Мы просто попели вдвоем. Здорово?

Роджер уже хотел разорвать Фредди и съесть его самое вкусное, запивая теплым кьянти, но тут в студию ворвался сияющий Брайан с цветочным горшком в руках...

Теперь-то вы догадались, что нашлось окончание про бегонию? Хо! Ну, вот теперь все в порядке, можно звонить.

...Брайан, выйдя из студии, подмигнул Роджеру, довольный тем, что удалось насолить этому противному Фредди. Роджер принял намек на свой счет, хищно откусил кусок от бегонии, кою Брайан держал в руках, и принялся пережевывать, смачно сплевывая невкусное прямо на землю! Точнее, прямо на ботинки Брайану.

Мэй с минуту молча смотрел на оскверненное растение, потом еще минуту — на ботинки, затем его проняло, он воздел над головой горшочек и с гортанным криком грохнул его об голову Роджера...

Фредди вышел на звон и похлопал в ладоши.

— Браво! — рявкнули рядом.

Фредди подпрыгнул, и оглянулся. Возле него стоял Джон и ласково смотрел ему в ухо.

— Чего уставился, пудл? — свирепо спросил у Джона Брайан.

Роджер флегматично доедал цветок.

Джон флегматично въехал Брайану в ухо.

Фредди так хохотал, что ему стало плохо. Чтобы ему снова стало хорошо, он попрыгал. И наступил на лапу своей любимой кошке, котрую везде таскал с собой, даже в студию. Она вышла посмотреть, что за шум, и на тебе — лапу растоптали! Разумеется, она тут же издала индейский клич и повалилась наземь, размахивая неповрежденными лапами.

Вот тут-то Фредди перепугался по-настоящему! Он принялся стонать. Настонавшись, он присел и закричал:

— Йооодууу!

Джон, как самый запасливый, метнулся в карман. В кармане йоду не было, но был мед! На хлебушке. В виде бутерброда. Но мед Дикон никому и никогда бы не дал! Поэтому он кинулся домой за йодом. Домой к Фредди, так как дома у Джона тоже, кроме меда, ничего не было. Фредди же схватил кошку за хвост и последовал на Джоном. Дома он затащил обезумевшее животное в ванную — необходимо же было промыть рану! Вернулся он оттуда мокрый и исцарапанный. Кошка же безвольно свисала у него с рук — ее, видимо, разбил какой-то кошачий паралич.

— Йоооооодуууууу! — завопил Фредди еще сильнее, так как йоду требовалось уже в два раза больше.

— Мы здесь, мы здесь! — откликнулся хор голосов, и в дом ворвались Дэвид Боуи, Элтон Джон, Фил Коллинз, Дэйв Кларк, Кенни Эверетт и Мэри Остин. Последним зашел Стинг и аккуратно закрыл за собой дверь. Которая тут же распахнулась, основательно съездив его по затылку. Это прибежал запоздавший Рой Томас Бейкер.

— Йод принес? — строго спросил Фредди.

Бейкера так поразил тот факт, что он должен был принести кому-то йод, что он разревелся и ушел. Фредди махнул рукой, заявил: "Слабачище", и тут!